День самоуправления

Борька выждал пару минут, пока незнакомая старушка скрылась за углом, и спрыгнул с цементного блока вниз, во двор большого светло-желтого дома. Он мог обойти блок стороной, но это было бы совсем не то. Он сделал пару шагов и остановился в условленном месте: под развесистым деревом с толстым корявым стволом. В дупле такого дерева можно было спрятать револьвер или даже небольшой сейф с секретными документами. Почти наверняка там уже лежало что-то из этих вещей, но Борька не стал проверять, потому что знал, что за ним следят. Он прислонился к стволу спиной и стал ждать. Вскоре появились Каляев, Зензинов, Дора и другие. Они сдержанно поприветствовали друг друга и тоже встали у дерева. Со стороны это, должно быть, выглядело очень глупо. Зачем нужно было встречаться возле жилого дома, на таком открытом месте, и почему всем сразу?.. Борька не мог не заметить этих несоответствий. В последнее время несоответствий возникало все больше. Его не покидало чувство, что что-то в работе их группировки идет не так. Например, идеально спланировано было проникновение в школу до открытия, чтобы вымазать ручки дверей некоторых особенно несправедливых учителей чернилами. План был продуман до мелочей. Почему же Покотилов и Швейцер оба разлили чернила еще на подступах к месту действия? Покотилов сказал, что кто-то его толкнул. Но в школе не могло быть – и не было! – никого, кроме них двоих и охранника. Борька куснул губу, складывая руки на груди. Он промочил ноги, когда окольным путем пробирался через покрытую неверной корочкой льда лужу, и теперь на холодном мартовском ветру он чувствовал, как они начинали терять чувствительность. «И почему Азеф отговорил меня от действий на прошлом субботнике? Это был бы самый удачный момент. Он как будто подводит нас к тому, что стоит прекратить террор. Конечно... Он выпустится, а нам торчать тут еще шесть лет с этими учителями», – Борька оглянулся, почувствовав на себе чей-то взгляд из-за ржавых железных бочек. Или показалось? – «Интересно, откуда они тогда вообще узнали о наших планах, когда прорабатывали 7 «А» на классном часе? Так и до фамилий доберутся... Может, кто-то им доносит? Но кому это нужно?» Послышались шаги. Это непременно должен был быть Азеф, потому что все другие уже собрались. Но он шел не один. Борька осторожно выглянул из-за дерева и увидел рядом с толстой, неуклюжей фигурой их руководителя другую – женскую, поменьше ростом и тоньше. Она напоминала... Прежде, чем полностью осознать весь ужас ситуации, Борька машинально выскользнул из-за дерева, подав тем, кто стоял рядом, знак бежать. Он не был уверен, что они поняли, но он хотя бы сделал, что мог. У него была секунда, чтобы оглядеться: двор действительно был открытым до невозможности. Спрятаться можно было только за деревом и за брошенными в дальнем углу двора облупленными синими бочками. В два прыжка он оказался там. Азеф и завуч уже вплотную подходили к дереву. – Он доносчик, – шепотом сказал Борька сам себе, бессильно опускаясь на рыжий от ржавчины железный лист. Он не стал смотреть, успели ли скрыться другие. Перед его глазами только что рухнуло все, во что он верил. Все было не по-настоящему. – Он-то доносчик, а вы просто идиоты. Это было очевидно с самого начала. Борька покосился на сидящего рядом. Ну конечно. Железный Феликс за железными бочками. Он сразу узнал его по шипящему выговору. – Ты что тут забыл? Иди играй в свою чрезвычайку, – зло сказал Борька, – И без тебя тошно. Феликс насмешливо посмотрел на него своими круглыми зелеными глазами. – Я хотя бы сам решаю, что делать со «своей чрезвычайкой». А не пляшу под дудку одиннадцатиклассника. Ему теперь честь и хвала, а вы в