Последняя грань свободы

      — Что ты здесь делаешь, Настя?       Если бы взглядом можно было убивать, я, наверное, в этом преуспела бы. Но увы — Настя всё так же продолжала стоять напротив и беззаботно улыбаться, после чего медленно раскачала в руке большой пакет, предположительно набитый моими вещами. Ясно. Мама решила не утруждаться дальними поездками, а моя любимая сестрёнка любезно согласилась на эту услугу. Кажется, я даже догадывалась, что её причина это сделать сейчас сидела в гостиной и монотонно листала каналы на телеке, отвлекаясь только для того, чтобы изречь очередную «очень смешную» шутку.       — Уходи, — я выдернула из её рук пакет и швырнула в угол, а затем указала на дверь. — Я сказала, уходи, ты что оглохла?       Но уходить Настя не хотела совершенно. С ухмылкой осмотрела меня и пожала плечами, игнорируя просыпавшуюся внутри меня к ней ненависть, которую мне приходилось каждый раз сдерживать. Но сейчас злость, обида и гормоны вовсе не хотели работать на моё успокоение, так что я могла лишь стоять и трястись от ярости, пока сестра спокойно улыбалась, словно я была недоразумением.       Я бы что-нибудь с ней сделала. Во мне никогда не было тяги к насилию, но сейчас весь мир слегка накренился и замер в таком неправильном положении. Настя посмела появиться в его квартире, стоять в его прихожей и улыбалась, не чувствуя даже малейших угрызений совести от того, что с ним случилось. За это она вполне заслужила быть хотя бы слегка расцарапанной или…       Я даже не успела додумать, не то что что-то предпринять, когда почувствовала, что попала в кольцо чьих-то рук, и попыталась выбраться, но держали крепко. Спустя пару секунд лишь одной неконтролируемой злобы, наконец, включился мозг и подкинул понимание того, что человеком у меня за спиной мог быть только один Саша, который, наверное, вышел на мой слишком громкий голос, которым я разговаривала, чтобы прогнать отсюда постороннего.       Очередная попытка выбраться увенчалась полным провалом. Я оказалась заброшенной одним движением на плечо парня, где проболталась пару секунд, а затем он поставил меня на пол уже в совершенно другой комнате и захлопнул дверь, даже не удостоив взглядом. В прихожей же раздалась приглушённая ругань, единственная разрушая воцарившуюся тишину вокруг меня.       Нужно было узнать, что там происходило и что он доказывал. Унижал меня, соглашаясь с сестрой? Вероятно. Или тоже пытался её выпроводить? Нет, у Саши, в отличие от меня, был какой-никакой здравый смысл, которым он просто не видел необходимости руководствоваться во многих своих поступках.       Я медленно опустилась на ближайший диван и уронила голову на ладони, закрывая лицо. Слабость и опустошение свалились на меня так внезапно, что у меня больше не оставалось никаких сил на то, чтобы сдвинуться с места. Хотелось только сидеть здесь, игнорировать бегущие по щекам слёзы и… быть абсолютно равнодушной.       Хотелось наплевать на всё и всех. На Сашу, которого абсолютно не волновала я и тем более не волновали наши дети. Я невольно дёрнула рукой и коснулась ей собственного живота. Плевать на Настю, которая так легко играла с чужими сердцами, разбивала слишком хрупкие игрушки и убивала людей, как оказалось, не только морально.       Это всё ещё приносило боль.       Я медленно легла на диване, не убирая ладонь от живота, а другой рукой сжала ткань рубашки в районе сердца и подтянула колени к самой груди, ощущая лишь нарастающую боль, что локализировалась не пойми где. Это было не сердце, но что-то очень близкое. Тянущая боль внутри убивала, не давала успокоиться и лишь вновь и вновь наносила удары.       В попытках сбежать от самой себя я скатилась на пол и уткнулась носом в мягкий ворс ковра, будто должно было стать легче. Не стало, потому что я знала, что каждый день не давало мне вдохнуть полной грудью. Чувство вины. Боль утраты. И раскаяние. Я ведь могла всё изменить, но не стала, позволив этой дурацкой смерти случиться. И я, как бы не хотела обвинять одну Настю, тоже была виновата.       