Кровавая луна

      Я проснулась ранним утром, когда за окном ещё только начинало светать. В спальне было тихо, темно и холодно, и я накрылась ещё одним одеялом, чтобы окончательно не замёрзнуть. Понемногу боль в левой груди становилась сильнее, и скоро было уже трудно терпеть. Я потянулась к тумбочке, на которой стоял флакон с лекарством, но не смогла подняться. Боль слепила глаза, отключала чувства, я уже не могла дышать, почти ощущала, как костлявая протягивает ко мне руки, проснувшись от своего обычного молчаливого ожидания…       И тут всё кончилось. Боль отступила. Стянув мокрую от пота ночную рубашку, я отбросила её на пол и снова упала в кровать, надеясь хоть немного поспать. Поспать не получилось. Я думала не о боли вовсе, а о докторе, который был словно дверью в другой мир. К своему несчастью, я понимала, что отец никогда не позволит мне общаться с ним, если не считать редкого совместного ужина после осмотра, и это угнетало.       Прошло больше недели с его последнего визита. Мы жили на окраине в холодном туманном штате, окружённом лесами, а в округе все друг друга знали. Поэтому появление нового обитателя здешних мест все встретили с любопытством, порой переходившим все границы. Впрочем, разговоры немного смолкли, ибо все решили, что положение доктора в обществе было недостаточно высоким. У него было ни земли, ни плантаций, ни рабов. Доктор занял небольшой домик и нанял прислугу из числа белых, что многие восприняли с удивлением. Впрочем, прислуга не жила постоянно в его доме, и это тоже было новшеством для здешних мест. Его дом был скромен, построенный с пятьдесят лет назад, он не отличался особым изяществом. Розали Хейл во время наших занятий вышиванием украдкой шепнула мне, что в нём всего лишь три спальни, что по меркам здешних мест было просто хижиной бедняка.       Наш прежний доктор скончался от чахотки, и многие мили вокруг будто осиротели. Доктор должен был разъезжать по окрестным домам на лошади или в повозке. Работа была очень трудной, и мэр долго не мог никого найти, хотя даже повысил жалованье для потенциального доктора. Отец выписывал мне врача из ближайшего крупного города, находившегося в восьми часах езды на лошади, а в непогоду и того больше. Но, если помощь нужна была незамедлительно, оставалось лишь молиться. Поэтому его появление было благословением небес.       В среду посетила кружок вышивания, где и встретила Розали Хейл, в пятницу отужинала с семейством Вебер, а в воскресенье утром отправилась на воскресную службу. Словом, жизнь никак не поменялась, и только длинными холодными вечерами я могла предаться воспоминаниям о короткой встрече, которая произошла неделю назад. Только после ужина могла остаться со своими мыслями, ибо днём всегда была занята, а за ужином отец любил поговорить. Чаще всего он критиковал политику, проводимую Ван Бюреном. Отцу не нравилось, что восстания индейцев становились всё более часто, хотя чаще всего они проходили слишком далеко от нас, чтобы беспокоиться. Месяц назад по стране пронёсся сильнейший ураган, который не мог добраться до нас, но оставил страх в сердцах. Соседи только и говорили о раненых, убитых американцах, хотя, конечно, лично вряд ли знали жертв. Отец даже в урагане винил президента и надеялся, что на выборах, которые должны были состояться через полгода, тот с треском провалится и «отправится к чёрту или к проклятым французам, чёрт их дери». Дедушка моего отца был выходцем из британских земель и, как истинный англичанин, терпеть не мог беспорядка, разнузданности и французов. Он исповедовал англиканство, выступал за промышленную революцию и, готова поспорить, почитал королеву Викторию. По крайней мере, узнав о её свадьбе в феврале, он с трудом сдерживал слёзы. Порой мне казалось, что он хотел бы вернуться в Англию, но об этом, конечно, не могло быть и речи. Его дело было здесь, а в Англии все чаще и чаще стало слышно о чартистах. Они бастовали, закрывались целые заводы, и люди, оставшись без работы, умирали. Отец не слишком, конечно, хотел, чтобы я думала об этом, но не разговаривать об этом не мог.       