Все пошло немножко не так

— Индоминус. В одной из этих клеток. В моих жилах застывает кровь. Быть. Того. Не может. — Ты точно ее видела? — шепчу, глядя в широко распахнутые чуть раскосые глаза. — Ее белый цвет ни с чем другим не перепутать, — фыркает Зия. — Она сейчас спит. Но чтобы продать ее с аукциона, ее придется им разбудить. — Это ужасно, — бормочет Клэр, — если она вырвется на свободу здесь, на материке… ее уже ничто не остановит. Да и Блю… она не готова к схватке с ней… Я скашиваю взгляд на голубую самку раптора, которая тяжело дышит, лежа на боку. Ей только что сделали переливание крови ти-рекса. Среди нас нет ветеринаров, но у нас не было вариантов. Мы не могли дать ей умереть. Блю действительно не готова. — Лот номер два, аллозавр… Я с содроганием жду момента, когда объявят Индоминуса. А ведь у них еще одна страшная штука, правда, вроде прототип — Индораптор — смесь Индоминуса и раптора. Обе самки. Обе бешеные. С обеими справиться нереально. И тут — решение! Я вспоминаю Блю. Индоминус — доминантная самка, а я — доминантный самец. Я могу попробовать подавить ее. И делать это нужно прямо сейчас, пока она в клетке. Потому что я уже предвижу, чем все эти торги закончатся. Самой натуральной катастрофой. Иду к клетке с белым динозавром. И-рекс уже не спит, но все еще находится в полу-трансе. Хороший момент. Встаю прямо напротив ее глаз и встречаюсь с ней взглядом. Постепенно она смотрит более осмысленно. Поднимается на ноги. В следующую секунду уже рычит. Я щелкаю пальцами. Индоминус вздрагивает, ее ноздри шумно раздувается. Издаю тихий свист. Глаза самки широко раскрыты, она понимает, что я пытаюсь пойти на контакт. Она вполне разумна. Дай мне ее сразу после рождения, она была бы не хуже Блю. — Тише, девочка, — шепчу и протягиваю руку. Динозавр прищуривается. Наклоняется в сторону моей ладони. Вдыхает мой запах. Глухо рычит, ведь пахнет посторонними. Клэр, Блю. Скорее даже Блю. — Тише, моя хорошая. Никто тебя не обидит, — она меня слышит. И все ближе и ближе наклоняется к моим пальцам. Я дрожу, понимая, что в любой момент она запросто может оттяпать мне кисть. Но она не торопится нападать. А потом она касается своим носом моей руки. У нее более шершавая шкура и более плотная, нежели у Блю. И хотя рептилии считаются холоднокровными, она теплая. А, ну да, в ней же непонятно чего намешано. — Девочка. Я спасу тебя. — Лот номер семь, гвоздь нашей программы! Индоминус Рекс! Я обнимаю за шею Блю и смотрю, как по полозьям уезжает клетка с белым динозавром. — Ты для меня лучшая, — шепчу я голубому раптору в шею, — но ее нужно спасти. Моя самка урчит. Она не может пошевелиться, ведь ее тело крепко закреплено металлическими оковами. — Так, эту особь нужно в клетку, — слышу я голос и отхожу в тень. Я вижу, как Зия отшатывается от Блю, как четверо здоровенных мужиков, явно причиняя ей боль, оттесняют ее к решеткам и запирают за ней дверь. Мы слышим все, что происходит в зале за большими металлическими воротами. Индоминус ревет, люди гудят, и меня это пугает — и-рекс не любит шума. А разъярившаяся белая самка способна разнести свою клетку за пару ударов. И мы все дружно молимся, чтобы ее отправили обратно в ангар прежде, чем она успеет сделать это… Молитвы услышаны. Кто-то купил ее за пятнадцать миллионов, но забрать планирует только завтра. А потому самка благополучно приезжает по рельсам на свое место. Пока бойцы Миллса занимаются отправкой в зал Индораптора, я незаметно успокаиваю Индоминуса. Потому что это очень опасно. Удается, с третьего раза. И мы слушаем, что происходит дальше. Рогатый лоботопс, которого я нечаянно выпустил на свободу чуть ранее, вырывается в зал. Начинается суматоха, в которой никто не замечает, что клетка с Индораптором оказывается открытой. Монстр вырывается на свободу. Она крушит все, что попадается у нее на пути, убивает ради забавы, а не ради еды, она не голодная. Мы с Клэр выскакиваем в зал, но живых в нем уже нет — половина успела уехать, другие же превратились в кровавое месиво. Некоторых просто раздавили — лоботопс помог. Он хоть и травоядный, но очень мощный и энергичный, сносит и разбивает все, что находится у него в поле зрения. Мы спешим обратно в гараж. Нам навстречу несутся Зия и Франклин. — Я выпустила Блю, у меня вариантов не было! — кричит она. — Нас убить пытались, но она защитила. — Кто пытался? Индораптор? — Да какой там. Людишки. Они хотели забрать ее, она нужна им как ценный экспонат. Но она сама за себя постояла. — Тоже мне экспонат, — фыркает Клэр. — Что же нам делать теперь? — Единственный, кто может справиться с этим гибридом — Индоминус, — произношу я глухо, — но… это повергнет опасности всех, кроме меня. — Блю поняла, кто твой друг, а кто враг, — возражает Франклин, — эта белобрысая тоже может понять. — У нас нет времени это проверять. Мы слышим дикий детский визг. Оставив Зию и Уэбба в ангаре и велев ждать сигнала, мы бросаемся на звук. У хозяина этого дома, профессора Локвуда, есть внучка Мейзи. Видимо, на нее кто-то напал. Девочка вскоре сама выбегает нам навстречу. — Там… там… — она задыхается, — чудовище, черное. Оно меня преследует. — Мухой отсюда, — командую я, и мы все дружно летим по коридору в противоположную сторону. Грохот у нас за спинами становится все громче. Быстрее бежать мы не можем — Мейзи маленькая. До ангара с динозаврами еще два поворота и лестница. А шаги уже совсем близко. И когда мы понимаем, что вот она, кончина наша, мы видим впереди Блю. Мы отскакиваем в сторону, самка проносится мимо нас и под наши изумленные взгляды бросается на огромного Индораптора, вдвое больше нее как минимум. Она дерет ему когтями шкуру, пытаясь добраться до глаз. Черная самка откидывает ее и кидается на нее с намерением разорвать на части. — Вот же черт, — шепчет Клэр и достает рацию. — Кажется, пришла пора радикальных мер, Блю не справляется. Я выхватываю у нее трубку из руки. — Зия. Выпускай Индоминуса. — Она вас не сожрала? — Нет, она нас проигнорировала. Она идет к вам. Скорее всего, она чует и-раптора. — Я надеюсь, что она ее чует, а не нас, — бурчит Клэр. — Они сейчас провалятся! — восклицает Мейзи. Пол под ногами тяжеленного динозавра трещит, и они с Блю действительно падают вниз. В подвале побольше места, и раптору становится попроще. Дело за малым — направить туда Индоминуса. Клэр и Мейзи спрятаться не успевают. Мы слышим тяжелые шаги прямо у себя за спиной и медленно оборачиваемся. И-рекс настороженно смотрит на нас. Она шумно дышит, определяя наш запах. Я смотрю ей в глаза, щелкаю пальцами и протягиваю ладонь вперед. — Тише, девочка, это я. Выдох. Узкие зрачки ящера становятся линиями. И в этот момент снизу раздается грохот. Белая самка рычит, я сдаю в бок, вжимаясь в стену, и показываю на дыру в полу прямо за собой. Короткий свист, ответный рев, и Индоминус одним скачком прыгает туда. Мы бежим окольными путями ко входу в подвал. Я должен это видеть. Я доминировал над и-рексом, и я обязан знать, что эта самка борется за меня. Блю и белобрысая сражаются как настоящие воины. Они действуют слаженно, как одна команда, изредка переговариваясь короткими тихими выкриками. Очередной рык Вайт (я так про себя ее назвал) оказывается чересчур громким, и Индораптор понимает, что действия противников синхронизированы. Она перестает бросаться на противников и замирает, переводя взгляд с одной самки на другую. А затем издает короткий крик, и я осознаю, насколько много у нее от раптора. Блю переглядывается с белобрысой и что-то отвечает. Еще пара коротких… что это? Это похоже на осознанную речь, и даже почти понятную мне. И не одному мне. — Она спрашивает их, почему они воюют, — раздается тонкий голосок Мейзи, и я вспоминаю слова Миллса про ее генномодифицированность. — Твоя Блю говорит ей, что Блэк (хм, забавно!) очень свирепа. А они всего лишь защищают своих друзей. Еще один вопль от Индораптора. — «Как можно дружить с едой?» — продолжает переводить девочка. Клэр вздрагивает, а голубая самка шипит, очень тихо. — «Тебе придется многому научиться, чтобы различать, где еда, а где семья», — шепчет ошарашено Мейзи. Да и я ошарашен не меньше. Семья? Мы — семья Блю? Потрясающе! Резкий рык. — «Так научите меня!» Такое же тихое шипение в ответ. — «Если ты пообещаешь никого не грызть». Гулкий рык. — «А если будешь грызть, мы тебя сожрем», — переводит девочка Индоминуса Рекса. И тут у меня оживает рация. — У нас тут внизу проблема, Оуэн, — кричит в трубку Зия. Динозавры замечают нас. Индораптор рычит, но с места не двигается. А я встречаюсь взглядом с Блю, и та кивает головой. И мы бежим в ангар. — Во время перестрелки повредилась система вентиляции. Это — смертельный яд, — трагически тычет пальцем в стекло-перегородку Родригес. — Они погибают. Мы ничего не можем сделать! — Можно открыть ворота, — говорит Клэр и для начала, пробежавшись по панели управления, выпускает всех динозавров из клеток. — Но если мы это сделаем, есть риск выпустить и зубастых тоже! — возражает Франклин. — Они не попадут сюда, — мотаю головой я, — южная часть дома отгорожена еще одними воротами, и я их закрыл по дороге. Тем более что они заняты друг другом. — Что вы сделали? — Позже расскажу. Решай, Клэр. Это ТВОИ животные. Я вижу, что она не может. Мир людей рискует быть разрушенным. Зато может Мейзи. Резким движением она жмет красную кнопку и ворота отворяются. Месяц спустя. — Моих денег хватит на то, чтобы создать новый Парк Юрского Периода, — смеется Мейзи. — Парк, где люди и динозавры смогут общаться наравне. Где мы сможем понимать их речь, как мы сейчас понимаем эту семейку, — она тычет пальцем в стекло, за которым, познавая территории поместья, общаются свирепые ящеры, внезапно ставшие плюшевыми котиками. А из динамика доносится практически дословный перевод их речи. — Парк прямо на материке? — у Клэр дергается глаз. — Я не собираюсь выводить новые гибриды, — пожимает плечами девочка. — Заметь, что на острове Нублар, что здесь, в поместье, к катастрофе привели именно смешанные динозавры. — Обыкновенными хищниками движет одно — инстинкт. В нашем же случае они просто слишком умные, а потому неуправляемые, — поясняет Франклин. — Они управляемые, — замечаю я, — рапторы — управляемые. Стайные рептилии, невероятно разумные и пригодные к общению. Обе наших особи — результат добавления в их генотип генов раптора. — То есть, обе самки — родственницы Блю? — смеется Зия. — Именно поэтому ты нашел с ними общий язык? Я тяжело вздыхаю. Их нельзя бояться. Обеих. Для них я — альфа. А для Блю я семья. Моя голубая самочка ведет себя с каждым днем все более и более странно. Мне кажется, она копирует человеческое поведение. Иначе как можно понимать