Любимец твоих дьяволов

Тишина. Такая тягучая, как смола. Засасывающая туда, откуда точно не было и не будет выхода. Пугающая темнота вокруг и никого, кроме себя самой. Боль, напоминающая о себе каждую грёбаную секунду. Помню ли я себя не испытывающей этой боли? Нет. Не помню. Каждый день приподносил мне на подносе это блюдо, и если я отказывалась, то меня просто окунали в это лицом. Таким образом, заставляя меня расплатиться дважды. К чертям. Всё летит к абсолютным чертям, когда он где-то поблизости. Я ощущаю его каждым миллиметром своего тела, будто меня пронзает насквозь током, лишая способности хоть как-то здраво мыслить. Влиятелен. Он так влиятелен над моей жизнью. Моя жизнь — ничто. Пустошь. А он? А он — моё всё. И я готова была отдать всё, что угодно, лишь бы он просто смотрел в мою сторону. Он — ядер­ный взрыв в моей гру­ди. Моей жизни больше не су­щес­тву­ет. Я всего лишь без­ли­кая тень и пустое тело, которое больше неспособно двигаться дальше. На что я только надеялась, когда сказала ему эти слова? Крик. Пронзительный, разрывающий, умоляющий. Моё тело покинул огромный и такой важный кусок души. И это чувство — любовь, верно? Так вот, ничего внутри не могло остановить меня. Оно не могло удержать от падения. Это что-то зам­кну­тое и под­кожное. Зуд мыс­лей. Зуд ко­жи, тре­бу­ющей при­кос­но­вения. От меня не осталось и следа. Я схожу с ума, сжимая повязку, которая закрывала моё лицо, спрятав от меня такой желанный дневной свет. Только тьма. Одна сплошная тьма, лишающая меня здравости и рассудка. Я потерялась в этой бо­ли. Как безумец. Хочется изрезать себя ею же, чтобы чувс­тво­вать хоть что-то, кро­ме пус­то­ты и такой оху­ен­ной без­дны ра­зоча­рова­ния. — Я должен увидеть её! — криком донеслось из коридора. — Остановитесь немедленно! Нужно дождаться вечернего обхода доктора! Ей нужно сменить повязку, и только тогда, если она разрешит, я впущу вас! — Мне плевать! Абсолютно на всё плевать! — с грохотом открывая дверь, кричал Влад. — Уважаемый, это больница в первую очередь! — Да мне похуй! Вика! Вик, ты слышишь меня? Вика! — Замолчите немедленно. Вы не видите, что человек отдыхает?! — Впустите его, — тихо проговорила я. — Видите? Да отойдите же вы в сторону, женщина! — прорычал он сквозь зубы. — Я сейчас же позову врача! — грымнула в ответ медсестра и захлопнула за собой дверь. — Вика… — Молчи. Ничего не говори, — прошептала я, а затем услышала его тихие осторожные шаги. Его кроссовки заскрипели, рассекая тишину неприятным скрипящим звуком. Сжимаю очень плотно зубы, чувствуя, как меня бьёт вяжуще-затягивающе-неприятная оскома. Аккуратно, с огромной осторожность, он берёт мою руку, и я ощущаю всю теплоту, исходящую от него. Дверь с громким звуком распахивается, но я не вижу, кто там. Лишь слышу чье-то недовольное ворчание и уханье медсестры. Доктор. — Молодой человек, как вам не стыдно вот так врываться в больницу? Нужно же быть повежливей, в конце-то концов, — мягко, но с лёгким напором проговорил доктор. — Я не виноват, что меня не впускали! — огрызнулся Влад и сжал мою руку. — Ничего не хочу слышать. Покиньте, пожалуйста, палату. Мне нужно снять повязку и осмотреть пациента. — Пусть останется, — я сдавила его руку в ответ. — Мне так легче. — Уверены? — с удивлением переспросил он. — Да, — отчеканила я, понимая, что, возможно, моё лицо сейчас оставляет желать лучшего. — Можете не отпускать её руку, но попрошу немного отдалиться от неё. Доктор подошёл ко мне вплотную и помог приподняться, пока медсестра подложила под спину пару подушек. Мои нервы были на пределе. Мне не снимали повязку сутки, дабы медикаменты лучше усвоились, и на моём лице не осталось шрамов. Сейчас же кратковременный момент, когда её ненадолго снимут и я смогу увидеть себя. По чуть-чуть напряжение от повязки спадало. Бинт падал всё ниже и ниже, отчего я зажмурила плотно глаза, пока полностью не ощутила, как всё свалилось мне на руки. — Ну же, не бойтесь, открывайте глаза. Я втянула в себя воздух со свистом и попыталась расслабиться. Рука Влада не переставала сжимать мою. Приоткрыв сначала один глаза, а затем второй, я пыталась сфокусироваться на мужчине, который стоял передо мной. — Вы хорошо видите? Дискомфорт ощущается? — Нет, всё как и всегда, вроде. Доктор заулыбался, и я непроизвольно захотела улыбнуться тоже, но мне стало очень больно. Кожа неприятно стянулась и лицо начало жечь. Он забрал с собой мою улыбку. — Не огорчайтесь. Думаю, с повязкой вам придется побыть еще минимум 3 дня. Вы стремительно идёте на поправку, — сказал доктор, переводя взгляд на Влада. — Я оставлю вас ненадолго. Вернусь через 10 минут, чтобы наложить новую повязку на ночь. Медсестра ушла также. Я тупо смотрела на дверь и не верила, что снова могу видеть, но скоро опять погружусь в темноту. Это чертовски пугало. В глазах начало жечь. Чёрт. — Эй, не плачь, прошу. Ох, этот обеспокоенный до боли родной голос. Я вздохнула и попыталась придти в себя. Влад рывком пересел со стула ко мне на кровать и схватил мою вторую руку. Развернув две руки ладонями кверху, он склонился и положил на них свою голову. Отчаянный рваный выдох вырвался из моей груди. — Только не плачь, прошу. Иначе я найду этого ублюдка и размажу его мозги по асфальту, — бубня мне в ладони, отчеканил он. — Ты же знаешь, о чём я попрошу тебя? — Да, — тяжело и на выдохе сказал он. — Ты попросишь, как и всегда, не трогать его. — Я не переживу твоего предательства. И да, скажи Артему, чтобы больше никому не трепался! — Но почему я должен смотреть на то, как этот ублюдок губит тебя? — фыркнул он и рывком поднял голову. — Почему? Ты посмотри, что он делает с тобой, Вика! — Прекрати, — рыкнула я и потянулась рукой к его щеке. — Пожалуйста, обещай мне. — Ладно, — фыркнул он в ответ. — Ради тебя я не стану его трогать. Но обещаю, если ещё хоть раз это повторится, я найду его. — Хорошо-хорошо. Я постаралась немного улыбнуться и увидела, как он немного успокоился, придя в себя. «Готов ли ты услышать то, что я уезжаю?». — Прежде чем я начну другой важный разговор, подай мне вон то зеркальце, — почти шёпотом сказала я и указала рукой на тумбочку около двери. — Может не стоит? — неуверенно переспросил он, заглядывая виновато мне в глаза. — Это даже не обсуждается. — Ну, по крайней мере, я предупредил, — виновато пробубнил он и через пару секунд, протянул мне зеркальце на ручке. Я зажмурилась. Дрожь била всё моё тело, заставляя внутренности скукожиться от страха. Выставляю зеркальце приблизительно напротив себя, выдыхаю и распахиваю глаза. Сер­дце за­мер­ло. Внутри меня всё закричало, и я рывком дотронулась до зеркальца. «Это же не я, правда? Это не я! Это не могу быть я!». Боясь, что мои пальцы могут только навредить, я прислонила подушечки пальцев к зеркальцу. Мне было страшно хоть как-то ощутить то, что я сейчас вижу в отражении. Глаза неприятно начала покалывать, но я из всех сил старалась удержать слёзы. Скользя пальцами по зеркальцу, я рвано вдыхала и выдыхала, надеясь, что это сон. Но чем больше я смотрела, тем тем больше слышала, как внутри с треском ломались мои иллюзии. — Вика, это пройдёт. Слышишь? Вспомни слова врача. — Разве такое может пройти? — выдавила я из себя, а затем увидела, как слёзы одна за одной скатывались по моим щекам. — Да! Если так сказал доктор, значит так и будет. Я верю ему! — выкрикнул со злостью Влад и отбросил зеркальце на другую сторону моей койки. Изувечена. До неузнаваемости изуродавана ярко-красными бугорками и выемками, которые разрывали на части всё то, что было внутри. Было невыносимо больно. Так больно, что грудную клетку сдавило, сжало, и косточки захрустели, ломая меня пополам. — Вика. Такое короткое слово, на выдохе, причиняющее боль и ему, и мне. Он заключает меня в объятия, позволяя моим слезам впитываться в его идеально выглаженую рубашку, которая пахнет лавандой. Я всхипывала, схватившись за его рубашку, как за спасательный круг. Снова меня затягивало в пропасть, в бездну, где слишком темно и никогда не зажжётся свет. — Ты прекрасна, слышишь? Ты прекрасна настолько, насколько это вообще возможно и реально, понимаешь? Никто и никогда не сравнится с тобой. Ты сияешь ярче любой звезды на небе. И я никогда не врал тебе, а значит, ты не имеешь права не верить мне. В соз­на­нии вспы­хива­ло столь­ко мыс­лей, что казалось, я не выдержу, отчего прижималась к нему ещё крепче. Невыносимо-жутко-больно. — Но я хотела поговорить о другом, — с трудом выдавила это из себя. — О чём же? — поинтересовался он, отстраняясь и приподнимая бровь вверх. Его руки снова держали меня в своих. Поддерживая. — Я так и не успела рассказать тебе причину той гулянки, — промямлила и запнулась, глядя на его потерянное лицо. — Да уж… И? К чему это? — Ох… — только и сумела выговорить я, прежде чем запнулась. — Я решила уйти из университета и уехать из Киева, — протароторила я, зажмурив глаза. — Что?! — Прошу, не ругайся, — сиплым голосом произнесла я. — Что значит уехать? Как это? Куда? С кем? Зачем? — Стой, стой, стой. Остановись! — фыркнула я и прикрыла его рот ладошкой. — Я сейчас всё объясню, глупый. — Да что бы ты не говорила, ты не имеешь права меня здесь оставлять! —воскликнул он. — У меня не так много времени до прихода доктора. Просто слушай, молчи и запоминай. Хорошо? Его недовольное лицо так нравилось мне, что я невольно подумала о том, что этот парень заставит меня сюда вернуться, но через огромное количество времени. И только поэтому в моей голове созрел план, который я изливаю ему сейчас в полном объеме, не скрывая ни-че-го. Он моя опора и защита. Нас прервал стук, который предвещал приход врача. Влад недовольно качал головой, но поцеловал меня неловко в волосы и пообещал вернуться в понедельник с новостями. Я аккуратно обняла его на прощание и закрыла глаза. Да здравствует любимая темнота. Я не слышу, о чём говорит доктор, но знаю, что точно о чём-то важном, до чего мне совершенно нет дела. Тело настолько зудит от недостатка прикосновений, что хочется сдирать или отрезать часть кожи. Постепенно. Медленно. Но от этого не станет легче. Правда? Очень темно, холодно и кажется, будто стало очень сыро. Я в заточении. Собственные мысли убивали во мне меня. И единственное, о чём я думала, было: Как он там?