дураках останетесь. «Каляева, может, вообще исключат... Он точно не успел уйти. И успел бы – а не стал», – уныло подумал Борька. На длинное пальто Феликса налипли чешуйки ржавчины. Он сидел и с интересом слушал, что завуч говорила ребятам. Мерзкий Азеф, конечно, сдал их и ретировался. Борька знал, что его никто не выдаст, но от этого ему было только хуже. Столько раз они рисковали быть исключенными, столько надеялись, что учителей, которые выбирали любимчиков, незаслуженно наказывали, завышали оценки детям влиятельных родителей, наконец уберут из школы, и все это зря. Все оказалось хитрой махинацией Азефа, но только для чего он вообще начал все это? Может, ему пообещали натянуть оценки на золотую медаль? Или его прижали и заставили сознаться? Или... Или ему просто доставляло удовольствие издеваться над малышней. Конечно. Их просто надули. Раньше, когда ими руководил Гершуни, все было совсем по-другому. Они просидели за бочками минут пятнадцать, пока все не разошлись. Родителей попавшихся вызвали к директору. Кто-то успел удрать. Феликс первым встал, чтобы уходить. – Кончились ваши игры, – хмыкнул он, – Финиш. Теперь хоть учиться станете нормально, а не бомбочки с блесточками разбрасывать. – Сказал троечник. Тебе-то что, завидно, что тебя не взяли? – От троечника слышу, – парировал Феликс, – Нет, не завидно. Нечему тут завидовать. Борька тоже встал и посмотрел на Дзержинского своим фирменным равнодушным взглядом. – Не завидно – так и не лезь. А насчет «финиша» мы еще посмотрим. Дался мне этот Азеф. Я и без него избавлюсь от Николашки. – Ну, посмотрим, – тонкий рот Феликса растянулся в ехидной улыбке. Он достал из кармана мобильник, – Теперь мне ничего не стоит доказать, кто все это делает. Тут все записано, Савинков. – Ах ты... – Борька протянул руку к телефону, – А ну дай сюда! Феликс поднял телефон высоко над головой. – Давай, давай, отбери! Борька схватил его за руку и с силой потянул на себя, но это не сработало. Недолго думая, он пнул врага под коленку, но тот только чуть пошатнулся и схватился за нее второй рукой. Железный. Прежде чем Борька успел предпринять следующее действие, Феликс ударил его в живот и отскочил в сторону. «Сейчас улизнет», – лихорадочно подумал Борька, – «А тогда он размножит запись, и я уже никогда не смогу ее уничтожить». Он распрямился и понесся вслед за Феликсом. Тот уже бежал в сторону узкого переулка, через дворы и скамейки с недоумевающими бабульками. Дело принимало решительный оборот.

***

Лева Бронштейн по прозвищу Лейба, отличник, задавака и закадычный друг Железного Феликса, жил в сером блочном доме на северо-востоке города N. Борька, конечно, об этом не знал, но именно туда, хотя и самым окольной и неочевидной дорогой направил свой путь Феликс. Им руководил вполне верный расчет: мама Левы хорошо знала его и всегда готова была пустить его в квартиру, в отличие от любого другого незнакомого мальчишки с улицы. Это качество присуще любой маме, но в маме Бронштейна оно проявлялось как-то особенно ярко. Из всего класса в гостях у Лейбы бывал только Феликс. «Там можно укрыться, пока Савинкову ждать не надоест», – думал Дзержинский, лавируя между прохожими и зданиями. Переулки сменялись дворами с играющими детьми, подворотни – пестрыми вывесками магазинов на центральной улице. Феликс надеялся, что Борька устанет бежать еще на подступах к дому Лейбы, но тот не отстал ни на миллиметр. Феликс уже чувствовал, как его самого покидают силы, а красные гетры одноклассника все с той же скоростью мелькали у него за спиной. Он не мог бегать по городу вечно. Феликс на бегу распахнул ободранную дверь подъезда и шмыгнул в угол. В подъезде было темно: перегорела единственная