попытки закрыть морду короткими лапками или непонятные короткие «поцелуи» в мои щеки и шею. Она учится и обучает других. Возможно, если бы во времена Юрского Периода было бы правительство, им бы стали рапторы, ведь они совершенно уникальные динозавры! А тем временем из динамика доносится: — Мой человек для меня сделает абсолютно все. «Мой человек?!» — Как и я для него. И от этого становится жарко. Признание в любви от зубастого ящера — что может быть круче? — Наш альфа оставил меня в живых, — это уже Вайт. — У них есть такое оружие, которое способно нас уничтожить. Но он этого не сделал. Оружие? Откуда они знают все эти понятия? В переводчик транслируется разговор, записывающийся на маленькие электроды на головах у динозавров. Неужели они настолько понимают нашу речь и так сильно впитывают получаемую информацию? — Мой человек не такой, — резко отвечает Блю. — Нам пока не известны такие чувства, как сострадание, любовь, счастье. Подчинение и смирение — это все, что движет нами. Но я не ем моего человека не потому, что я ему подчиняюсь. Мы слушаем разговор ящеров, затаив дыхание. Голубая самка рассказывает такие вещи, о которых многие люди-то поведать не могут. — А почему? — интересуется Блэк. — Вы, — она имеет в виду обеих гибридов, — не пригодны для размножения. Я же, как представитель чистого вида, способна иметь детей. Представление об этом я, правда, имею чисто теоретическое, но одно я знаю точно — чтобы размножиться, нужны мама и папа. Меня — вывели из пробирки, как и вас. Но я росла в большой группе и тесно контактировала с людьми. Я много слушала и запоминала, о чем говорят мои создатели. Мой человек стал мне и мамой и папой, он научил меня всему, что я умею. Он научил меня дружбе. — Он мне умудрился объяснить, что его не надо жрать, — в словах слышится ехидство, хотя переводчик говорит без интонаций. Индоминус будто усмехается. — Он — абсолютный альфа, не делающий нам зла. Это называется — уважение. Вайт тоже быстро учится. Блэк же пока только запоминает все, что ей говорят старшие товарки. Ведь Блю семь лет, белобрысой почти четыре года, а Индораптору всего несколько месяцев. Как и в случае с Индоминусом, черную самку выращивали экстренно и искусственно. А вот моя голубая девочка росла сама. Вероятно, это тоже сильно сказалось на рассудке особи. Я вспоминаю, как Блю единственная из всей своей группы адекватно реагировала на проявление слабости. Как она тыкалась в меня своим малюсеньким носиком и пыталась успокоить, в то время как остальные хотели меня сожрать. Уже на тот момент я выделял ее среди остальных. Но я и мечтать не мог, что когда-нибудь она станет по-настоящему моей. Никто и никогда не сможет у меня ее отобрать. Мы с Клэр — опекуны Мейзи. Никто не решился взять под свое крыло генномодифицированную девчонку. А у нее оказалось огромное состояние, оставленное ей дедом. Я не знаю, как Диринг все провернула, ведь по закону мы не подходим, мы не родственники малышки… но у нее получилось. И вот теперь я — хозяин спортивного полигона для хищных динозавров, птичника для крылатых и огромного места для выгула для травоядных. Отловили пока не всех, кто вырвался на свободу, но уже больше половины. И это все мое. Мои ящеры, под моим надзором. Никто не совершает непоправимых ошибок, не создает новых немыслимых существ, способных разнести всю планету на кусочки, все происходит по моим правилам. И персонал, набранный Клэр, слушается меня. Тремя годами позже. Я не понимаю, когда это произошло. Как это укрылось от меня. Ведь мы просто создали еще