До эпилога

      Разумеется, это случилось, когда никто не был подготовлен. Несмотря ни на какие увещевания доктора, что Анастасии следовало бы лечь в клинику чуть раньше предполагаемой даты, несмотря ни на какие предупреждения, что плод давно созрел и может возжелать появиться на свет в любой момент, это событие застало врасплох всех его непосредственных участников и заинтересованных. Настя предпочла максимально возможное количество дней провести дома, в клинику она намеревалась поехать за пару-тройку дней до даты, на которую была назначена операция. Ей хотелось успеть насладиться оставшимся временем ожидания малыша рядом с Сергеем, одиночество среди больничных стен ее совсем не привлекало. Но именно в тот миг, когда у неё вдруг отошли воды, в квартире, кроме неё самой, не было никого. Валентина Борисовна отправилась с подругой за покупками в торговый центр, Майкл со своей компанией отдыхал за городом, а Сергей находился на важном закрытом просмотре своего очередного проекта.       Настя несколько минут осознавала, что с ней только что произошло, не в состоянии понять, как действовать, куда бежать, за что хвататься и вообще — что делать. Потом ее охватило чувство радости — момент встречи с ее сыном становился всё ближе и ближе. Эти эмоции на какой-то период взяли верх, и за телефоном Анастасия шла, счастливо улыбаясь. Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда она дрожащими пальцами выбирала из списка контактов того, кто должен был узнать об этом первым. Воодушевление и позитив мгновенно покинули ее, уступив место сильному испугу — с первым же гудком Настя услышала звонок мобильного в собственной же спальне. Она обернулась на звук — телефон Жигунова спокойно лежал на прикроватной тумбочке и мигал входящим вызовом с надписью: «Настя».       Ее охватила сильная паника: внутри всё похолодело, тело покрылось испариной и становилось всё труднее дышать. Она медленно опустилась на постель и пыталась заставлять себя успокоиться, делая глубокие вдохи. Легче не становилось, по щекам покатились слёзы. «Так я и знала, так я и знала! — расплакавшись, думала Настя. — У нас никогда и ничего не было нормально, как можно было надеяться, что сейчас будет иначе? Как он мог уйти без телефона, зная, что я в любой момент могу… Боже, ну как?!». Увлекшись своими мысленными причитаниями, она как будто бы забыла, что нужно действовать оперативно и не терять ни минуты. Только внезапно ворвавшаяся в замутненное сознание догадка, что, раз отошли воды, схватки могут начаться прямо сейчас, заставили ее взять себя в руки.       Настя судорожными движениями смахнула слезы, снова разблокировала экран мобильного и выбрала в контактах номер своего врача. Пока шли длинные гудки, она уговаривала саму себя: «Сейчас все будет хорошо. Павел Николаевич может отправить за мной машину. Потом я подумаю, кому можно позвонить на студию, чтобы вызволить оттуда Сережу. И он приедет. Он обязательно успеет и всё будет хорошо. Только посиди пока тихо, пожалуйста, — она положила ладонь на живот и стала нежно его поглаживать. — Не беспокой мамочку еще чуть-чуть, нам с тобой как-то надо добраться до больницы». Энтузиазм поутих, когда гудки оборвались и в трубке повисла тишина. Павел Николаевич не отвечал. Настя перезванивала ему снова и снова, снова и снова, уже потеряв счет, написала ему сообщения во все мессенджеры, но не получала никакой реакции. «Они что, все сегодня телефоны дома позабывали?!», — ей было совсем не до шуток, слёзы побежали снова, тахикардия зашкаливала. Садиться за руль самостоятельно она боялась — вдруг во время пути начнутся схватки, вдруг она потеряет управление, подвергнув опасности и себя, и малыша?..       