Любимец твоих дьяволов

Я смотрела в окно, сидя на барном стуле в одной рубашке. Подтянув ногу повыше, кладу голову на колено и тяжело выдыхаю. Ещё полдня, а затем мы покинем это место, оставив всю нежность в этих стенах. Вернётся жуткий холод вперемешку с «любимой» болью. — Ты чего сидишь здесь одна? Тихие шаги позади меня, горячее дыхание на моих волосах и руки, сжимающие так бережно мои плечи. Я не должна к этому привыкать. — Любуюсь в последний раз таким видом, — выдыхаю я. — Хочешь устрою тебе фотосессию? — он склоняется, кладя свой подбородок на мою голову. — Почему бы и нет? — отвечаю, улыбаясь и взяв последние силы в руки. — Кое-где одна, кое-где с тобой, можно? — поднимаю голову вверх, отчего он немного отклоняется, заглядывая мне в глаза. — Да, — робкая улыбка и долгий поцелуй в лоб. Тягучая боль разливается по телу, смещаясь комом к горлу. Эти фото останутся просто воспоминанием. Болезненным, но таким нужным. — Тогда начнём. Так и сиди. Склоняю голову вниз на колено, обхватывая его руками, словно обнимаю то, что так типично защемило в груди. Костя почти бесшумно передвигается. Мне слышен только шум затвора камеры. Откидываюсь на спинку, запрокидывая голову назад, поднимая руки вверх, как бы взлетая. Улыбаюсь. Нужно отпустить на время вкус горечи во рту. Поворачиваю голову, наблюдая, как Костя ужасно смешно присел, чтобы сделать, видимо, явно крутое фото и не могу сдержать смеха. Его растерянность на секунду добавляет только веселья, отчего хохочу во весь голос. Слышу щелчки, а затем выгибаю спину, снова откидываясь назад, но делаю это слишком резко, отчего стремительно падаю назад, успевая только хватать воздух ртом. Грохот рассекает тишину. Молчание. Он бежит ко мне, падая на колени рядом и начиная меня ощупывать с ног до головы. Мне стоило бы закричать, показывая всю боль, которая рвётся наружу. Стоило бы сказать, что, видимо, я ушибла себе кость. Стоило бы разрыдаться и бить руками пол, чтобы хоть как-то унять эти болезненные ощущения. Но вместо всего этого я просто дико и громко начинаю хохотать. Хватаю его за футболку, притягивая к себе. Мимолётный взгляд и наши губы сливаются в поцелуе. Тело вспыхивает, будто я прислонилась к раскалённой стали. Его руки сжимают мои бёдра. И я сгораю. Тлею под ним, оставаясь пеплом на губах. — Так и лежи, прошу, — отрываясь и задыхаясь от поцелуя, шепчет он. Поднимается, отшвыривает стул куда подальше, кладёт фотик на пол, выравнивает его, что-то там быстро нажимает и бежит ко мне. Ложится сверху, опираясь на руки. Щелчок. Опирается на локти. Щелчок. Наши взгляды совсем рядом. Щелчок. Ведёт рукой по моим волосам. Щелчок. Берёт моё лицо в свою ладонь. Щелчок. Его губы тянутся к моим, и я закрываю глаза, поднимая немного подбородок вверх. Щелчок. Чувствую, как он совсем близко. Щелчок. Его губы так трепетно целуют мои. Щелчок. Обхватываю его футболку снизу, чуть натягивая вверх, отчего с него вырывается хриплый выдох. Щелчок. Он рукой скользит по моему бедру, не прерывая поцелуй. Щелчок. Мои ноги сами по себе обхватывают его за талию, и я прижимаюсь к нему поближе. Зубами цепляюсь за его нижнюю губу, почти разрывая её. Его дикое рычание расходится по моему телу. Он хватает мои руки, забрасывая их вверх над головой. — Ты же теперь понимаешь, что тебя ожидает? Его такой тихий шёпот, а затем разгорячённые губы, прикасающиеся ко мне и обжигающие кожу. Меня бьёт током. Тело покрывается сотнями мурашек. Я откидываю голову назад, позволяя целовать шею, что доводит меня до безумия. Только рваные вздохи-выдохи. А больше я ничего не слышу.