А ведь всё могло быть иначе.       Слушая собственные всхлипы, глядя на мокрый след на ковре от слёз и слушая отдалённую перепалку Саши, я устало закрыла глаза и постаралась отгородиться. Уснула беспокойным сном, трясясь не от холода, но от одиночества, и проснулась от дрожи, которая никуда не исчезла, но с которой нужно было, необходимо было бороться.       Я с трудом поднялась на ноги, опираясь сперва на сидения дивана, после на подлокотник и стену. Хотелось рухнуть обратно, но организм требовал своё, чтобы я в ближайшем времени не умерла от недостатка воды. Рука соскочила с дверной ручки, однако, со второго раза мне всё же удалось открыть дверь и переместиться из комнаты в коридор.       На улице вечерело. На город опустились сумерки, и я в полутьме обернулась в сторону кухни, искренне надеясь, что не споткнусь, пока дойду до неё, иначе подниматься я бы уже не стала, смирившись со всем на свете. Всего один шаг, два, три — и я замерла, не в силах больше сдвинуться от происходящего.       Не нужно было стоять у самой двери спальни, чтобы оказаться свидетелем. По ту сторону двери было наверняка удушающе жарко, были беспорядочные движения и плохие поцелуи. По крайней мере, мне казалось, что всё было именно так, когда я стояла в коридоре и невольно слушала сладкие постанывания, приглушённый шёпот, которым девушка звала Сашу снова и снова, ритмичные влажные шлепки и тяжёлое мужское дыхание.       Голова снова пошла кругом, и я вновь схватилась за свою единственную опору: опёрлась ладонью о стену. Да, Саша никогда не утверждал, что страдал моногамией. Да, он всегда говорил, что в его постели не станет меньше девушек. Но я не могла даже представить себе, что он посмеет провернуть всё, зная, что я была в соседней комнате. Что я буду вынуждена слушать эти совершенно мерзкие звуки. Что это будет секс с моей сестрой.       Совершенно забыв о жажде, я буквально сбежала обратно в гостиную и снова устроилась на диване, обнимая себя. Стоны становились сильнее, громче, переходили в короткие вскрики, и я закрыла уши ладонями, лбом уткнувшись в колени. Я словно сходила с ума от презрения к ситуации. Мы оба были взрослыми людьми, оба не видели ничего грязного в сексе, но он не имел права поступать… так.       — Я, пожалуй, схожу с тобой, детка.       Голос Саши раздался так громко, что я испуганно распахнула глаза, подумав на секунду, что он находился со мной в одной комнате, где стемнело ещё больше, а для того, чтобы увидеть очертания мебели, нужно было напрягать взгляд. Из приоткрытой двери его спальни в коридор лился поток света, но ни парня, ни Насти нигде не было видно. Вероятно, Саша повел мою сестру с замашками шлюхи в другую локацию, предположительно, на кухню. Что ж, за столом я, пожалуй, есть прекращу с этого вечера.       Я выждала около десяти минут, напряжённо вслушиваясь, а затем бросилась к ванной, надеясь скрыться там и умыться от слёз, пока Саша будет занят своим удовлетворением на кухне. Мне удалось лишь сжать дверную ручку и приоткрыть дверь, а затем я поняла, как сильно ошиблась, предположив, что отец моих детей и сестра занялись своей страстью друг к другу в комнате, где положено было завтракать, обедать и ужинать.       Обнажённая спина Насти, представшая передо мной во всей красе, немного мешала обзору, но всё же не ограничивала его полностью. Я видела, как забитые чернилами руки Саши сжимали у него за спиной раковину, к которой он прислонился бёдрами, как под бронзовой от загара кожей ходили мышцы и как от удовольствия парень прикрыл глаза, пока рука девушки, лаская, быстро двигалась вверх-вниз по его крепкому члену. Он был увлечён, Настя стояла ко мне спиной — никто даже не заметил, что я сперва появилась, а затем спешно закрыла дверь, стараясь не стукнуть ей и не привлечь внимания, схватила свой кардиган и вышла к чёрту из этой квартиры, где проходила бурная ночь моей бывшей и будущей семьи. Лучше уж подъезд, чем соседство с кроликами.       