Цвет морской волны

      Может ли ребенок любить? Безусловно, все дети всем своим сердечком любят своих родителей, сестрёнок и братьев, бабушек и дедушек. А вот может ли ребенок, ну пусть не такой уж и маленький, скажем, лет семи, любить по-настоящему другого, совсем постороннего человека…? Не знаю, не могу говорить и судить про остальных, но вот я любила, искренне и так сильно, что мне сейчас даже немножко не по себе. Что ж, мне было семь лет, я заканчивала первый класс, можно сказать дитя. Помню, мама постоянно делала мне хвостик на макушке, что-то вроде мальвинки, и закалывала все это дело огромным розовым бантом. И почему розовым? Мне всегда казалось, что этот бант больше моей головы раза этак в два. И каждый день я с этим царским бантом приходила в школу, все учителя вокруг умилялись и называли меня маленькой принцессой. Ох, да как они только меня не называли, и феей, и русалочкой (хвоста у меня не было, можете поверить, серьёзно), и птичкой, и зайчиком, и рыбкой, Господи, как будто у меня имени не было! Но, видимо, когда твоя мама по совместительству еще и замдиректора школы по учебной работе, тебя еще и не так будут называть её подчиненные.       Был конец апреля, по-моему, подходил к концу урок математики, когда в наш класс постучалась, а потом вошла Ирина Викторовна Скоробогатова, учительница русского языка и литературы в старшей школе. До сих пор отлично её помню, высокая и статная женщина с большими голубыми глазами, а из-за старомодных очков в роговой оправе они казались еще больше. Она тогда внимательно оглядела наш класс и, остановив свой пристальный взгляд на мне, громко проговорила: — Валентина Федоровна, я Мариночку заберу на десять минуточек, хорошо? Почему-то наша классная руководительница даже не спросила тогда, зачем Ирине Викторовне понадобилось меня куда-то забирать прямо с урока, она лишь кивнула мне, ободряюще улыбнулась, и я под её успокаивающим взглядом быстренько встала из-за парты, заправила за ушко непослушную прядь своих светлых волос и вместе с Ириной Викторовной вышла из класса. — Так, Маришечка, ты у нас будешь на последнем звонке звонить в колокольчик, я тебя сейчас познакомлю с нашими одиннадцатиклассниками, один из них как раз будет тебя нести у себя на плечах. Ты главное не бойся, он очень хороший! Честно признаться, я в тот момент жутко разволновалась и почему-то, даже еще не зайдя в актовый зал, вдруг поняла, что мой розовый бант тут сейчас вааааще не в кассу. Хотя, повторюсь, мне было всего семь лет, и моей любимой игрушкой на тот момент была кукла Барби, которую я назвала в честь любимой маминой певицы Кристины Орбакайте — Кристиной. Да, полет фантазии у меня был потрясающий, ничего не скажешь.       Когда мы с Ириной Викторовной вошли в актовый зал, мне сразу стало страшно, я жутко застеснялась всех этих взрослых дядь и тёть, хотя ребятам было лет по семнадцать-восемнадцать. И когда они все заулыбались при виде меня (наверное, я действительно в синем школьном сарафанчике с белой блузкой, и все с тем же треклятым бантом выглядела умилительно), я робко спряталась за внушительную фигуру Скоробогатовой. — Мариша, ну ты чего, — Ирина Викторовна одной рукой обхватила мои тощие плечики и вывела меня на середину зала, — вот, смотри, это Егор, он будет тебя нести! Учительница показала рукой на высокого темноволосого одиннадцатиклассника, он уверенной походкой подошел ко мне, присел на корточки и так улыбнулся… Я до сих пор помню эту улыбку… Наверное, именно в тот момент моя жизнь бесповоротно изменилась. — Привет! Я Егор, а ты Марина? Я только смущенно залилась краской и пролепетала в ответ что-то невнятное. Но Егор кивнул и улыбнулся мне еще шире. А я только стояла и смотрела в его лучистые глаза цвета морской волны и на его ямочки на щеках. — Так, ну что, давайте прорепетируем. Егор, бери Маришу на руки! Подозреваю, что в моих большущих карих глазах отразилось что-то наподобие ужаса, поскольку Егор тут же бережно протянул ко мне руки и тихо произнес: — Ну что ты, не бойся, разве могу я уронить такую принцессу? Но испугалась я вовсе не того, что какой-то малознакомый парень меня сцапает, нет, я, семилетняя девчушка, испугалась, что окажусь слишком тяжелой и Егор разочаруется во мне. Одиннадцатиклассник осторожно подхватил меня на руки и усадил к себе на плечо. Затем Ирина Викторовна вручила мне колокольчик и велела нам с Егором пройтись по залу и немного «позвенеть».       