***

Скоро стемнеет. Мы сидели за столом, дожевывая остатки пиццы. Так быстро, почти мимолётно, пролетел день. День, который я не смогу забыть, даже если захочу. — Я больше не могу, — выпалила я на одном дыхании, отодвигая от себя кусочек пиццы. — Мне всегда не нравилось, что ты так мало ешь. Его лицо становится лишь на долю секунды строгим, а потом он берёт мои руки, подносит их к губам, начиная по очереди целовать подушечки моих пальцев. — Прошу, подружись с едой. — Постараюсь, — отвечаю полушёпотом, краснея и смущаясь. — Если хочешь успеть вернуться к ночи в Киев, то нам пора. Собирайся, я буду ждать тебя в машине, — приподнимаясь, говорит он и целует меня в лоб. Я плетусь в комнату. Переодеваюсь и, пока он не видит, засовываю его рубашку в рюкзак. Прохожу на кухню и вижу, что уже всё убрано. Набросив пальто на плечи, поднимаю рюкзак с пола, перекручиваю замок и хлопаю за собой дверь. Ледяной холод врезается мне в нос моментально. Машина подъезжает почти к выходу. Я делаю шаг вперёд, как вдруг начинает идти снег. Зажмуриваюсь, подставляя ладошки и лицо к верху. Растягиваю улыбку пошире, кружась, словно я снежинка, которая упадёт и сразу же исчезнет. Смеюсь и сбрасываю рюкзак на землю. Я не слышала ни щелчков камеры, ни шагов Кости. Я просто очутилась в его объятиях настолько внезапно, что испугавшись прижалась к нему. — Замёрзнешь же, — фыркает он и берёт мои ладошки, укутывая в руки. — Не надо. У меня ледяные руки, — возразила я, пытаясь выдернуть свои руки. — Насколько я помню, твои ладони всегда были холодными. Даже летом. Но я всегда был готов греть их. Я утыкаюсь лбом в его грудь. Что-то там в груди сжимается до крика, но я молчу. Мне так многое хочется сказать ему. Так много слов просятся наружу, но я не могу. Скорее меня переедет поезд. — Время, — шепчет он. Я молча иду в машину, садясь на переднее сидение. Мы плавно трогаемся с места, но кажется, будто меня привязали верёвкой к этому месту. И чем дальше я отъезжаю, тем невыносимей становится. Его рука плавно ложится мне на ногу. Я сжимаю её своими руками. Не желая упускать этот миг, когда ещё можно насладиться нашей близостью. Что ждёт меня дальше? — Скажи мне, как жить без тебя? — резко выговаривает он, перерывая ход моих мыслей. — Как раньше, — хмыкаю я. — Ни с тобою, ни без тебя жить не могу. Понимаешь? — его пальцы сжимают мою ногу до боли, отчего хочеться завопить. — Ненависть — лучшее лекарство от боли. Ты обещал. Помни об этом. — Ненавижу себя за это, — с его уст вырывается глухое рычание. — Просто верни всё на круги своя. Я просто твоя тень. — Ты же понимаешь, что будет дальше? Я поворачиваю к нему голову, и наши взгляды на секунду встречаются. Удерживаю вздрагивание, отворачиваю голову и приподнимаю немного подбородок вверх: — Да. Ты снова будешь причинять мне боль. — Тогда зачем это всё? — огрызается он. — По-другому просто не может быть. Ты сам ответил на свой вопрос выше. Нам нельзя быть вместе. Слишком многое мы искалечили друг в друге. Ничего не вернуть. Понимаешь? Мы не сможем строить эту иллюзию, как сегодня, вечность, — выпаливаю я, почти на одном дыхании, задыхаясь. Наши пальцы переплетаются. Я сглатываю невероятно огромный ком в горле, сжимая ладонь. — Больше всего на свете я хочу прийти к тебе и лечь рядом. И знать, что у нас есть не только завтра, но и будущее. Но увы. Слишком многое мешает нам начать всё снова, — говорю шёпотом, сдерживая рукой слёзы. — Как жаль, что всё хорошее мы осознаём с опозданием. Тоскуем по прошлому, боимся будущего, забывая обо одном и самом главном. Именно сейчас проходит мимо наше настоящее. Откидываю голову назад, понимая, что он прав. Только вот это прошлое связано невидимой нитью с настоящим. А точнее — цепями. Этот груз тянет на дно, с которого не возможно выбраться. — Делай со мной всё, что захочешь, только не убивай. Дай мне жить хотя бы воспоминаниями о нас. Он молча кивает, хотя я не могу этого видеть, но чувствую это, так как он стискивает сильнее мою руку. Всю дорогу дальше мы ехали молча. Каждый из нас думал о своём. Слова здесь лишние. Они только всё портят. Мы подъехали к моему подъезду, когда было уже слишком темно. Я вышла и подошла к двери подъезда. Когда обернулась, рядом со мной уже стоял Костя. Я вздрогнула от прохлады. Он обнял меня настолько крепко, что мои кости захрустели. Слёзы сами по себе бежали по моим щекам. Приподнявшись на носочки, я коснулась его губ, вкладывая в этот поцелуй так много всего. Солёный привкус, тёплые губы и сбитое дыхание. Таким я запомню наше прощание. Сжав ворот его пальто до скрежета костяшек, я в последний раз прижимаюсь к нему, вдыхая аромат его шеи. — Уходи, — шепчу я. Он отстраняется, и мои руки зависают в воздухе. Я отворачиваюсь, прислушиваясь, но не слышу ничего. — Иди и не оборачивайся. Раздаётся звук шагов. Затем хлопок от двери машины. Нажимаю на кнопку домофона и дверь с писком открывается. «Только бы не обернуться», — шепчу я сама себе, забегая в подъезд. Влетаю в свою квартиру, на ходу сбрасывая с себя всё лишнее. Подбегаю к окну, но уже слишком поздно. Там пусто.