лампа. Сильно пахло сыростью и кислотой. Феликс прижался к стене, вслушиваясь в темноту. Скрипнула дверь. «Он здесь», – подумал Дзержинский. «Он здесь», – подумал Борька. Они стояли в темном подъезде, слушая сбитое дыхание друг друга. Феликс знал куда идти. Борька – нет. У Феликса было преимущество. Он знал, что неслышно пройти к лифту не сможет, но и стоять неподвижно до появления в подъезде еще кого-нибудь было глупо. Феликс сделал уже было шаг в сторону, как... – А-а! Борька заметил Феликса еще когда открывал дверь: еще не стемнело, и на какое-то мгновение подъезд оказался освещенным. Пока Феликс думал, в какую сторону шагнуть дальше, Борька уже разработал нехитрый план нападения, и вот теперь он крепко вцепился в обе руки Дзержинского. Тот оказался прижат к грязной стене зловещего подъезда. – Отдай по-хорошему, – Феликс почти заметил, как сверкнули в темноте Борькины глаза, – Тебе же не выгодно сдавать меня, Железный. Ты так же ненавидишь Николашку, как и мы. – Это не значит, что я с вами заодно. – В этом деле мы заодно, – возразил Борька, – И ты знаешь это. Зачем тебе эта запись? Феликс усмехнулся, но Борька, конечно, не увидел этого. «А жаль», – мимоходом подумал Дзержинский. Любому одиннадцатилетнему революционеру ясно, что нет ничего лучше снисходительной ухмылки в нужный момент. – Зачем? А нравится мне, как ты прыгаешь за моей рукой. «Феликс, отдай! Феликс, отдай по-хорошему!» – передразнил он, – Савинков! Великий и ужасный! Все человека-загадку из себя строишь? Борька молча пнул его в живот. Феликс согнулся, но промолчал. – Сам-то. Вэчека. Тайные общества. Ты просто завидуешь, потому что... Потому что мы круче, чем ты! Мы не следим за вашими собраниями из-за склада бочек, – Борька старался говорить холодно, но у него выходило плохо. Только что Азеф, его кумир, по-настоящему великий и ужасный, предал его, а тут еще этот рыжий вздумал издеваться над их обществом! – Ой, какие мы обидчивые, – насмешливо протянул Дзержинский, – Знаешь, где мой телефон? В левом кармане. Возьми, ну? Что же ты не берешь? Борька отлично понимал, что стоит ему отпустить руку врага, как тот или заедет ему в челюсть, или вырвет вторую руку и удерет, оставив его одного в плохо знакомом месте. У Савинкова было достаточно поводов убедиться, что Феликс гораздо сильнее его, несмотря на болезненный вид. – Я не уйду, пока не уйдешь ты, – по возможности спокойно сказал Борька. – Тогда пусти. Я знаю, куда идти. Борька на всякий случай еще раз пнул Феликса под коленку и отпустил его руки. Больше ничего не оставалось. В лифте они ехали молча. С лица Дзержинского не сползала презрительная полуулыбка. Вот сейчас Савинков увидит, кто круче. Когда мама Лейбы поставит для него, Феликса, чайник и подаст на стол печенье и пряники, а Борька останется с носом под дверью квартиры! Он нажал на кнопку. Открыла мама Левы. Все шло по плану, пока... – А ты кто, мальчик? – удивленно спросила мама. И тут Борька как будто преобразился! Феликс даже не заметил, как так вышло, что его прическа оказалась гладкой и аккуратной, воротничок и гетры, протащившиеся по половине города, чистыми, а выражение лица настолько слащаво-благовоспитанным, что сердце любой матери растаяло бы в мгновение ока. «Черт», – подумал Феликс, – «Как это я забыл, с кем связался...» – Я друг Левы, – очаровательно улыбнулся гений перевоплощений Савинков, – По поводу олимпиады по математике. «Откуда он только взял эту олимпиаду...» – уныло подумал Феликс, – «Вот же черт...» Но на кухне уже шипел чайник, а Лева Бронштейн в какой-то подозрительно немужественной желтой футболке с ананасом недоуменно смотрел на немую сцену между великими конспираторами. – Вы зачем пришли-то сюда?..