Дневник Helene Segara

Париж, улица Пиренеев, октябрь 2008 г. *** Никто не мог предположить, но мы вновь собираемся вместе ради ещё одной великой авантюры. Эта идея пока не озвучена, но она витает в воздухе, она почти осязаема. *** В квартиру Молько* (выбранной местом для нашей встречи) я прихожу последней. Вовсе не для того, чтобы выдержать паузу, вовсе не ради эффектного появления. Это у меня прошло. Давно. Едва переступив порог, я тут же раздаю "комплименты": - А, моя маленькая свинка, ты ведь так и не похудела? - Люк, у тебя что, в аэропорту пол-шевелюры украли? - А ты, Корсиканец, немного живот отрастил?** Никто на меня не в обиде. Мы слишком хорошо знаем друг друга. Очередь доходит и до него. Недолгая пауза. Стоя в дверном проеме на границе между прихожей и гостинной, скрестив ноги, он выжидательно чуть с усмешкой смотрит на меня. - Думаешь смолчу? - И не надейся! - А твоя любезная женушка, где она? Он улыбается мне в ответ. У меня теплеет на душе. Всё в прошлом. Перегорело и погасло. Иначе и быть не могло. Не осталось ничего, что могло бы стать причиной возникновения чувства неловкости или неприязни между нами. _______________________________________________________________________________ Даниель Молько* - женщина, выполняющая роль продюссера Жюли (ранее арт-директор фестиваля "Франкофоли дё ля Рошелль") ** - дословная выдержка из "Дневника Жюли Z" *** Сидим за столом, пока присматриваемся к друг другу, разговор обо всём и ни о чём. Месье напротив меня весь в черном вальяжно откинулся на спинку стула, вытянув длинные ноги. Он больше не красит волосы. Теперь у него седая шевелюра с пепельным оттенком. Изменился ли он за эти годы? Постарел? - Да, ведь он - человек. Я неприятно удивлена? Чуть разочарована? - Быть может. *** В который раз Даниэль (Молько) наполняет наши бокалы вином. Разговор течет всё неспешнее, буря эмоций от первой встречи улеглась. Мы все понимаем, что пора приходить к главному, к тому, ради чего мы сегодня вместе. Это не было официальным поводом для нашей встречи. Официальный повод лишь один - юбилей, и подтверждение тому торт с надписью Notre Dame de Paris, принесенный Люком (Пламандоном). Но эта идея давно витает в воздухе, и, наконец, пришло время её озвучить, обсудить... Мы намерены воскресить то, что давно умерло и погребено с почестями, то, что существует лишь на пленке и в памяти. Хотя, нет скорей не воскресить, а подарить новую жизнь. Проблема лишь в том, что у каждого из нас своё видение этой новой жизни, и ответов больше, чем вопросов. - В костюмах? - Да! Как иначе? - Нет! Попытка изобразить то же самое спустя десять лет будет выглядеть глупо. - С балетной труппой? - Нет! Зачем? - Публике нужно зрелище! - Количество песен? - Лучше сократить! - В этом случае не будет понятен сюжет! В споре рождается истина. В нашем споре рождался шедевр. Украина, Киев, декабрь 2010 *** Бывает ли ремейк лучше оригинала? Сегодня на репетиции, слушая новые аранжировки, в исполнении симфонического оркестра я готова поверить, что да. Это красиво! Это безумно красиво! Это трогает до слёз. Стоя рядом с месье, едва сдерживая эмоции, я вцепляюсь пальцами в его предплечье (могу себе позволить! ведь мы друзья), украдкой смотрю на него, наши взгляды встречаются. Его лицо, до того почти непроницаемое, мгновенно меняет своё выражение - он тоже растроган, прячет глаза от вездесущих камер за большой ладонью. *** Это волшебство. Между нами устанавливаются особые отношения. Нам больше нечего делить, нечего доказывать друг другу. Каждый из нас состоялся, уверен в себе и своем успехе, но никто не забыл, чему именно он обязан своим успехом. Как никогда ясно мы осознаем, что являемся гранями одного бриллианта, имя которому Notre Dame de Paris, и не будь одного из нас, драгоценный камень лишился бы части своего неповторимого блеска. В то же время между нами существует здоровое соперничество, которое подстегивает нас, заставляет выходя на сцену отдавать всё лучшее, работать (нет! жить!) на пределе в надежде услышать аплодисменты громче (ещё громче!), чем предыдущие. Первый концерт позволяет сделать открытие - не только музыка звучит иначе, по-иному звучим и мы. Дело вовсе не в голосах, дело в интонации. Дело в десяти годах, заставивших нас многое переосмыслить. Овации, море цветов и публика, говорящая на другом непонятном и столь странно звучащем языке, но знающая наши песни наизусть. От всего этого по телу бегут мурашки, по щекам слезы, а в душе зарождается особое давно забытое чувство.