2012, третье августа, 12:54 AM
Дверь открывается совсем тихо. С едва слышным скрипом, хотя обычно все двери скрипят так, будто их не смазывали несколько веков. Всё затихло. Уже как два дня всё стало таким тихим. После её…
ухода.
Сэм спокойно входит в дом и, положив сумку, стягивает с себя куртку. С невозмутимым выражением лица поправляет рукава и вешает куртку на крючок. Дин следит за его движениям, так и стоя посреди гостиной. Открывает рот. Сэм знает, что он хочет сказать. А если быть точнее — спросить.
И если он спросит это уже в который раз, Сэм просто врежет ему.
Или нет. Это же Сэм. Дин ещё мог бы ударить брата, но Сэм… он уже достаточно выместил злость. Убил того вервольфа. Пронзал его ножом чуть больше вечности, хотя тот умер уже после первого удара. Дин еле оторвал его от бездыханного трупа нечисти. Как и от тела Кейси, ведь его нужно было сжечь. Сжечь, как охотника.
Она же так долго шла к тому, чтобы стать охотницей. Столько тренировалась, пыталась научиться драться…
чёрт.
— Сэм, ты… — всё же начинает Дин, но Сэм опережает его с ответом:
— Я в порядке, Дин. Всё нормально.
Снова тишина. Дин стискивает челюсть, пытаясь сформулировать правильные слова. А пока он думает, смотрит в сторону. Как и Сэм. Они не хотят смотреть друг на друга, потому что знают, что увидят. Самое худшее чувство на свете — видеть боль в глазах близкого тебе человека.
— Нет, Сэмми, — прищуривает глаза. — Тебе нужно…
— Нужно что? — выпаливает настолько резко, что Дин даже опешил на секунду. — Что мне нужно, Дин?! Моя жена мертва! Девушка, которую я люблю семь лет, мертва! Она истекала кровью, пока я был привязан к чёртовой колонне!
…выговориться тебе нужно, — хотел сказать Дин. И он наконец сделал это. Пусть и кратко, но он хотя бы заговорил с того самого злополучного момента. Даже когда они стояли возле пылающего костра, царило молчание. Несмотря на то, что в такие моменты стоит говорить «прощай», стоит желать, что этот человек окажется в лучшем мире, они оба молчали, пока дым струился в небо, а белая ткань, в которую было обернуто тело, становилась чёрной.
Потому что если бы Сэм попытался сказать хоть слово, появились бы слёзы. Он взрослый, почти тридцатилетний мужчина, но он бы не сдержал слёз. И разве ли можно его винить?
— Я знаю, ты винишь себя, Сэм, — продолжает Дин, а Сэм нервно выдыхает. — Но это не твоя вина.
— Моя, Дин. Это всё — моя вина. Я должен был её защищать.
Мы должны были. Когда мы взяли её к себе, мы поручились за неё. Мы должны были… Чёрт!
Он не выдерживает. Говорить уже нет сил, все слова путаются, смешиваются, сбиваются. Сэм размахивается и ударяет рукой об стену. Хотел ударить всего раз, но делает ещё один удар, и снова. Кожа рассекается от нескольких последовательных ударов, но он не чувствует боли.
Мысли заняты не тем. А он хочет чувствовать эту боль. Переключиться на неё, впитать, прочувствовать. Лучше уж физическая, чем внутренняя.
— Так, всё, Сэм, прекрати, — пытается успокоить его Дин, кладёт руку ему на плечо, но тот отмахивается.
Ещё один удар.
Он хочет чувствовать боль.
На стене уже остаются кровавые следы.
Длинные пальцы аккуратно коснулись небольшой раны на средней костяшке правой руки, где уже застыла кровь, и Кейси вздрогнула, но руку не убрала.
— Откуда это?
— Разозлилась.
— На кого?
— На себя.
Ещё удар. Намного сильнее. Будто бьёт не он, бьют его воспоминания. О ней.
Черт возьми, как он хочет вернуть время вспять.
— Что здесь происходит?
Отрезвляющий голос Бобби.
Сэм перестаёт бить. По-прежнему не чувствует боли, лишь жжение. Он упирается лбом в стену и смотрит на то, как по бледной коже стекает кровь. Светлая кровь, струящаяся тонкими линиями.
Перед глазами — тело Кейси и тёмная кровь, хлещущая из её горла.
Он жмурится, стискивая челюсть до скрежета зубов. Бобби всё также ждёт ответа. От Сэма он его не получит — ему бы лишь самому найти ответы на свои вопросы.
— Её больше нет, Бобби, — ответил наконец Дин, и в комнате повисла новая волна звенящей тишины.
Пожалуйста, скажите что-нибудь. Я слышу её голос. Я вижу её лицо под закрытыми веками. Остановите это.
— Что значит — «её больше нет»?
Другой голос, женский. Сэм открывает глаза и отходит от стены, чувствуя, как горит рука. Он поворачивается к Алексии и хочет сказать:
То и значит. Твоего «воина» больше нет.
О, как же его бесило, когда она так её называла. Он ревновал. Он ревновал и боялся ещё, что, быть может, Кейси повторит его ошибку с Руби. Не повторила. Её погубило совершенно другое. То, что нельзя было ожидать совсем никак.
Что она вообще забыла в этом доме?
— Вервольф, — только и выдавил из себя Сэм.
Она отшатывается, делает крохотной шажок назад, будто её только что ударили. Так, что у неё даже в ушах зазвенело и помутнело в глазах.
— Вы… — Алексия неожиданно запнулась. Её тело, кажется, пронизывает дрожь, она смотрит в одну точку, медленно втягивая носом воздух. — Вы должны были её защищать.