Разозлившись на всё происходящее, а больше всего — на себя за то, что оказалась совершенно беспомощной в тот момент, когда должна быть сильной, Настя схватила телефон Сергея. Благо, она знала пароль. Всхлипывая и периодически восклицая на традиционном русском матерном, она листала его список контактов, соображая, кому можно позвонить. Палец остановился на имени «Машка». Его дочь работала на той же студии, и на звонки отца теперь отвечала, они понемногу общались, правда, пока очень сдержанно. Настя понимала, что, увидев звонок от папы, Мария обязательно ответит. И не ошиблась. — Да, пап? — Маша, здравствуй, это Настя, — она сбивчиво дышала от эмоций и радости, что дозвонилась хоть куда-то. — Сергей оставил дома телефон. Ты на студии сейчас? — Анастасия? — Маша, похоже, не успевала за скоростью ее речи. — Не поняла, что случилось? Папа оставил телефон? — Да, — Настя медленно выдохнула. — Оставил телефон. Мне срочно нужно с ним поговорить, это очень важно и очень срочно. Так ты на студии? — она замерла, ожидая ответа. — Ой, к сожалению, уехала уже оттуда, у меня сегодня там мало было дел… Настя не сдержалась — реакцией на услышанное было крепкое нецензурное слово. Маша усмехнулась, услышав это: — Всё так серьезно? Да вы не переживайте, он же без телефона — как без рук, должен когда-то его хватиться. Сам позвонит откуда-нибудь! — Маша, это не терпит отлагательств. Может быть, ты знаешь, кому там можно еще позвонить? Ты же знакома со всеми, с кем он работает. У меня, как назло, вообще нет никаких телефонов его нынешних коллег… — Ну, я могу попробовать, конечно! А…что случилось? — неуверенно поинтересовалась девушка. — Или это тайна? Это настолько срочно? — Ну…просто мне пора ехать в роддом, а его нет, — Настя подумала, что лучше не скрывать причину — это может поторопить. — Ого! — воскликнула Мария. — Хорошо, я попробую дозвониться до кого-нибудь! — Спасибо, Маша, ты меня спасешь… И не только меня. — Да о чем речь, мне не сложно. Она отключилась, а Настя, вздохнув с облегчением, начала суетиться по комнате — хотя вещи в клинику давно были собраны, ей все хотелось проверить, не забыла ли она чего. Когда убедилась, что всё в порядке, стала переодеваться. Волнение ее не покидало, но она каждую минуту говорила себе: «Успокойся! Ты мать или кто? Соберись и прекрати истерить!». Мария всё не перезванивала, тревога возрастала сильнее. Как только Анастасия собралась снова связаться с дочкой Сергея, раздался звонок. — Ты нашла его?! — она почти кричала. — Послушайте, они там все, судя по всему, на просмотре. У кого телефон недоступен, у кого длинные гудки. Но я попросила своего коллегу пробраться в зал и сказать папе, чтобы он срочно перезвонил мне или вам. — О, Боже… Вот нашли, когда просмотры устраивать… Это явно может затянуться… Видимо, придется садиться за руль. Маша, спасибо тебе в любом случае. — Анастасия, подождите… На самом деле, я недалеко от папиной квартиры. Ну, то есть, вашей квартиры. Я могу отвезти вас в клинику. У меня нет никаких срочных дел на сегодня. — Маша! О, Господи, ты ангел! Приезжай скорее, пожалуйста, у меня всё уже давно собрано. Спасибо тебе, ты просто не представляешь, что это для меня значит… — на последних словах ее голос задрожал. — Ну, вы там только не нервничайте. Я минут через десять буду. Мне подниматься? — Да, пожалуйста, — она глотала слезы. — Поможешь отнести в машину вещи, если тебе несложно. — Без проблем. Ждите звонка. Настя отбросила айфон Жигунова на кровать, села туда же, закрыла лицо ладонями