Вспомнить себя.

Я стояла перед дверью и не решалась войти. Переминаясь с ноги на ногу, я несколько раз пыталась постучать, дабы оповестить хозяина комнаты о своем приходе, но каждый раз не хватало смелости. И вот снова занося кулак для стука, я вновь остановила его у самой двери. Передумала. Опять. Мне не хотелось мешать совершенной идиллии между музыкантом и музыкой, которые слились воедино, создавая потрясающее звучание, которое гипнотизировало слушателя. Еще немного постояв, наслаждаясь произведением Бетховена, я вздохнула, и уже собиралась было уйти, но вдруг мелодия затихла, и из-за двери послышался голос, который судя по всему, обращался ко мне: — Я знаю, что ты стоишь за дверью. Заходи уже, раз пришла. Я удивленно огляделась в поисках камеры, которая могла бы оповещать хозяина о пришедших гостях, но таковой не увидела. Как же он тогда узнал? — Заходи пока не передумал.- вновь отозвался голос музыканта. Решительно выдохнув, я взялась за ручку и толкнула дверь, после чего вошла в комнату. Студия оказалась не такой большой, но довольно вместительной. Здесь стояло множество аппаратуры, которая могла понадобиться на всех этапах создания музыки. В первую очередь в глаза мне бросился большой монитор, висевший на стене над столом. Ниже на самом столе стоял компьютер с монитором и клавиатурой. По обе стороны от него находились две пары колонок: большие и чуть поменьше. На них же расположились различные фигурки. Все они были не похожи друг на друга. Различались они не только цветом и конфигурацией, но и размером. Характерной чертой таких игрушек были крестообразные глаза и мультяшные конечности. Среди них была фигурка очень похожая на искривленного Микки Мауса с крестиками вместо обычных глаз. Подобные игрушки я видела не впервые. Похожие статуэтки стояли в комнате Намджуна. Я видела их всего один раз, когда заходила к нему. Тогда я сразу обратила на них внимание, так как их внешний вид показался мне весьма необычным, потому сейчас же их узнала, как только вошла. По всей видимости, это была общая любовь ребят к таким фигуркам. Справа от компьютерного стола находился синтезатор, на котором и играл сидящий на мягком кожаном стуле с высокой спинкой парень. — Чего застыла? — спросил парень, посмотрев на меня снизу верх, оторвавшись от игры. — Садись, — музыкант похлопал по рядом стоящей круглой банкетке, на которой обычно сидят пианисты за клавишными инструментами. Недолго думая, я приняла приглашение парня и уже приготовилась сесть, но чуть было не упала, ибо высота банкетки была ниже, чем я рассчитывала. Юнги ничего не сказал, лишь еле заметно улыбнулся. От своей неуклюжести мне даже стало, как-то неловко, отчего щеки покрылись румянцем. Устроившись, наконец, на стульчике удобнее и сложив руки на коленях, я стала наблюдать за игрой парня. Его пальцы плавно «перетекали» от одной клавиши к другой, создавая прекрасную гармонию звуков. Юнги полностью погрузился в игру. Он не играл, он будто жил мелодией, жил этим инструментом. Его композиция расслабляла и завораживала. Сейчас я ни о чем не думала. Музыка полностью поглотила меня и мои мысли. Такого расслабленного состояния я не помню давно. Последние пару месяцев в моей голове постоянно что-то происходило: голоса, какие-то воспоминания, мысли, но сейчас всё было по-другому. Именно этого мне не хватало. Под неким эстетическим кайфом я и не заметила, как в студии стало тихо, а Мин Юнги развернувшись на своем кресле в мою сторону, вопросительно смотрел на меня. — Чтооо? — Я спросил, почему ты не спишь, а ты сидишь с блаженной улыбкой и молчишь. — ответил парень, поправляя волосы выбившиеся из-под кепки. — Ох, прости. Глупо, наверное, выглядело. — Очень. Так чего бродишь? — Не могла заснуть. — Вздохнув, я пожала плечами, наблюдая, как Юнги раскручивается на стуле то в одну сторону, то в другую. — Могу поделиться снотворным. — Неееее… — я отрицательно покачала головой — Ну как хочешь. — Юнги ты потрясающе играл. Особенно твой Бетховен меня заворожил. — Это я заменил. — Музыкант улыбнулся, видимо, вспоминая, как я не моргая, словно под гипнозом слушала произведение. — А ты что разбираешься в музыке, в Бетховене? — Эммм… Наверное…точнее не знаю — в замешательстве ответила я. Честно говоря, я не думала об этом и никогда за всё время никаких воспоминаний связанных с музыкой у меня не было. Но именно сейчас я почувствовала некую привязанность, любовь к инструменту и музыкальной классике. Сердце трепетало и радовалось, будто тянулось к чему-то родному. А сама я подавляла желание прикоснуться к клавишам. Я не знала, точнее не помнила, умею ли я играть на фортепиано, но то, что мне это всё нравилось, поняла точно. — Ну как говорится, пока не попробуешь, не поймешь. — Парень на своем стуле отъехал в сторону, уступая мне место около синтезатора. — Только не сломай, а то фанаты из-за тебя лишаться моей музыки. — Ты уверен? — Лиен, я ж могу и передумать. Больше ничего не спрашивая, я быстренько подсела ближе к синтезатору. Медленно проведя пальцами по клавишам, сердце бешено застучало. Занеся руки над черно-белыми пластинами инструмента, выдохнула и, закрыв глаза начала играть. Воспроизводила я не