На воскресной службе следовало бы молиться о наших солдатах, которые гибли сейчас от рук индейцев, но я, как умела, шептала просьбы о новой встрече со светловолосым доктором. Нет, я не могла и думать о том, чтобы иметь глупость потерять голову, но мне понравилось беседовать с ним. Болезнь отняла слишком много, но этого мне совсем не хотелось отдавать. Жаль, отец не позволит. У него только и разговоров, что о том, как выдать меня замуж, хоть за Эдварда Мейсона, хоть за любого достойного представителя местных богачей.       Эдвард Мейсон был картинно красив, богат, но я вовсе не хотела замуж. О нём вздыхала даже Элис, но он не обращал ни на кого внимания. Ходили слухи о его романе с русской, с которой он встретился в Нью-Йорке. Местные кумушки сплетничали, что они вступили в греховную любовную связь. Отец, услышав это от Розали, картинно закатил глаза и пробормотал: «Вздор», продолжая обсуждать с мистером Мейсоном возможность нашей помолвки с его сыном. Я боялась даже помыслить об этом.       Служанка пришла будить меня без четверти восемь. Я встала, чувствуя усталость, и оделась. Элис выбрала для меня необычайно красивое платье из зелёного муслина, которое освежало бледную кожу, но сегодня не помогло даже оно.       — О, мисс, вы так бледны. Нужно послать за доктором? — Со мной все в порядке, — совсем не надо было, чтобы отец переживал. Элис неловко улыбнулась и защебетала что-то о хорошей погоде и о предстоящем пикнике, после которого должны быть танцы. Я отказалась пойти на пикник, ибо не слишком любила подобные развлечения, находя их слишком утомительными. Однако по статусу была обязана посещать их. Мне даже выписали новое платье по моде: с короткими рукавами и открытыми плечами, кремового цвета, в котором я чувствовала себя неуютно. Элис, впрочем, пришла в восторг и с тайной завистью, для меня всё же очевидной, рассматривала платье, которое стоило примерно половину её годового жалованья. В наших краях одежда была показателем статуса в обществе, и отец никогда на неё не скупился, но мне это было чуждо.       В последнее время было только и разговоров, что о пикнике и последующем бале. Дамы готовили платье, слуги — угощение, хозяин — а им выступал мистер Вебер — место для пикника и залу для танцев. Музыкантами были рабы, которых мистер Вебер специально приказал обучить игре на музыкальных инструментах, и, надо сказать, у них получалось превосходно.       Близился вечер. Элис помогла одеться, убрала волосы, принесла шаль. Я занималась приготовлениями без особого удовольствия, но понимала неизбежность вечера. Мы прибыли к Веберам к шести, когда на улице уже было холодно. Выйдя из коляски, я кивнула знакомым, они тут же столпились, приветствуя новое лицо и радуясь ему. Розали Хейл выглядела лучше всех: ей шёл и этот глубокий вырез, и украшения, а розовый цвет платья оттенял матовую кожу.       — Изабелла, не верю, что ты пропустила пикник. Это немыслимо.       — Мне нездоровилось.       В глазах Розали было вежливое сомнение, но она лишь, выразив сочувствие, пригласила меня в дом. Там уже вовсю шли танцы, а гостям раздавали вино и маленькие пирожные. Миссис Вебер встретила меня, поджав губы, явно злясь за пропущенный пикник, но Анджела лучилась радостью. Самая богатая невеста округи была куда менее ослепительна, чем Розали, но куда более добродушна.       — Белла! Ты выглядишь изумительно! Я так рада, что ты смогла выбраться. Сегодняшний праздник был посвящен её помолвке, и я с радостью её поздравила. Отец вручил ей и её жениху Бену маленький подарок — серебряные ложки, и Анджела расплылась в улыбке. Её жених недавно вернулся с войны, на которой он усмирял индейцев, и всё семейство гордилось им.       — Пирожных?       Я кивнула и взяла тарелку. Есть мне не хотелось, но мне вовсе не хотелось вести с кем-то беседу. Розали стояла неподалеку и о чём-то говорила с Джессикой, а подле них вертелись незнакомые мне мужчины в щегольских нарядах по последней моде. Минувшей осенью Розали отправила на военную службу своего жениха Эмметта, но от отсутствия общения не страдала. Я кивнула Джессике, кожей чувствуя, что её кавалер смотрит на меня. От этого было ужасно неуютно, и поспешила скрыться.       Дом был большой, красивый, построенный тридцать лет назад под влиянием ампира. Вебер-старший как раз вернулся из Франции, где господствовал Наполеон, а новые веяния архитектурной моды только начали захватывать всех.       Здесь было много воздуха и света, но сейчас, учитывая, что на улице начал капать противный дождик, значительно потемнело. Моё отсутствие вряд ли кто-то заметит, папа увлечённо разговаривал с мистером Вебером, а в такие минуты ему было не до меня. Прихватив с собой подсвечник с тремя свечами, я уверенным шагом направилась в полюбившуюся комнату. У камина, обложившись книжками, сидел доктор Карлайл.       Я ойкнула и чуть не упала, едва не уронив подсвечник. Непривычно тяжёлое платье сделало меня ещё более неповоротливой.       Доктор сразу же поднялся, едва заметив, как я чуть не снесла тонконогий столик.       — Всё в порядке, мисс? Вы не ушиблись? — он вдруг изменился в лице, шагнув ко мне. —Или же вам нездоровится?       — Всё в порядке, доктор Карлайл. Просто я неуклюжая. Простите, что потревожила вас…       — Ничего страшного, — он улыбнулся мне, кладя книгу, которую держал до этого в руках, на тот самый стол, который я чуть не снесла, — вы явно не заблудились, мисс, решили сбежать от всех в библиотеку?       Я лишь кивнула, разглядывая книгу. На обложке значилось: «The Vampyre».       — Рад был увидеть вас, мисс, я пойду…       — Что значит «vampyre»? — совсем невежливо перебила его я, вовсе не желая, чтобы он, поддавшись правилам приличия, покинул библиотеку.       — Vampire — вампир. Это более старинное обозначение. Роман Полидори был написан двадцать лет назад. Он был другом Байрона и написал его одновременно с Мэри Шелли…       — «Современный Прометей»? Я читала эту книгу в литературном кружке! Прошу вас, доктор, расскажите, что это значит! О чём эта книга? Мне кажется, я слышала что-то о вампирах, но не уверена, правильно ли я поняла вас.       Карлайл чуть улыбнулся мне, поправив светлые волосы, которые упали на его бледное лицо. Завороженная этим изящным жестом, я на несколько мгновений забыла даже о книгах.       — Если только вы сядете, мисс Белла, вам нельзя долго стоять. Мы нарушаем все правила приличия, и ваш батюшка будет очень недоволен.       Я нетерпеливо уселась в кресло, расправив юбки.       — Мой батюшка занят разговором с мистером Вебером и виски округа Бурбон.       — Вы говорите совсем как женщины, родившиеся в Туманном Альбионе. Ваш любимый литературный персонаж — Элизабет Беннет?       — Я больше люблю Екатерину Медичи.       Он не поменялся в лице, но я видела в его глазах удивление.       — Так кто такие вампиры? — продолжила спрашивать я.       — Неужели не слышали о них? Хотя о них не так часто говорят. Автор этого романа считает, что это порождения тьмы, питающиеся человеческой кровью.       — Я что-то слышала об этом. Но об этом романе ни слова.       — Он не так знаменит, как того заслуживает, по крайней мере, меньше, чем Байрон.       — Вы что-то-нибудь знаете о вампирах? Быть может, какие-то истории? Я бы очень хотела их услышать!       