и выдохнула, чувствуя, как сильное напряжение ее отпускает. Только теперь так хотелось плакать, что она не могла этому противостоять. Вот уж поистине помощь пришла оттуда, откуда ее не ждали… Ей бы и в голову не пришло просить Марию отвезти ее в роддом. При всей экстренности ситуации это казалось нетактичным, да и попросту наглым… Она сидела и размышляла о непредсказуемости жизни, о том, что происходящее казалось ей абсолютно нереальным, когда почувствовала первые схватки — пока вполне терпимые, но уже достаточно болезненные. Философствовать больше было некогда, да и думать о том, успеет ли Сергей — тоже. Сейчас включались инстинкты и важен ей был только ее ребенок. Маша не обманула — позвонила ровно через десять минут. Девушка мгновенно оказалась в прихожей, тут же подхватила сумки, подождала, пока Анастасия закроет все замки, потом они вместе пошли к лифту. — Тебе не очень тяжело? — побеспокоилась Настя, облокотившись спиной о стену кабинки. — Нормально, тут нести-то недалеко. Ну, а вы как? У вас что, схваток нет пока? — с любопытством оглядывала ее Маша. — Если честно, то есть, — она слабо улыбнулась. — Но пока терплю. — Ой, слушайте, я что-то сама теперь волнуюсь. Вы точно не начнете рожать в машине? Я не умею принимать роды! — девушка состроила нарочито испуганную гримасу. — Не обещаю, — Настя рассмеялась. — Это процесс непредсказуемый. — Может, лучше было скорую вызывать? — она уже не шутила. — Да ну, ты что, какая скорая… Не дрейфь, всё под контролем, не начну я рожать, не бойся. У нас времени достаточно. Да и ехать не слишком далеко, пробок бы не было… — Сейчас выстроим маршрут, посмотрим, где лучше… — в этот момент лифт остановился. — Папа не звонил? — Маша… — Настя вдруг остановилась, не выходя из кабинки. — Что? Только не говорите, что вы уже начали рожать! — Да нет. Я телефон оставила дома. Причем оба — и его, и свой. — Это заразное, что ли? — девушка держала кнопку лифта. — Возвращаться? — Да плевать! Что я, без телефона не рожу? — Вот уж точно! — расхохоталась Маша. — Тем более, он есть у тебя. И, да, папа твой не звонил, ему, видимо очень там увлекательно сейчас, не до меня и ребенка. Пойдем скорее в машину! Мобильный Маши засветился фотографией Жигунова, когда они ехали уже полчаса. Настя сидела сзади и мужественно терпела схватки, чтобы не пугать девушку. Кусала губы, стискивала зубы, впивалась ногтями в кожаную обивку салона, но не издавала ни звука. — Папа звонит из офиса с городского номера! — Мария не стала отвлекаться от дороги и передала телефон назад. — Выскажите ему все, что о нем думаете. Настя подождала пару секунд, пока боль ее отпустит, и ответила на звонок. — Ну, будущий папочка, тебе вообще интересно, что у тебя вот-вот родится сын? — вместо приветствия выпалила она. — Настя?! Боже, Машка что, с тобой, что ли? Мне только что сказали! Вот буквально только что! Представляешь, я обнаружил, что без телефона, когда показ уже начался, а там было не до него и… — Так, Жигунов, замолчи, хорошо? Уже не так важно, что и почему... Да, я с твоей дочерью, она везет меня в клинику. Правда, я до Павла Николаевича так и не дозвонилась. Надеюсь, он на месте… Сегодня просто какой-то телефонный коллапс! — А в саму клинику звонила? — Нет…что-то не догадалась. — Я позвоню, не переживай. Я уже выбегаю из студии, меня водитель ждет. Я скоро буду, слышишь? Я уверен, что успею! Ты только не переживай, хорошо? И держись! Всё будет в порядке, всё будет в порядке! — Это ты самовнушением занимаешься? — Настя усмехнулась. — Я спокойна, между прочим. По крайней мере, пока что. Главное, что до клиники я доеду. — