Часть 22
3 апреля 2019 г. в 02:10
Team – Lorde
Помните, Вы вчера говорили о крыльях?
Крылья у меня выросли – да лететь некуда. Иван Тургенев
Я достаю из глубокой плетёной корзины несколько морковок средней длины, придерживая свою соломенную шляпу. Вытягиваю руку, оставляя морковь на своей ладони, для того чтобы угостить лошадь – Дики. Он забавно двигает своей большой головой и вытягивает шею. Я знаю, что ему не нравится быть запертым долгое время в деннике. Приоткрываю дверь, и тогда конь самостоятельно покидает своё стойло. Он очень спокойный, на самом деле. Если его не разыгрывать, его вполне можно поселить, например, в большом доме Селии: высота потолков как раз позволяет Дики подняться на дыбы (на задние ноги). Оборачиваю пальцы правой руки вокруг небольшого шарообразного регулятора температуры воды, прежде чем замечаю, что моего браслета нет на запястье. Я понимаю, в моём возрасте никто не носит такие украшения, но для меня эта плетёная ленточка с несколькими деревянными бусинами разных цветов является чем-то вроде талисмана. Это как надевать один и тот же пиджак на каждый экзамен или же завязывать красную ниточку из Израиля, для того чтобы притягивать положительную энергию. Дело в том, что я никогда не снимаю этот браслет. Мне требуется некоторе время, для того чтобы сложить пазл в своей голове. Прошлой ночью Гарри, переплетая свои большие руки с моими, снял с запястья моей правой руки этот браслет. Так, воспоминания вновь накрывают меня с головой, и перед глазами появляется тот момент, когда длинные пальцы молодого человека аккуратно зацепляют браслет, ловко стягивая его на широкое запястье. Поднимаю свою шляпу с деревянного табурета, после чего завожу коня обратно в стойло и закрываю дверь. Я пребываю в некотором смятении. Зачем было красть мой браслет? Я представляю, как плетёное украшение обвивает широкое запястье Гарри, когда он держит мобильный телефон возле уха или же когда, в своём обыкновении, оба его запястья нависают над клавиатурой лаптопа. Конечно, я бы хотела вернуть браслет на собственное запястье, потому как данная приватизация мне совершенно не понятна. Нельзя просто так брать чужие вещи, Гарри. Я обвиваю запястье своей правой руки пальцами левой и аккуратно сжимаю. Чувствую себя, как наездник без сапог. Мне кажется, будто моим собственным эмоциям нужен переводчик: я буквально не понимаю языка, на котором думаю последние несколько дней. Два совершенно посторонних человека имеют одну тайну на двоих в тёмном коридоре. Я стыжусь этого ещё больше, чем если бы мне было пятнадцать. Разница в том, что нельзя совершать такие безрассудные поступки, когда ты переходишь в статус "взрослой барышни". Ты должна нести ответственность за поступки, которым не отдаёшь отчёта, но я не хочу нести эту ответственность. Мне всё ещё пятнадцать? Наверное, дело в том, что в свои собственные пятнадцать лет я была более рассудительной, нежели в двадцать. Это парадокс: взрослые гораздо более безрассудны, чем дети. Взрослые не могут простить себе ошибки, потому что уже должны были всему научиться в подростковом возрасте. Быть осторожной в пятнадцать или безрассудной в двадцать? Как это обычно бывает, когда воспоминания застают человека врасплох, заставляя краснеть в глубоком смущении, всю меня передёргивает, а взгляд притупляется в одной точке где-то в углу помещения. Я приоткрываю губы и чувствую, как во рту становится суше оттого, что я так быстро вдыхаю воздух. Я как будто со стороны наблюдаю за тем, как Гарри прикасается пальцами своей большой руки к моему лицу, как громко вдыхает воздух и как оборачивает эти же длинные пальцы вокруг моей ладони. Всё так быстро меняется из-за всех этих мыслей, что сейчас я уже чувствую, как рука его обвивает мою талию, как он сам кладёт мои руки на широкие плечи и как прикасается губами к моим. Я помню всё, вот только зачем? Девушки – чудные создания. Они