***
— Интересно, каким ты была ребенком? Сбитое дыхание уже восстановилось, она усмехается и грациозно потягивается. Завернувшись в халат — вечная мерзлячка — идет в душ. Однако я не теряю надежды вывести ее на тему родного города и начинаю готовить завтрак. — Я прямо представляю тебя маленькой: косички, худые коленки, идешь в первый раз в первый класс, подпрыгивая между папой и мамой, держащими тебя за руки… — Папы не было. А первый раз в первый класс — вовсе не походило на праздник. Меня воспитывала мать-одиночка, работавшая учительницей. Так что я уже успела насидеться в школе, когда меня не с кем было оставить. — О, так ты выросла без мужчины рядом! Поэтому ты потянулась к Шерману? Отцовская фигура? Это было бестактно, но мне подошел бы любой способ спровоцировать ее. Иногда надо раздосадовать, чтобы вызвать искренность. — Ну, не то чтобы совсем без мужчины… Мама вышла замуж, когда мне было четырнадцать, — за нового директора нашей школы. — И? Хорошим он был отчимом? Ей не нравится этот разговор. Отвечает ровно, спокойно: — Нет, не очень. — Ты общаешься с ними? — Нет, как только я закончила школу, я навсегда уехала из нашего города. — Ничего себе! И с тех пор ты никогда их не видела? — Нет. Любой бы понял, что тему надо сворачивать. Любой, но не тупое животное вроде меня. — Наверное, ты очень зла на них за что-то. — А возможно, я просто плохая дочь… Макс, поверь мне, они не страдают, они вполне довольны друг другом. Без меня им гораздо лучше. А ведь ее свекровь думала, что Рита сирота. Итак, она либо предпочла не светить свою непрезентабельную родню перед семьей будущего мужа, либо… насмерть рассорилась с ними. Второе вернее — ведь она и после развода ни разу не пожелала навестить их. Что же такого ужасного могли они ей сделать? Или она им? Похоже, тут я ничего не добьюсь. Надо заходить с другой стороны. — Расскажи мне про свой городок. — О боже, вот уж о чем нечего рассказывать! Она смеется с явным облегчением. Расслабилась, это хорошо. Теперь главное — слушать очень внимательно. Иногда в куче словесного мусора попадаются ценные ниточки, за которые нужно только потянуть… — Убогое, затхлое местечко. Причем я знала это всегда, чувствовала с самого детства… С тех пор, как я начала осознавать себя, я мечтала вырваться оттуда… Нет театра, музея, нет никакой культурной жизни; молодежь или уезжает, или тихо спивается, или просто становится копией родителей. Ужасное все: облезлые страшные здания, корявые малограмотные люди — в основной своей массе. Я хорошо осознавала свою чуждость, мне было там не место, и мне было страшно одиноко. — Тебе несладко пришлось… травили? — Да не то чтобы, хотя… Зависти было много, конечно. Один раз я выиграла детский конкурс талантов — я неплохо танцевала — и представляешь, девочка, занявшая второе место, взяла и разбила мой кубок, назло расколотила его, от ярости, что он достался не ей! — Ничего себе! — Да, и вот это как-то типично было… Так что, сам понимаешь, когда я уехала, наконец, поступать в столицу, я была рада оставить все это убожество за спиной. — Но Орбу ты за спиной не оставила? Этот вопрос был ударом под дых, так и задумывался. И я наконец застал ее врасплох. Она побледнела. Я, затаив дыхание, ждал, что она скажет. Она смотрела на меня удивленным и скорбным взглядом, рвущим мне сердце. Рита, скажи, что все это ложь! Рита, пожалуйста, опровергни все это, рассмейся мне в лицо… или плюнь в него… Я так устал от всего. Кто мы были друг другу? Любовники, трепетные и страстные, готовые отдать друг за друга жизнь? Враги, ставящие ловушки и прячущие нож за пазухой, чтобы всадить его в миг, когда другой утратит бдительность? И то, и другое? — Макс, тебе не кажется, что спать со мной и одновременно шпионить за мной — это слишком низко, даже для человека твоей профессии? Ты делаешь мне больно! Я люблю тебя, а ты обманываешь мое доверие… Если ты не можешь оставить это дело — пожалуйста, оставь мой дом. Собирай сплетни и слухи, посещай моих недоброжелателей, старайся выкопать побольше грязи обо мне, да, в конце концов, посади меня в тюрьму — но бога ради, не жди, что я буду помогать тебе в этом! — Прости… Нет, черт, не прощай! Просто скажи мне, что все это неправда — то, что рассказал мне этот пьяница, бывший следователь! Пожалуйста, скажи мне, что никогда не спала с ним! Не наводила банду Орбы на виллы твоих друзей… Скажи мне — этого не было, и я тебе поверю! Я так хочу верить тебе, Рита! Я уже был рядом с ней, обнимал ее — насильно… Она трепыхалась как птичка в моих руках, пыталась вырваться, пока не затихла, плача. По-моему, я и сам плакал, не помню. Хотя вряд ли — я не плакал лет эдак с шести.***