В общем, на следующее утро я заявила маме, что больше никогда в жизни не надену этот дурацкий розовый бант. А еще, с того утра я каждый день выискивала взглядом в коридорах школы своего Егора, и, когда мне выпадало великое счастье лицезреть его, мои губы расплывались в блаженной улыбке, а крошечное сердце в волнении замирало. Я считала дни до последнего звонка. В маленьком календарике с изображением олененка Бэмби на обратной стороне я красным фломастером вычеркивала каждый прошедший день.       Тот последний звонок я запомнила в мельчайших деталях. Но самое главное, с самого утра и практически до вечера Егор крепко держал меня за руку и ободряюще мне улыбался. А потом мама забрала меня с праздника, искренне не понимая, почему у меня в глазах стоят слезы. Она завезла меня на машине домой и поручила бабушке включить мне любой мультик, какой я только захочу. Но мне не хотелось ничего смотреть, я взяла из игрушечного домика для Барби свою Кристину и отправилась вместе с ней к себе в комнату и весь вечер оттуда не выходила. Так и уснула вместе с ней, прижав её к груди и свернувшись клубочком на диване, правда, до этого я усердно размазывала ладошками по щекам горькие слёзы, и считала, что всё в этом мире жутко несправедливо, потому что Егор, когда я уходила вместе с мамой из актового зала, пригласил на медленный танец свою длинноногую одноклассницу Алёну, и даже не заметил, что я ухожу…       Утром за завтраком мама смотрела на меня долго и ласково, как умеют только мамы. Потом она нежно потрепала меня по волосам и положила передо мной на стол красную гвоздику. — Это Егор просил тебе передать. Он сказал, что ты настоящая умница, так хорошо держалась весь праздник. Мама улыбнулась, чмокнула меня в макушку и пошла собираться на работу. А я долго зачарованно смотрела на гвоздику, искренне веря, что Егор подарил её мне вовсе не как девчонке-первокласснице, а как, как… Как если бы он подарил эту гвоздику той же Алёне.       Я многого в то время не понимала, но моё крошечное сердце сделало тогда свой выбор, наверное, против моей воли, вопреки всему — возрасту, мировосприятию, и тому, что мне предстояло прожить еще целую жизнь без него, без моего Егора.       Это сейчас, бережно держа в ладони ту самую красную гвоздику, но уже почти полностью иссохшую, и глядя на большой настенный календарь, я удивляюсь, как же так быстро пролетели все эти годы… Но тогда, в далеком 2000 году, живя своей мечтой о том, что когда-нибудь я вырасту, и Егор обязательно меня полюбит, мне казалось, что время нарочно тянется бесконечно долго. Больше с того памятного последнего звонка мы с Егором не виделись, родители практически на следующий же день отвезли меня на дачу к бабушке и дедушке, и все лето я, качаясь на больших деревянных качелях, самозабвенно рассказывала своему деду о том, что есть в мире такой распрекрасный мальчик Егор Крутов, а дедуля добродушно посмеивался и уверял меня в том, что нам муж с такой фамилией не нужен. Нужен, еще как нужен.       