стыдят себя за прошлое, мысли о котором не в состоянии оставить. Я покидаю конюшню, закрывая за собой громоздкие деревянные ворота. Из-за сильного ветра моя соломенная шляпа летит на каменную брусчатку, а после игриво перескакивает на траву и бежит по зелёному идеальному газону в самый низ, к озеру. Я протягиваю обе руки к земле, нагибаясь, отчего подол моего сарафана поднимается к небу, как и шляпа, которая то катится по земле, то подпрыгивает так высоко, что и мне до неё не допрыгнуть. Вскрикиваю, встречая всем телом сильные порывы августовского ветра, и бегом бросаюсь следом за своим головным убором. И, наконец нагнав стремительно убегающую шляпу, мне кажется, что счастье так близко и гонка завершена, но тут на пути шляпы появляется молодой человек в льняном костюме: соломенный головной убор оказывается прямо у его ног. Я выпрямляюсь, громко и вызывающе вдыхая воздух, и стараюсь привести себя в порядок, придерживая растрепавшиеся на ветру волосы, для того чтобы они не лезли мне в лицо. — Кажется, это твоё, — Гарри держит в своих руках небольшую соломенную шляпу, расправляя её поля. POV Harry — Спасибо, — Эшли протягивает правую руку, отпуская свои волосы, отчего они разлетаются в разные стороны, и она мгновенно возвращает руку обратно к своему виску. Её длинные ноги прикрывает лёгкая ткань белого платья, которое то и дело ветер поднимает всё выше с каждым разом, а девушка будто специально не замечает этого, продолжая смотреть на меня. Взгляд Эшли кажется мне каким-то нелепым: разве будет смотреть на тебя так хоть одна женщина после того, как предыдущей ночью ты целовал её в тёмном углу? Это в некоторой степени забавляет меня, но в то же самое время раздражает. Всё утро она была странной: такой, как будто между нами ничего не было. Эшли – настоящий ребёнок, для которого ничто не имеет значения. Сначала она сидит со мной за завтраком, говорит о сыре, а после бежит по всему полю за шляпой, падая на колени возле моих ног. Что вообще у неё в голове? Её полуулыбка кажется мне по-детски очаровательной, даже несмотря на то, что она очень неловкая. Это такая улыбка, которой улыбаются люди, желая показаться вежливыми или радушными. Не могу понять, кем хочет казаться Эшли. Её длинные руки обивают хрупкое тело, когда шляпа наконец оказывается на её голове, а тёмные волосы больше не разлетаются в разные стороны. Кажется, Эшли может унести ветром: он с таким вожделением обволакивает всё её тело с ног до головы, будто испытывает ещё большее желание по-настоящему прикоснуться к ней, чем я. Кажется, молчание между нами – наивысшая из ценностей, данная мне для того, чтобы насладиться девушкой напротив в полной мере: у меня появляется возможность смотреть на неё в упор. Но я боюсь этого молчания и отказываюсь принимать его, потому что мне не хочется думать о ней столько, сколько возможно – это занимает моё время попусту. — Селия предложила всем съездить на ужин; обещала отвезти нас в какое-то особенное место, — я не знаю, что сказать, потому рассказываю Эшли о том, что обсуждалась ранее за чаем. — Да? — Девушка оказывается в изумлении, но продолжает: — Здорово. Я уверена, она сделала лучший выбор, ведь здесь у неё много любимых заведений, — её губ касается лёгкая усмешка, когда она немного наклоняет голову, как бы подтверждая свои слова. — Она просила быть готовыми к пяти, — продолжаю наполнять пустоту между нами, но я по-прежнему не уверен, что мне хочется начинать полноценный диалог. — Тогда, я думаю, мне стоит поспешить, — и после этих слов я вызываюсь провожать её в дом, но теперь уже молча, потому что, оказавшись с левого боку, мне гораздо сложнее смотреть на неё и я вполне могу совладать со своими мыслями. Молчание – что-то странное, когда я нахожусь рядом с Эшли.***
Lust for life (feat. The Weeknd) – Lana Del Rey
Без десяти пять и я уже закрываю дверь в свою спальню, для того чтобы спуститься на первый этаж. В холле меня встречает Селия: — Вы прекрасно выглядите, — я останавливаюсь напротив женщины, пряча мобильный телефон в задний карман джинс. — Благодарю. Но что же с тобой? — Кажется, Селия имеет в виду мой внешний вид. — Мне стоило надеть костюм? — В ответ на вопрос она нежно улыбается и проводит рукой по моему плечу. Я усмехаюсь своей же глупости, заглядывая в зеркало. Я действительно не стал надевать костюм, потому что не думал, что мы едем на ужин. Мне казалось, мы едем гулять или хорошо провести время в большой компании в каком-нибудь ресторане. Сейчас август и, мне кажется, костюмная ткань может подождать в шкафу некоторое время. Это забавно, но я чувствую себя немного неловко. — Можешь просто сходить за пиджаком, — Селия настаивает и я уступаю ей, направляясь в сторону лестницы. Когда я делаю следующий широкий шаг в сторону первой ступени, оборачивая пальцы вокруг металлических перил лестницы, вверху раздаётся характерный стук о мраморный пол. Это заставляет меня остановиться и поднять голову. У основания лестницы, пока ещё не преодолев первую ступень, стоит Эшли, рукой опираясь о перила в точности, как я. Её плечи расправлены, а рука постепенно ослабевает и вот она уже скользит вниз вместе с телом девушки. Звонкое эхо раздаётся во всём помещении, ударяясь о стены. Загорелая кожа на её теле переливается на свету ещё ярче, чем прежде: обнажённые плечи, ключицы и шея. Длинные ноги в один момент оказываются возле моего лица, когда Эшли проходит мимо, преодолевая последние несколько ступеней. Я продолжаю наблюдать за тем, как она отдаляется: на ней платье, которое некоторое время назад было куплено мной в городе специально для неё. Спина Эшли также оказывается обнажённой, отчего девушка невольно горбится в смущении, после чего будто напоминает себе об этом и вновь выпрямляет спину. Она слегка поворачивает голову в мою сторону, касаясь подбородком плеча, и тогда тёмные пряди её волос спадают со лба прямо на глаза. Эшли не торопится поправлять их, оставаясь стоять ко мне спиной. На её губах можно разглядеть улыбку, но уже совсем другую, которую я пока не в силах прочесть, потому что её таинственный взгляд из-под бровей полностью сбивает меня с толку. Что у неё в голове? Девушка кивает мне в знак приветствия, но я не отвечаю на него: разворачиваюсь и направляюсь вверх по лестнице на второй этаж. По дороге я встречаю Тиффани, которая спешит спуститься, всматриваясь в экран своего мобильного телефона. Я не здороваюсь с ней и прохожу мимо, вновь распахивая дверь своей спальни. Чувствую себя немного одураченным. Я не знаю, о чём думает эта девушка, когда кажется такой смелой. Её действия оказываются непоследовательными и это застаёт меня врасплох. Я не могу совладать с собой и не могу не смотреть на неё. Эта школьница оказывается равным соперником только при условии, что выдаёт свою улыбку за чистую монету. Не то чтобы мне хочется сломать её, но это не значит, что она не сломается. POV Ashley Шов, соединяющий шёлковую ткань моего платья, заканчивается на середине поясницы, потому его тонкие бретели оказываются такими длинными. Я надела это платье без бюстгальтера и, возможно, если не думать об этом так много, как делаю я, никто не узнает. Я стараюсь казаться уверенной, стараюсь убедить себя в том, что выгляжу хорошо, ведь это действительно так. Ты должен себя любить, даже когда делаешь что-то смелое со своей внешностью. Я чувствую себя хорошо, потому что мне хочется этого прямо сейчас - быть смелой. Забавно, как одежда может влиять на внутреннее мироощущение девушки. Мне действительно трудно признаться себе в том, что на меня влияет не само платье, а тот, кому принадлежит оно. Этот выбор был сделан не мной тогда, в магазине, но прямо сейчас его делаю я. Я закрываю дверь в ванную комнату и спешу вернуться в холл, где меня ждёт бабушка и Тиффани. Мы последние: все уже