До дня моей смерти

Каяко никак не могла заснуть. Затаившись под одеялом, она слышала, как Акура швырнул футон к стене и улегся или уселся на него. Слышала, как нежданный гость вздыхал и ворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Слышала, как ветер тихонько скребся в окно, от чего на душе становилось до слез тоскливо и очень грустно. А потом у Хиираги затек бок от лежания в одной позе и стало очень жарко. Но пошевелиться она не решалась. Зажмурившись, продолжала мучиться в ожидании утра. - Эй, арахитогами, - внезапно позвал ёкай, который, судя по всему, тоже страдал бессонницей, - арахитогами… Девушка не ответила, и его голос прозвучал настойчивей и громче. - Арахитогами, ты спишь? Не унимался Король Демонов, хотя Каяко упорно молчала и даже старалась дышать размеренно и глубоко, чтобы он решил, что она спала, и отстал, наконец. - Арахитогами, не спи. Мне скучно. Продолжал свою песню Акура-оу, и богиня уже начинала злиться. Чего, спрашивается, привязался? - Так ты спишь или нет? В очередной раз протянул ёкай, и Хиираги не выдержала. Резко села в постели, воспользовавшись случаем, откинула душное одеяло и, повернувшись, с возмущением уставилась на своего гостя. - По-твоему, возможно спать, когда некий, жутко назойливый паразит, никак не может заткнуться? – сощурившись, сквозь зубы процедила Каяко. Но, как ни странно, демон ничуть не обиделся на адресованную ему шпильку. Наоборот. В неясном свете луны, просачивающемся сквозь шторы, девушка разглядела на тонких губах довольную полуулыбку. - Сама же меня позвала. Терпи теперь, - пожал плечами Акура, потягиваясь и снова приваливаясь к стене. В сумраке комнаты его глаза казались очень темными и какими-то до жути притягательными. С опасными золотистыми искорками в самой глубине. - Ну, и чего ты хотел? – насупившись, сдалась Хиираги. Скрестив руки на груди, словно поставив тем самым невидимый барьер между ними, богиня вопросительно вскинула брови. - Откуда ты? – склонив голову на бок, произнес собеседник после некоторого молчания, и Каяко растерялась. - Как откуда? Отсюда, то есть, из мира людей, - прозвучало немного вызывающе и даже грубо, но она никак не могла допустить того, чтобы ёкай узнал правду. - Так-то да, - хмыкнул Акура-оу, скользнув по лицу девушки любопытным взглядом, - только ты очень отличаешься от здешних женщин. Особенно, на той картинке, с тем мужчиной. При упоминании Кирихито черты демона исказились раздражением, но он сдержался. Не стал добавлять парочку гадостей, так и крутившихся на языке. - Просто ты плохо разбираешься в людях. Мы все разные. Вот и все, - небрежно отмахнулась Хиираги, лихорадочно придумывая другую тему. - Тот мужчина… - произнес вдруг рыжеволосый, и богиня замерла, ожидая очередную каверзу, - ты ведь его любишь? Этим вопросом Король Демонов окончательно добил Каяко. Забыв обо всем на свете, она с изумлением выставилась на него. - Ты сказал «любишь»? Надо же. Никогда бы не подумала, что такой, как ты, спросит нечто подобное. Да еще и так, будто бы самому знакомо это чувство. Ее слова прозвучали оскорбительно и грубо, но Акура не вспылил. Странно, но этой ночью, находясь рядом с Хиираги, он чувствовал себя иначе. Между ними что-то происходило, проскальзывало в воздухе и оседало неким напряженным предвкушением. Только, что это, он не знал. Пока не знал. - А ты уверена, что нет? Демон внезапно подался вперед, и Каяко машинально отпрянула, вжавшись спиной в стену, когда он оказался слишком близко. Навис над ней, остановив потяжелевший, золотистый взгляд на ее вспыхнувшем лице. - А, что, да? – вопросом на вопрос ответила богиня, чувствуя, как внутри живота вспорхнула тысяча бабочек. Легкие, трепещущие крылья принесли волну дрожи, пронесшуюся по телу. Но она не стала его отталкивать, отворачиваться и уводить взор в сторону. Вызов. Он бросал ей вызов, и Хиираги не могла его не принять. - И да, и нет, - губы ёкая вдруг скривились в горькой усмешке, и девушка окончательно смешалась. Да, что же это такое? Что между ними происходит? Почему ей так не хочется открывать и признавать существование другой стороны Акуры-оу? Почему этот чертов демон вызывает в душе невыносимое смятение? В какой момент все изменилось? Когда она перестала видеть в нем врага? Когда ушла ненависть, и ей на смену пришло другое чувство? Ужасное чувство… ненужное чувство… преступное чувство… - Что ты имеешь в виду? – темные глаза Каяко замерли на лице Короля Демонов. Пальцы сжались в кулаки, ладони вспотели. - Ты права в том, что я никогда и никого не любил, - ответил Акура после некоторого молчания, - но у меня был один друг, который… короче, я не знаю, как правильно выразиться… я никогда не умел толкать красивые речи, да, мне это и не нравится… короче, он был мне дорог… наверно, так… С какого его понесло на всю эту откровенность? С чего вдруг захотелось открыться перед этой глупой женщиной и показать ей свою другую, уязвимую и оттого тщательно скрываемую ото всех сторону? Это и есть еще одно из проявлений любви? - И что стало с этим твоим другом? – тихо спросила Хиираги, с ужасом замечая, как в глазах ёкая появилась тень боли. Боже… Да он же совсем не бесчувственный… Новое открытие потрясло… - Он ушел, - выдохнул Акура-оу, резко отстраняясь и возвращаясь на свой футон, а Каяко испытала прилив невыносимой тоски. Сердце подозрительно сжалось. - Ясно. Что ж. Откровенность за откровенность, - спрятавшись за челкой, проговорила богиня, - я люблю того мужчину на фото, то есть, на картинке, которую ты видел. Но это не взаимно. Я ему не нужна. Никогда не была нужна. Потому что слишком слаба. Знаешь, с тех пор, как мы с ним встретились, я захотела обрести силу, хотя раньше думала иначе. Раньше я хотела одного – свободу. Хиираги замолчала, облизав пересохшие губы. Тоска усиливалась, как и боль, выползшая из глубин души. - А есть, что-нибудь, чего хотел бы ты? – неожиданно сорвалось с языка, и комната погрузилась в тишину. - Могу сказать только то, чего бы я не хотел, - наконец, ответил Акура-оу. Он сидел, небрежно привалившись к стене. Опираясь на одну согнутую в локте руку, другая лежала на колене поднятой ноги. Взгляд был устремлен в сторону окна. Рыжие волосы растрепаны. Блеклые отблески луны и замысловатая игра света и теней не позволяли понять выражение, блуждающее на его бледном лице. - Я больше никогда не хочу оставаться один. То, что я ненавижу больше всего и, единственное, чего боюсь, это одиночество.