Практически всю начальную школу я надеялась, что Егор как-нибудь заглянет к нам, придёт на встречу выпускников, но за все три года он так и не появился. Потом моя мама решила, что мне нужна школа получше, здесь, видите ли, уровень образования упал и с этим нужно срочно что-то делать. И в пятом классе меня перевели учиться в другую школу, гимназию с математическим уклоном. Учиться там было очень тяжело, преподаватели с нас требовали будь здоров, а свободного времени вообще почти ни на что не оставалось. И постепенно образ Егора начал вымываться из моей памяти, мои детские чувства потихоньку притуплялись, но не забывались, нет. До самого последнего момента я верила, что именно он моя судьба, и что мне просто нужно, то еще немножко подрасти, то поумнеть, то еще капельку подождать. Я отчаянно сопротивлялась всем попыткам моей мамы свести меня с сыном её лучшей подруги, все эти поползновения начались, когда я перешла в одиннадцатый класс. Мама могла часами мне рассказывать о том, какой Максим замечательный парень, но я всегда ей отвечала, что мне никто не нужен, и что учеба для меня сейчас самое главное в жизни       Потом был институт. Я поступила на математический факультет Российского Университета Дружбы Народов, училась прилежно, и все так же верила, что в один день мы непременно встретимся с Егором, иначе и быть не может. За мной ухаживали парни, не буду скрывать, я вовсе не была затворницей, и, в общем-то, внешностью Бог меня не обделил. Мой одногруппник Лёша даже замуж меня звал на четвертом курсе. Но я только с неприступным видом отклоняла все его попытки добиться моего расположения, и верила, верила… Пока однажды случайно не встретилась со своей одноклассницей по старой школе, Анютой. Анюта была младшей сестрой Андрея Лаврова, одноклассника Егора. Чудесным майским вечером, сидя на набережной Москвы-реки и попивая темное пиво из банок, Анюта поведала мне о том, что два месяца назад ее брательник напился в слюни на свадьбе своего друга и приперся домой только через два дня после торжественного события. На мой вопрос: «а чья свадьба-то была?», я услышала простой, такой лёгкий ответ — Егора Крутова. Я улыбнулась, хотя хотелось в голос разрыдаться, сделала большой глоток пива и ровно в ту секунду не сказала, нет, приказала себе больше никогда не думать о нем. Больше никогда.       Сначала было тяжко. Мой внутренний голос коварно нашептывал мне что-то вроде: «Да ладно, жена не стенка, подвинется. Да может они вообще разведутся! Да что ты так паришься, всё будет нормально!» Не знаю сколько времени мне понадобилось на то, чтобы окончательно собрать себя, но однажды я проснулась и поняла, что вот оно… Отпустило. И мир вокруг вдруг как-то лучше стал, и Киселёв* со своими вечными претензиями к западным политикам перестал раздражать… И с работой повезло, вот ведь правда, жизненный баланс — где-то потерял, а где-то нашел.       И в двадцать два года у меня началась новая, совершенно замечательная жизнь. Ну, почти. Меня пригласили работать менеджером в московское представительство одного восточноевропейского банка, в общем-то, не по профессии, но кто из нас сейчас после института идет работать по специальности? Единицы. И как-то всё пошло. Коллектив мне попался очень хороший, начальство особо не донимало, а через два года мне даже удалось купить собственную машину. Конечно, родители помогли, но все равно я считала себя практически Тони Старком. Не знаю почему именно им, но он всегда мне больше других мстителей нравился. А еще через полгода в правый бок моей новенькой серебристой тойоты короллы въехал какой-то мудак на черном джипе…       Я даже сначала не поняла, что произошло. Просто на повороте к супермаркету мою машину резким ударом повело в сторону, а еще через минуту, или секунду, в мое окно начали громко стучать и что-то кричать. Я испуганно вжалась в кресло, глубоко вдохнула и аккуратно повернула голову вправо. Окно вдребезги разлетелось, осколками оказалось усеяно кресло и пол салона. А еще мой пуховик и джинсы. И, похоже, несколько осколков прошлось по моему лицу. И тут меня начало потряхивать, а из глаз нескончаемым потоком хлынули слезы, еще через мгновение меня пронзил резкий порыв ветра. — Вы живы?! Сквозь слезы было довольно проблематично разглядеть человека, но, когда мужчина ко мне наклонился и начал ощупывать мои руки и ноги, я смогла увидеть его густую бороду и темные волосы. — Чёрт, простите, так… Не волнуйтесь, я врач. Переломов вроде нет… Мужчина перестал осматривать мои окоченевшие конечности и переключился на моё лицо, и в этот миг… О, лучше б не ехать мне сегодня в этот идиотский супермаркет… Лучше б не ехать. — Господи, вам осколком рассекло… Мужчина замолчал, и начал что-то судорожно искать в карманах своего пальто. Я постепенно пришла в себя, и вдруг осознала, что в данной ситуации самое страшное, это вовсе не то, что в меня въехали и разворотили мою машину, нет. Страшно, если Егор Крутов вдруг каким-то чудом меня узнает. — Так, наверное, надо вызвать ГАИ, или что там еще… Я сейчас не очень хорошо соображаю, но не могли бы вы отойти чуть подальше, мне нужно как-то вылезти из машины. — Да-да, конечно, простите. Вот, возьмите… Егор протянул мне пачку бумажных салфеток и опять стал пристально вглядываться в моё лицо. Я благодарно кивнула, дрожащими пальцами вытащила салфетку и, накинув на голову капюшон, отвернулась и осторожно прижала салфетку к щеке. — Вообще я уже вызвал ГАИ, как только все произошло. Я еще несколько минут пытался до вас достучаться, но потом понял, что время терять нельзя, вы ведь могли быть без сознания. В общем, я, кажется, сломал вам еще и дверь. Я повернулась и глянула на свою несчастную тойоту. — Главное все живы. Вы не пострадали? — Со мной все в порядке, а вот с вами…       Мы простояли так еще полчаса, потом приехали стражи порядка, потом выяснилось, что разойтись мирно и по-быстрому не получится, а потом Егор осторожно взял меня под локоть и предложил, пока гаишники тут разбираются, пойти посидеть где-нибудь в тепле. Я честно хотела отказаться, потому что… Да потому что это все равно, что гвоздем ковыряться в только что зажившей ране. Но Крутов почему-то настаивал и практически оттаскивал меня в сторону подальше от наших изувеченных машин. В конце концов я согласилась, и через какое-то время мы уже сидели в небольшой кофейне.       Он изменился. Сильно изменился, хотя, почему я так этому удивляюсь? Сколько лет прошло… Миллион, не меньше. Егор превратился из обаятельного красавца-выпускника во взрослого, состоявшегося мужчину. В уголках его лучистых глаз пролегли неглубокие морщинки, а ямочки на щеках теперь было сложно разглядеть из-за густой щетины. Одет он был в джинсы, рубашку и пиджак. Он практически не отрываясь смотрел в моё лицо… И это меня порядком начало нервировать. — Что ж, Егор… Простите, я не запомнила отчество… — Александрович, но лучше просто Егор. — Да, Егор Александрович, я вас очень прошу, не смотрите на меня так пристально, мне от этого неловко. Вот, еще кофе ваш остынет… Егор слабо улыбнулся и ответил: — Просто… Мы ведь с вами не первый раз видимся, я прав? Я уверен, что знаю вас, только вот не могу вспомнить… Мне не пришлось уверять его в том, что такое вряд ли возможно. Как когда-то, моя мама снова увела меня от Егора, но на этот раз я была ей очень за это благодарна. Мамуля весьма вовремя позвонила мне, и я под благовидным предлогом покинула кафе.       В тот вечер мою машину увез эвакуатор, и каким-то чудом мне удалось улизнуть с места происшествия раньше, чем Егор вызвал такси. Домой я приехала разбитая, уставшая и самая несчастная на свете. Потому что не отпустило. Не отпустило…       А спустя две недели мне позвонила Анюта Лаврова с предложением увидеться, посидеть где-нибудь, поболтать, да просто развлечься. Мы встретились в центре, немножко пошатались по ГУМу, а потом пошли в очень уютный ресторанчик неподалеку от «Площади Революции», в котором я еще ни разу не была. Аня сказала, что они часто с семьей сюда наведываются. Вечер был прекрасным. Ровно до того