давно заняли свои места в кожаных салонах нескольких автомобилей и теперь ждут, пока мы, наконец, присоединимся к ним. Я выхожу из тёмного коридора в тот момент, когда молодой человек закрывает дверь небольшой кладовой комнаты прямо передо мной. Гарри обращает свой взгляд на меня, и тогда мы вместе проходим в холл. Селия о чём-то говорит с Тиффани, но когда замечает нас, сразу же замолкает; они обе разворачиваются в нашу сторону. — Ох, Гарри! Ты не мог бы посадить девочек в свою машину? — Спрашивает бабушка, которая, кажется, не ожидала увидеть молодого человека в доме. — Меня ждёт Рон. Я поеду с ним, — блондинка не даёт Гарри возможности ответить на вопрос и встревает, скаля ровные зубы в неловкой улыбке. Она пожимает плечами, устремляясь в сторону выхода. Я не понимаю, в чём дело. Для меня нет места ни в одной машине? — Ты можешь поехать со мной и Луизой, — предлагает Селия, накидывая на свои плечи шёлковый платок. — Мы всё ещё можем поехать вместе, — неожиданно для меня произносит Гарри. От этих слов я резко отшатываюсь назад, несколько разворачивая плечи в его сторону и переводя взгляд на его лицо. Моё поведение замечает бабушка: она в скромном изумлении приподнимет брови и складывает губы в тонкую, недовольную ухмылку. — Мне нужно сходить за ключами и документами, — кудрявый молодой человек обращает свой взгляд на меня и направляется в сторону лестницы. Я остаюсь наедине с бабушкой. Её немой вопрос повисает между нами в воздухе, но, к счастью, она не озвучивает, а значит мне не нужно отвечать. Селия всё так же молча направляется в сторону выхода. Это трудно для неё и нелегко для меня – быть непослушным ребёнком. Это трудно для неё и нелегко для меня – признать, что она больше не может принимать решения за меня. Всё дело в том, что я давно уже не ребёнок. Гарри вырывает меня из моих мыслей: молодой человек уже стоит возле входной двери и придерживает её для меня. Когда мы вместе выходим на улицу, несколько машин выстроены в небольшую колонну к выезду с территории поместья. Облака на небе окрашены в персиковый цвет из-за солнца, которое уже готовится к тому, чтобы утонуть в озере этим вечером и подняться следующим утром. Я понимаю, почему мы выехали так рано на ужин: Селия планирует полюбоваться августовским закатом и показать его остальным. Гарри открывает мне дверь со стороны пассажирского сиденья, наблюдая за тем, как неловко я забираюсь в салон автомобиля. Кудрявый молодой человек занимает место с правой стороны и включает зажигание. Мы выезжаем следом за тёмно-зелёным спортивным автомобилем Рона. Странное чувство вновь будто прилипает к моей коже, когда я в очередной раз оказываюсь в автомобиле Гарри. Я здесь, с ним вдвоем, и только тишина между нами. Тишина рядом с нами слишком часто и она как будто специально лишает нас обоих слов, даже когда есть, что сказать. Я не люблю эту тишину, потому что, на самом деле, мне нравится говорить с Гарри. Мне не хватает сил и я тянусь правой рукой к панелей управления, для того чтобы включить радио. У меня не получается найти ни одну радиостанцию, и потому теперь шумы занимают всё пространство между нами. — Не думаю, что у тебя получится. Оно рассчитано на Лондон, — объясняет Гарри и выключает радио. Мне казалось, мне станет легче, если он скажет что-нибудь или спросит меня о чём-нибудь, тем самым заставив меня говорить, но вместо этого мне лишь удалось выставить себя нелепой. Странное чувство неловкости повисает между нами, когда я возвращаюсь на своё прежнее место и прижимаюсь к спинке своего кожаного сиденья. Кондиционер поставлен на восемнадцать градусов и потому в салоне автомобиля температура воздуха понижается с каждой минутой. В какой-то момент мне становится так холодно, что пальцы рук немеют. — Ты не мог бы выключить кондиционер, пожалуйста? — Я прошу Гарри, и тогда он обращает свой взгляд на меня. — Тебе холодно? — Он не