— Я знаю…
— Нет, Сэм, помолчи, — неожиданно перебивает его Дин, выставляя руку перед собой, не давая в очередной раз обвинить себя. Он гневно смотрит на Алексию, будто хочет одним лишь взглядом превратить её в прах. — Ты не смеешь нас упрекать. Где была ты, когда она была в опасности? М?
— Я даже не знала, что она в опасности! А вы были там!
— Иди к чёрту! Прямо сейчас. Проваливай. Мы терпели тебя только из-за Кейс. Её здесь больше нет. Проваливай!
Алексия выдыхает, не веря. Ей хочется хорошенько ударить Дина, поставить его на место, не оставить от него и живого места. Но Кейси бы не хотела этого, и Алексия не хочет показывать неуважение к ней.
Надо же, у демона больше уважения к погибшей подруге, чем у человека. Дожили.
Она просто не знает, насколько хреново сейчас Дину.
— Я потеряла её тоже, — цедит она, и лишь малюсенькая капля здравого ума не даёт ей впечатать Дина в стену и кидать в него ножи, один за другим. Чтобы успокоиться.
— Да уж, вы ведь были так близки, прямо вылитые Тельма и Луиза¹. Подарила Кейс кулончик, и всё — подруги навек.
Дин ожидает, что Алексия снова взорвётся злостью, не выдержит, влепит ему пощёчину. Ему хотелось этого. Вымесить на ком-нибудь всю слепую ярость. Или, может, напротив — чтобы из него выбили всю эту боль, оставили лежать на полу, в крови, заставили искупить вину за то, что
он не уберёг.
Но демон молчит. В глазах — мысль. Сияющая, заставляющая давно безжизненные глаза блестеть. Где же пресловутая лампочка над головой?
— Где вы ее похоронили?
— Мы её сожгли, — Дин говорит так, будто это очевидно. Ну да, откуда нечисти знать, как хоронят охотников? Им и без этой информации неплохо живётся.
— Мне плевать. Где?
— Грантсберг, Висконсин, — вступает в диалог Сэм, рассудив, что Дин вряд ли скажет ей местонахождение. А почему бы нет? Быть может, она хочет попрощаться. Как бы он к ней ни относился, Кейси бы хотела этого. — Недалеко от церквушки, на окраине города.
Алексия благодарно кивает ему, пронзающие смотрит на Дина напоследок, получая при этом почти такой же ответный взгляд, и покидает дом, не сказав ни слова.
_________
You deserve better than me.
Might be what you want, but I'm not what you need.
You're better than you even realize.
Might be what you want, but I want you to see
You're better off without me in your life.
— А помнишь, как она училась стрелять и чуть не попала в тебя, хотя ты стоял за её спиной? — говорит Дин, разрезая давно повисшую в доме тишину, и Сэм усмехается.
Они оба делают по ещё одному глотку холодного пива. Уже вторая бутылка приятно ударяет в голову.
— Она ещё не знала о существование слова «рикошет», — поджимает губы и грустно улыбается.
Сэм до боли прикусывает щеку изнутри и смотрит в одну точку, видя её лицо перед собой. Её испуганные глаза, одним своим видом показывающие «Прости, я не хотела, я случайно». А он тогда только посмеялся. Как и Дин, просто задыхающийся от смеха.
Оба молчат какое-то время. С исчезновением Кейси их жизнь как-то потускнела. И с ней были тяжёлые времена, но она, с её рыжими, вечно непослушными волосами, казалась таким ярким солнышком.
— Помню, как ты выкинул из машины её серые подушки с заднего сидения, а она обиделась и заявила, что пойдёт пешком.
— Ага, а я ведь правда её высадил. Правда, пришлось делать круг и минут через пять возвращаться за ней.
Снова тишина. Они сидят за столом, вспоминают буквально каждую значимую секунду рядом с ней и жалеют, что не ценили всё то время.
Пока не потеряешь, не начнёшь по-настоящему ценить.
Сэм хочет скинуть всё со стола, перевернуть его, разбить все бутылки и кричать, надрывая голос, что жизнь несправедлива. Но это он виноват в её смерти. Вся вина на нём. Он, по своему же мнению, не имеет права жаловаться на жизнь.
— Она заслуживала лучшего.
— Я, если честно, хотел бы, чтобы у вас была нормальная жизнь, — внезапно заявляет Дин, решив зачем-то открыться. — Чтобы вы купили где-нибудь домик, завели семью… я бы навещал вас, баловал бы племянника. Или племянницу, — тут же поправляет он себя, выставив палец перед собой. Ещё один глоток пива. — Вы бы рассказывали мне про то, сколько хороших оценок у вашего ребенка, а я вам — об охоте.
— Ты же знаешь. Охотник однажды — охотник навсегда. Этот сверхъестественный мир не отпустил бы нас так просто.
— Плевать. Так или иначе… ничего уже не исправить.
А Сэм хотел бы исправить. Как бы безумно это ни звучало, он хотел бы отправиться в прошлое, отвести Кейси из Висконсина как можно дальше, лишь бы не попадаться тому чокнутому вервольфу.
Или, ещё лучше — вернуться на семь лет назад и не позволить Азазелю запихнуть её в тот злополучный Колд-Оук. Может, они бы тогда и не познакомились, но жизнь Кейси была бы в сто крат лучше, безопаснее.
У неё хотя бы была бы жизнь.
Он шумно выдыхает, сонно потирая глаза. А пока глаза закрыты, он видит по веками её лицо. И будет видеть всё время, пока не забудет о ней вовсе.
А забудет ли он хоть когда-нибудь?