Он рассеяно посмотрел на меня, и я не могла истолковать этот взгляд. Странное чувство охватило меня, я будто вся покрылась мурашками, но не от боли или холода, а скорее от предвкушения. Ярко горели свечи, отбрасывая длинные тени, в комнате было прохладно, а за окном бушевала непогода…       — Я расскажу вам одну старинную легенду, которую мне поведал один старый египтянин, только если вы обещаете, что никто о ней не узнает, мисс Белла.       — Я обещаю, — торжественно кивнула я и замерла в предвкушении. Его голос напоминал звук ручья: таким плавным казался и таким успокаивающим был.       — Давным-давно, когда ещё не пришёл сын Божий на землю, в одной далёкой стране, что раскинулась по обе стороны Нила, жил лекарь, который был к тому же и колдуном. О колдунах же вы слышали, мисс? Вам бы не знать о Салеме. Тогда все египтяне отказались от веры в старых богов и стали поклоняться новым, богам эллинов — греков. Однажды ушел он в другой город, что находился слишком далеко от дома, а вернувшись, обнаружил, что всю его семью убили, а дом сожгли. Сделали это жители пустыни, то и дело нападавшие на те земли. И тогда проклял лекарь новых богов, проклял самого Зевса, отказавшись служить ему, и ушёл в пустыню, чтобы призвать Сехмет, богиню мести, и Сета, бога смерти и хаоса, и отомстить.       Пролил он свою кровь на песок пустыни, и, когда он уже был готов умереть, явились ему мужчина и женщина с головами львов — то были настоящие боги. Сет подарил ему бессмертие и силу, а Сехмет даровала возможность поддерживать жизнь — ему надо было пить кровь, то и была плата за бессмертие. Она напоила его пивом, подкрашенными охрой, а Сет призвал скорпиона, который укусил лекаря, сделав его бессмертным. Сет превратил скорпиона в камень и даровал этот камень лекарю, защитив его от Амона, который был богом солнца. Только Амон может убить бывшего лекаря и анх — это что-то вроде креста, символ Анубиса, который был проводником в мир мёртвых и воспротивился воле Сехмет и Сета.       Так стал жрец бессмертным.       Он нашёл своих неприятелей и убил их всех. Он попробовал кровь, но не смог остановиться. Жрец отнимал жизни одну за другой и не мог отказаться от этого, пока не прошло двести лет.       Жрец хотел остановиться. Он понял, кем стал, и решил вновь стать человеком и умереть, чтобы предстать перед судом Осириса в подземном мире, но он боялся погибнуть и не иметь возможности встретиться со своей семьей.       Тогда он стал искать тех, кто поможет ему, и нашёл жреца, который сказал, что единственной возможностью вновь стать человеком — это дождаться того времени, когда на небе засияет кровавая луна, и покаяться, а после проткнуть себя анхом. Тогда он станет человеком и сможет умереть.       И дождался жрец кровавой луны, и покаялся. Не верил жрец, что это поможет, но пришла к нему сама Исида, жена Осириса, чтобы препроводить его в царствие мертвых, где он мог ответить за то зло, которое всем причинил…       — Спасибо, что слушали, дамы, — Карлайл улыбнулся, — мисс Вебер, я понял, что вы пришли, ещё пять минут назад.       — Это было очень красиво, — выдохнула Анджела, — Белла, я искала тебя и случайно услышала эту легенду. Простите.       — Ничего страшного, мисс. Я пойду.       — Доктор, я… — выдохнула я, поднимаясь.       Доктор лишь улыбнулся и покинул гостиную.       Анджела улыбнулась мне заговорщицки, а я лишь расправила юбки, раздумывая над легендой.       — Он очень хороший.       — Ты про внешность? Он хорош собой, но… — ответила рассеяно я.       — Не глупи. Он очень хороший человек, достойный джентльмен. И он тебе нравится.       — Ты ошибаешься, Анджела, — поспешила опровергнуть её мысль я.       — В том, что он тебе нравится, нет ничего плохого, Белла. Тут в комнату влетела чернокожая служанка.       — Мисс Вебер, мисс. Там… Там… Мисс Розали, кажется, убили.