какую-то конкретную мелодию или сонату, произведение было полной импровизацией, воплощением того что сейчас творилось в моей голове, в моем сердце. Я полностью погрузилась в процесс игры, и, похоже, даже что-то вспомнила. *************************************************************** Токсугун — уникальное место. На входе у расписных ворот тебя встречает почетный караул в национальных костюмах. Но пройдя по территории, украшенной беседками с покатыми крышами, буквально пару сотен метров, попадаешь в совершенно нетипичный для Кореи и вполне себе европейский дворец. Именно здесь проходил ежегодный отчетный концерт Школы искусств Сонхва. В ней обучались исключительно дети влиятельных людей: чиновников, бизнесменов, миллиардеров и даже президентов. Попасть в эту школу обычным детям работяг было практически нереально, если только ребенок не обладал исключительным талантом, но такое встречалось крайне редко. Вот и сейчас в большом светлом зале дворца, наполненным не только дневным светом, который проникал сквозь огромные панорамные окна, но светом, что исходил от большой хрустальной позолоченной люстры, свисавшей с потолка, собрались все сливки Сеула и других стран и городов. Думаете, они пришли посмотреть на достижения своих чад? Как бы ни так. Каждый из них пришел только для того, чтобы посмотреть, куда уходят их миллионы тысяч вон в год. Пространство было заполнено мужчинами в официальных костюмах, женщинами в длинных вечерних платьях, шлейфы которых тянулись по паркетному полу из ценных пород дерева. Красочный паркет из розового и черного дерева, сандала, клена и ореха придавал этому залу особую нарядность. По залу ходили официанты в классической форме: белый верх, черный низ. Такая одежда по внешнему виду строгая и сдержанная, что соответствовало концепции мероприятия. Мужчины официанты были одеты в рубашку, брюки, жакет; официантки — блузка, юбка. Они ходили со стальными блестящими на свету подносами, разнося гостям, которые собравшись небольшими группками, вели светские беседы, в высоких бокалах шампанское. В середине зала на небольшом пьедестале стоял большой черный лакированный рояль, а рядом с ним небольшая мягкая табуреточка. Чуть поодаль стоял высокий темного цвета микрофон на стойке. В него через каждые несколько минут представитель школы объявлял имена выступающих детей, тем самым привлекая внимание гостей, увлекшихся беседой и выпивкой. И вот после очередного выступления мальчика лет пяти, в таком же миниатюрном, как и он сам, фраке с бабочкой, вышла не высокая женщина лет сорока пяти с гладким пучком и с центральным пробором на голове. Одета она была в деловом стиле. Темно-зеленое приталенное платье чуть выше колена, а поверх него был надет такого же цвета жакет с поясом, на котором красовалась круглая брошь с небольшим камушком. На ногах были темные туфли-лодочки. Поправив очки и убрав выбившийся локон за ухо, она в микрофон представила следующую выступающую девочку. Все захлопали, а из толпы вышла маленькая девочка с длинными волнистыми черными волосами до пояса. Она была похожа на настоящую принцессу. Её шикарное нарядное платье со шлейфом — это мечта каждой маленькой девочки! Пышная юбка, бусы, рукава перышки — все это делает платье сказочным. Бант, находящийся сзади расшит пайетками. Спереди на груди также был бантик-брошь. Асимметричный крой платья придавал особую изящность и стиль. В нем использовались несколько ярусов и множество слоев фатина, чтобы платье хорошо держало форму и оставалось пышным. Пояс с блестками подчеркивал талию и создавал эффектную силуэтную линию. Такая принцесса привлекла внимание окружающих. Многие оторвались от своих бесед и устремили свои взгляды на нее. Она вышла на середину зала поклонилась гостям в знак приветствия и села за рояль. Ее маленькие пальчики забегали по клавишам инструмента, а волшебная мелодия наполнила дворец. Никто не сводил с нее глаз. Все завороженно слушали игру девочки, иногда забывая дышать, дабы не испортить прекрасное звучание. А она продолжала играть, погрузившись в процесс настолько, что закрыла глаза и совершенно не обращала внимания на иногда перешептывающихся гостей. Было видно, что для нее это не просто хобби или увлечение на один день. Для нее музыка стала неотъемлемой частью жизни. Пусть девочка и была совсем маленькой, но уже в таком юном возрасте через игру на инструменте она выражала себя, свои мысли. И вот девочка перестала играть. Она вздохнула, и после минутной паузы слезла с табуреточки, которая была немного не по размеру выступающей. Выйдя на середину, вновь поклонилась гостям, а те в свою очередь громко захлопали, выражая благодарность за прекрасное выступление. К девочке, проигнорировав всякие условности и этикет, выбежала женщина, и присев на корточки обняла ее и чмокнула в щеку. Из толпы снова вышла директриса школы, которая занималась объявлением выступающих учеников, и проговорила в микрофон: — Спасибо нашей лучшей ученице школы Мун Дахе! Публика вновь зааплодировала. ****************************************************************** Я резко прекратила играть, оторвав руки от клавиш. Я тяжело дышала от волнения. — Меня зовут Мун Дахе.