момента, как выражение лица моей одноклассницы в мгновение из абсолютно безмятежного превратилось в испуганное и какое-то… Виноватое, что ли. Я ничего не поняла, но тут же обернулась и замерла на месте. Прямо за моей спиной стояли Андрей Лавров и Егор. — Мариш, я тебя совсем забыла предупредить, в общем, ты же не против, если к нам мой брат со своим другом присоединятся? Егор, в отличие от меня, не был ни удивлен, ни расстроен. Он опять в упор глядел на меня, а я только нервно прокашлялась, повернулась обратно к Ане и вежливо проговорила: — Анют, ты знаешь, что-то я уже засиделась, а мне еще завтра на работу. — Нет, Марин, даже не мечтай так быстро от нас смыться, ты такая красотка стала, так что мы тебя никуда не отпустим, да я тебя тыщу лет не видел! — Андрей опустил свою руку мне на плечо, не давая встать. — Так, Маринка, давай двигайся, а ты, Егорка, садись рядом с Аней. Егор едва заметно нахмурился, но присел рядом с Анютой напротив.       Весь остаток вечера я старалась не смотреть на Крутова, делала вид, что очень внимательно слушаю душещипательный рассказ Лаврова о его непростых студенческих годах, хотя все мои мысли были только об одном, как бы поскорее отсюда уйти, и почему Егор Александрович в столь поздний час сидит здесь в ресторане, а не дома с женой, и вероятно, детьми. И да, наверное, просто это был не мой день, но именно в самый неподходящий момент Андрей решил пойти покурить, а Аня вообще куда-то незаметно испарилась. Егор встал из-за стола, медленно подошел ко мне и протянул руку… Совсем как тогда… — Потанцуем? Я нервно огляделась по сторонам, действительно, погруженная в свои невеселые думы, я сразу не заметила, что в ресторане все это время играла легкая плавная музыка, и несколько пар уже танцевали возле небольшой сцены. Я только кивнула в ответ, и опомнилась лишь в тот момент, когда руки Егора нежно, но в то же время крепко сомкнулись вокруг моей талии, и я услышала его тихий голос: — Как же долго я тебя искал… Всю жизнь, кажется. Мою маленькую принцессу с розовым бантом. Я тут же посмотрела ему прямо в глаза и захотела напомнить ему, что у него уже давно есть другая, законная принцесса, но он наклонился ко мне и поцеловал. — Я ведь уехал тогда, сразу после окончания школы. Родители настояли, чтобы я учился за границей. А когда вернулся, тебя и след простыл. Не знаю, поверишь ты мне, или нет, но почему-то все складывалось именно так, чтобы я не смог тебя увидеть. И вот, две недели назад, я чуть не покалечил тебя… Я тебя сразу узнал, точнее нет… Просто почувствовал, что это ты… А ты опять исчезла. Почему? Я осторожно высвободилась из его объятий и тихо ответила: — Потому что знала, что слишком поздно. Не дождался ты свою принцессу с розовым бантом. Егор мгновенно схватил меня за плечи, но тут же осторожно взял моё лицо в свои большие теплые ладони и негромко произнес: — Ты вышла замуж? Я лишь покачала головой и с грустной улыбкой проговорила: — Не я, ты женился. Егор нахмурился, но снова обнял меня и прошептал около моих губ: — Что за глупости, я никогда не был ни на ком женат, потому что последние десять лет мечтал только о том, что найду тебя и даже если не получится влюбить тебя в себя, все равно ты будешь моей… Он снова прижался к моим губам, и сквозь этот бесконечный, нежный поцелуй я почувствовала, как он улыбается. — Теперь ты от меня никуда не спрячешься, моя маленькая Маришка…       Он всегда дарит мне огромные букеты роз, тюльпанов, хризантем… И даже не догадывается, глупенький, что дороже той гвоздики для меня нет никакого цветка на свете. Я улыбаюсь, счастливо и немного глупо. Сегодня наша пятая годовщина со дня свадьбы, опять он придёт домой с охапкой лилий, или, может быть, принесет корзинку анютиных глазок. Егор… Милый.       Я осторожно вкладываю мою красную гвоздику в томик стихов Есенина, и иду открывать дверь ему, единственному.