Я присела на подъездную ступеньку и тяжело вздохнула, поправляя волосы. Хотелось остаться здесь, где было удобно, даже несмотря на твёрдый пол, однако, я почти сразу же почувствовала неприятный холодок и поднялась. Истерика истерикой, а безразличие безразличием, но про вред от сидения на холодных каменных ступеньках я ещё прекрасно помнила.       Я устроилась на качелях, где в такое позднее время уже не было детей, пока голову вновь и вновь заполняли совершенно ненужные мне мысли. Например, мысли о том, что сейчас происходило за окнами квартиры, которая должна была стать моим домом на много лет. Я не ревновала, ведь ревнуют только к тем людям, которые тебе дороги, но злилась. Злилась на сестру, которая претендовала абсолютно на всё, на что я просто однажды бросала взгляд. И злоба невольно толкала меня на совершенно гадкие поступки.       — Не опускайся до её уровня, — тихо и уверенно сказала я сама себе.       Бесполезно. Я могла повторить это ещё хоть тысячу раз, но чувство ненависти, тлеющее многие годы, вновь зажглось, и его было не так-то просто снова запереть в сердце и не давать ему воли. Нужно было быть всепрощающей для этого, а я не была даже близко.       Я сидела, раскачивалась на качелях ногами взад-вперёд и снова и снова вспоминала тот вечер, когда телефон вдруг зазвонил, а, взяв трубку, я услышала не привычный мягкий и соблазнительный голос парня, а чёткие слова совершенно точно незнакомой девушки. Я не могла её слушать и не слышала. Ревность заслонила все остальные чувства, и оставалось только крепко сжимать пальцами мобильный, стремясь не выплеснуть прямо сейчас все претензии об изменах. А ещё через секунду я захотела, чтобы моя версия оказалась правдой. Пусть он бы изменил мне с сотней девушек, переспал бы с каждой по несколько раз, в перерывах вешая мне лапшу на уши, но это всё равно было бы лучше, чем те слова, которые мне всё же удалось разобрать. Брат нашёл его слишком поздно, он потерял слишком много крови, он сделал это потому, что не смог бы жить без меня. Но я ведь была с ним.       Я судорожно втянула воздух и поднялась, полная странной уверенности. Смахнула с глаз злые слёзы, несколько раз моргнула, чтобы вернуть себе чёткость зрения и направилась обратно в квартиру твёрдым шагом. Настя не должна была снова подобраться к их семье: она и без того доставила им слишком много боли, и я была готова заставить её остановиться, даже если бы пришлось врать.       Было тихо и темно. Видимо, оба участника этой парочки слишком устали, погасили везде свет, заперлись в комнате и улеглись, наконец, спать. Неслышно передвигаясь по просторной квартире, я вскоре уже толкнула дверь спальни и подкралась ближе к кровати, игнорируя желание развернуться и сбежать.       Светлые волосы разметались по подушке и скрыли от меня лживое лицо сестры. Зато умиротворенное лицо спящего Саши в лунном свете было видно прекрасно, и, обойдя кровать, я тихо позвала парня, касаясь своими холодными пальцами его горячего плеча. Ноль реакции.       — Саша, — тихо, но резко, сквозь зубы позвала я снова и встряхнула его более ощутимо.       — Крошка, всё, тайм-аут. Я устал, продолжим завтра утром, — забормотал, наконец, Саша и зарылся ещё глубже в постель, а мои глаза закатились сами собой.       — Вставай, надо поговорить, — я вновь встряхнула его за обнажённое плечо и выпрямилась.       Все муки мира отразились на лице Саши в одно мгновение. В то самое, когда он, зевнув, с трудом разлепил глаза, потёр их ладонью и приподнялся на локтях, а затем резко выпрямился, сев с необычайным проворством.       — Аля! — воскликнул он от удивления слишком громко, так что с другой половины кровати наметились шевеления, на которые Саша обернулся, но которые очень быстро снова затихли, когда девушка просто накрылась одеялом с головой. — Аля, какого чёрта? — зашипел сквозь зубы уже окончательно проснувшийся Саша, вновь привлекая моё внимание.       — Я же сказала: надо поговорить, — шёпотом ответила ему я, игнорируя скептицизм в глазах своего собеседника. — Это очень важно.       — Знаешь, что сейчас важно? Высплюсь я или нет, — Саша лёг обратно и демонстративно стал искать позу поудобнее. — К тому же, солнце, мы не в тех отношениях, чтобы вести задушевные разговоры в такое время.       — Это касается Юры, — пробормотала я свой последний козырь и тут же откашлялась, чтобы парень не заметил, как дрогнул у меня голос.       Фраза произвела поразительный эффект: Саша вскочил с кровати, схватил меня за руку и выволок за собой вон из комнаты, чудом миновав все ступеньки подиума, на котором стояла кровать, без значимых потерь. Парень не потрудился надеть даже брюки, не говоря уже о футболке, так что мне оставалось лишь смотреть на широкую резинку его боксеров от «Кельвин Кляйн» и волочиться следом, поскольку вырвать руку не представлялось возможным. Саша же лишь грубо впихнул меня на кухню и развернул к себе лицом, а я с удивлением заметила то, какие молнии он метал в меня взглядом.       — Мама тебе про него рассказала, да? — спросил он, быстро сокращая расстояние между нами, которое я установила. — Хочешь спросить, что с ним случилось? — Саша всё наступал, а я делала маленькие шаги назад, пока неизбежно не коснулась спиной стены. — А это не твоё дело, поняла? Никогда больше о нём не спрашивай.       Он стукнул кулаком по стене, чтобы остыть, а я вздрогнула. Его гнев заставлял меня только молчать и смотреть в пол, не в силах вставить даже единственного слова. Саша же, сжав челюсть, кивнул и развернулся, собравшись уходить, а я, снова отключив разум, схватила его за руку и осторожно потянула обратно.       — Я знаю, из-за кого он покончил с собой, — не справившись с голосом, тихо прошептала я.       Вот оно. Вот, что заставляло Сашу теряться и быть уязвимым. Ему было наплевать на мать, на беременную от него девушку и на учёбу, но лишь упоминание о мёртвом брате выворачивало ему душу наизнанку.       Лицо парня преобразилось за считанные секунды. Гнев сменился удивлением, удивление странным выражением боли, исказившим его лицо, а затем снова пришла злость, плескавшаяся в серых глазах. Саша совершил несколько бесшумных шагов, остановился ко мне вплотную и, взяв за подбородок, заглянул в глаза.       — Кто она? — железным тоном спросил он, а затем сквозь неприступность послышалась мольба. — Прошу, скажи, кто эта тварь, — и в ответ я лишь нервно сглотнула.       Я. Это была я.       — Он встречался с Настей, когда все это случилось.       Мой голос был тихим, но твёрдым, а я окончательно лишилась совести и чувства вины. Но моя сестра давно этого заслужила! Заслужила. Заслужила, ведь?..       Тем временем Саша опустил руки, вновь предоставив свободу, и встал ко мне спиной, ладонями опираясь о подоконник. На его лице было пусто, и, как бы я не старалась, не могла понять, о чём он думал, вглядываясь в окна высоток напротив.       — Ты ведь сам понимаешь, что она… — я замолчала, раздумывая, но решила, что всё и так было очевидно. — Она никого не любит, кроме себя. И собиралась предать его, и… — боль от лжи была будто физической, и я то и дело замирала, не в силах быстро подобрать слова. Но на этот раз продолжать не пришлось.       — Я понял, — грубо прервал меня Саша. — А теперь забудь о Юре. И больше никогда, — он сделал ударение на последнем слове, — никогда, слышишь, не упоминай о нем.       — Теперь ты её выгонишь? — неуверенно спросила я, глядя Саше вслед, когда он совершил несколько шагов к двери.       — Кого?       — Настю, — я почувствовала себя какой-то идиоткой, когда парень замер, но не обернулся, так что зачем-то сразу же принялась пытаться всё объяснить. — Ну, я случайно увидела, как вы с ней… — я неловко перебирала пальцы, а Саша посмотрел на меня через плечо и вдруг усмехнулся.       — Крошка, иди проспись. Твоя сестра оставила твой хлам и уехала ещё днем.