дожидается моего ответа и тянется рукой к заднему сиденью. Одной рукой удерживая руль, Гарри протягивает мне свой чёрный пиджак, рассчитывая на то, что я надену его: — Держи, — молодой человек опускает его на мои колени и возвращает взгляд на дорогу. Мне приходится отстегнуть свой ремень безопасности, для того чтобы надеть пиджак Гарри. Я аккуратно просовываю руки в длинные и широкие рукава с шёлковой подкладкой внутри. Конечно, этот пиджак не сидит на мне идеально и его плечи лишком широкие по сравнению с моими, потому я выгляжу, как забавный большой человечек с очень маленькой головой. Непривычно наблюдать за тем, как на лице Гарри сверкает улыбка, когда он видит свой пиджак на мне. Почему он так смотрит? Я выправляю волосы из-под ткани пиджака, возвращая руки на колени, и тогда рукава снова полностью закрывают мои ладони. Забавно видеть, как молодой человек смеётся надо мной. Его смех передаётся мне по воздуху, как простуда, и я не успеваю заметить, как Гарри вновь вертит кран, пуская кипяток: он начинает говорить со мной. — У меня есть диск с музыкой восьмидесятых, — кудрявый молодой человек тянется к бордочку возле моих колен; они оказываются слишком высоко, а его рука – слишком близко, и это заставляет меня чувствовать себя немного смущённой. — Ты не могла бы достать его? Я принимаюсь аккуратно перерывать все вещи внутри бордочка и наконец нахожу то, что искала. Гарри вставляет диск и музыка постепенно заполняет салон автомобиля. Я не замечаю, как начинаю подпевать первой песне. — Тебе нравится эта группа? — Спрашивает Гарри. — Я родилась почти на двадцать лет позже и к этому моменту появились другие группы, просто эта песня самая известная, — объясняю я, рассматривая лес за окном автомобиля. — Да, к сожалению. Они как Джеймс Блант – одна песня на все времена, — я знаю, что он говорит не серьёзно, потому что уверена – Гарри не слушает музыку, которую пишет Джеймс Блант; его музыка для девочек. Но он верно провёл параллель между этими двумя песнями: "Every breath you take" и "You’re beautiful", потому что все знают их, но никто не знает другие песни, которые когда-либо выпустили их исполнители. — Но это здорово, что ты знаешь эту песню, — с поддельным презрением произносит он. — Да? — Я не сдерживаюсь от улыбки, когда Гарри смотрит на меня. — Конечно, ведь ты родилась на двадцать лет позже, но успела послушать нормальную музыку, — он издевается и подтверждает это своей яркой ухмылкой. — Хочешь сказать, что у тебя хороший музыкальный вкус? — Я обращаю свой взгляд в его сторону: он закусывает нижнюю губу, кивая. — Тебе повезло, что ты оказалась со мной в одной машине, ведь это твой единственный шанс услышать хорошую музыку, — Гарри улыбается ещё шире и эта ехидная улыбка отражается у меня на лице. Я легонько толкаю его рукой в плечо, не понимая, откуда во мне столько смелости, но он этого заслуживает. В этом маленьком, просто крошечном салоне автомобиля, где между нами сантиметры, я слышу, как он дышит, и на минуту мне кажется, что тишине здесь больше нет места. Скудное пространство между нами заполняется звонким смехом и не только моим. Гарри перехватывает мою правую руку и тянет её на себя, отчего я практически всем корпусом ложусь на подлокотник между нами, а моя голова повисает где-то возле его груди. От резкого движения тёмные пряди волос упали на лоб, и я отчаянно пытаюсь вернуть их на своё место, качая головой из стороны в сторону. — Тебе стоит отпустить меня, потому что ты за рулём автомобиля. Это небезопасно, — я чувствую, как пластиковый подлокотник упирается в мои рёбра – это вызывает неприятные ощущения. — Небезопасно было толкать меня, — отвечает Гарри. Его слова заставляют меня чувствовать себя неловко; я смущаюсь. Вытягиваю шею и обращаю свой взгляд на запястье руки, в которой Гарри держит моё предплечье: разноцветные бусины собрались с внутренней стороны его запястья.