несколько рапторов для обучения, среди которых был омега-самец, совершенно не доминирующий, во всем подчиняющийся Блю… так когда он успел заделать ей детей? Шесть аккуратных яиц. Голубая самка практически не отходит от них, даже чтобы со мной пообщаться. Но меня хотя бы подпускает, остальных — нет. Детки должны вылупиться со дня на день. И второй подарок. То, от чего волосы на моей голове шевелятся каждый раз, когда я смотрю на Клэр. А именно — ее округлившийся живот. Это значит, что я скоро стану отцом. Диринг вот-вот рожать. Мы три года живем вместе, но до сих пор не поженились. О том, что Клэр в положении, мы узнали аж на третьем месяце беременности. И, черт возьми, она решила оставлять этого ребенка. А я… а я что? Моего голоса тут никто не спрашивал. Больше всего радовалась Мейзи. Да, ей хоть повеселее будет. Не все же ей с динозаврами общаться. Так и разговаривать по-человечески разучится. Кстати, ей уже десять, она на дистанционном обучении, а по окончании собирается поступать в биологический университет. И знаете, это чертовски круто для ребенка, выращенного из пробирки! — Оуэн, яйца трясутся! — кричит Зия. Блю все это время под ее неусыпным контролем, и она первая замечает изменения. Я подбегаю к краю специально обгороженного вольера (мы не могли позволить, чтобы к яйцам лезли другие рапторы). Действительно, скорлупа трескается. Я видел это в инкубаторе, но чтобы вот так, вживую — никогда! — Еды потребуется намного больше, — тянет Франклин. Я усмехаюсь. У них двойняшки, которых бывшая Родригес родила, кажется, не уходя с работы. Сейчас им уже почти два года, и они у родителей Зии в Испании. — И места. Придется расширять вольер, — кивает женщина. А мне не важно. Потому что первое яйцо проклюнулось. Я, практически не моргая, наблюдаю за этим потрясающим процессом, стараясь не пропустить ни единой детали появления на свет нового динозавра. И я вижу ее. Она — первая. Альфа нового поколения. Изумрудно-зеленая шкурка, яркие желтые глаза. Она разбивает скорлупу до конца, отряхивается и деловито осматривается. Я гляжу на Блю. На ее морде такое потрясение. Сейчас, конечно, должен проснуться материнский инстинкт, но пока что она в тихом шоке. Наконец, она приходит в себя и бросается вылизывать свою первую дочь. Аккуратно раскрывает ее носик, убирая остатки клейкого белкового пузыря, зеленая самочка вздыхает и тоненько пищит. А я шумно выдыхаю. Моя маленькая Грин. И чувствую, как судорожно сжимаются пальцы Клэр на моем локте. — Оуэн, — она тяжело дышит, — у меня, кажется, воды отошли. Вместо эпилога. Блю аккуратно покачивает коляску, одним глазом наблюдая, как я играю с ее детьми. Грин, Спарк, Роуз, Шоу, Райли и малыш Колин, вылупившийся самым последним. В природе его бы сожрали. У нас ему дали шанс на жизнь. Мой двухмесячный сын Дрейк плачет в коляске. Блю осторожно поднимается с места, стараясь не задеть ее массивным хвостом, и заглядывает под капюшон. Самка носом поправляет бутылочку, видимо, выпавшую у ребенка изо рта, тот перестает пищать, и она удовлетворенно возвращается на свое место. Она все больше и больше развивается, я просто не успеваю замечать все изменения в ней, но она уже очень сильно походит на человека по поведению. Она поладила с человеческим ребенком, а вот своих детей — доверила мне. И — я не ошибся. Маленькая Грин — действительно альфа. Она доминирует над остальным потомством, и это безумно мило. А я просто счастлив, ведь со мной любимая Блю и не менее любимая Клэр. Наконец-то Клэр Грейди. Нас обвенчали прямо в родильном доме. Конец.