— Послушай… Вот посмотри на себя, — она методично колотила кулачком по моей груди.— Ты вырос сильным! Ловким! Смелым! Ты мужчина! Тебе легко меня судить! Я сел и усадил ее рядом. Она подняла на меня глаза, в которых была печаль — но был и гнев. — А теперь попробуй представить семнадцатилетнюю девочку — без родителей, без знакомых, без средств! Да я занималась днями и ночами, до изнеможения, до рвоты, чтобы зацепиться в этом городе! Чудом, чудом было то, что я попала в приличную компанию моих однокурсников! О том, что это, возможно, произошло из-за моей фамилии, я узнала позже, когда мне устроили проверку родители первого мужа… — Ты не спрашивала себя, отчего эти мажоры водятся с тобой? — Я влюбилась в Алекса с первого взгляда, и он тоже… Я вошла в компанию как его девушка, почему я должна была думать о чем-то еще? — А Орба? Ее лицо застыло. Больше всего на свете мне хотелось просто обнять ее и забыть навсегда эту мутную историю. Господи, ну почему я не сделал так? Все бы отдал сейчас за то, чтобы вернуть этот миг… Но тогда — меня будто что-то гнало, подначивало двигаться вперед и разгребать этот старый мусор из обманов, предательств и преступлений. — Орба был из моего города. Мы были немного знакомы и случайно встретились на улице — не могла же я не ответить на его приветствие? Мы разговорились, потом он пригласил меня выпить кофе. Мне неловко было отказаться, ну и… честно говоря, хотелось похвастаться моей новой жизнью, моими успехами… боже, какая же я была дура! — Похвасталась? — Ну да, я рассказывала о своих новых друзьях, какие они замечательные, какие шишки их родители, куда мы ездим, чем занимаемся! Он расспрашивал, уточнял, я думала, ему интересно, я думала, он завидует мне… Она закрыла лицо руками, застонала. — Я была, в сущности, ребенком! Я и не заметила, как рассказала ему, что родители одного из моих приятелей уехали в отпуск, и мы планируем вечеринку в их доме! Когда на следующий день их обокрали, пока он был в университете, я и подумать не могла, что это Орба! Я вообще никак не связывала это с собой! — Пока он не нашел тебя снова… Я понимал, что произошло. Она не первая наивная дурочка, которую поймали на такой крючок. Тебя заинтересованно расспрашивают, выясняют детали, охают, ахают, завидуют… А потом оказывается, что ты навела на квартиру шайку уголовников и теперь, хочешь не хочешь, а тянешь эту лямку дальше, ибо замазана по самые уши. Разумеется, есть еще вариант пойти в полицию и признаться во всем — с риском вызвать презрение друзей, бойкот однокурсников, отчисление из университета, а в ее случае — и крах любви. Я уже не говорю о перспективе стать свидетелем в уголовном деле о кражах, о вероятности подвергнуться обвинению в соучастии. Жизнь жестока, а если за тебя некому заступиться — тем более. Положа руку на сердце, много ли таких, кто на ее месте побежал бы в полицию? Я так точно нет, да и вы, думаю, тоже. К тому же, Орба наверняка запугал ее… я представил себе жуткую рожу бандита. — Ладно, все, все, я понимаю, что ты просто запуталась и испугалась. Я привлек ее к себе и попытался успокоить, поглаживая по голове. Но она высвободилась и продолжала, лихорадочно торопясь: — Поверь мне, я жила будто в кошмарном сне… А потом появился он, и стало еще хуже. Она дрожала и судорожно всхлипывала. Я укрыл ее пледом, приготовил чай. Спешить было уже некуда, я понял, что взломал эту стену, и сейчас она расскажет мне все. — Он — это следователь? Она мелко закивала. Похоже, воспоминания об этом сморчке были пострашнее, чем о бандите. Почему, интересно? — Он начал следить за мной — нарочито, напоказ. Вел разговоры про кражи, всячески запутывал. Приходил снова и снова, ждал после занятий. Я страшно боялась, что Алекс заметит, или ему скажут. Пришлось согласиться встретиться наедине. Он стал запугивать меня, говорил, что все знает, может доказать, грозил тюрьмой, позором… Я вырвалась и убежала… в первый раз. Я уже знал, что он и сейчас бредит ею, и догадывался, что последует дальше. — Макс, он будто с ума сошел. Он не давал мне покоя и в конце концов… в конце концов… — Добился, чего хотел. — Да, да. Это было ужасно, мне хотелось умереть после этого. И, кроме того, мне пришлось ему во всем признаться, я рассказала ему про Миро… Я думала, он оставит меня в покое, после того, как получил все, что хотел... но он как будто обезумел. Стал преследовать меня, говорил, что хочет жениться на мне, хочет детей — а я чувствовала себя такой… грязной, такой гадкой… Она смотрела в никуда поверх своей чашки, долго молчала. Потом подняла на меня измученные глаза: — Итак, теперь ты знаешь, какая я подлая дрянь. Я ничего не сказала Алексу, хотя и свадьба, и первые месяцы жизни с ним были для меня кошмаром. В каждом звонке в дверь я слышала его, в каждом письме ждала разоблачения, ежедневно, ежечасно… Ну, а потом забеременела, пошли сплошные больницы, и мне стало не до того… Я думаю, он понял, что преследовать меня бесполезно, и наконец забыл эту историю. — Он не забыл, Рита. Ради тебя он бросил свою семью, а потом… Она зажала мне рот рукой. — Не надо, не хочу ничего знать о нем, не хочу ничего слышать. Я взял ее лицо в ладони, поцеловал ее. Если б я мог забрать всю боль ее жизни, стереть память обо всех злых людях, что обидели ее! Вот откуда этот печальный взгляд, эта скрытая горечь… Моя бедная, моя несчастная, моя любимая… — Знаешь, а мне немножко жаль его. Наверное, потому что я его понимаю — я тоже с ума по тебе схожу. Она порывисто обхватила мою шею своими тонкими руками и прижалась ко мне — близко-близко. Почему нельзя сидеть так вечно?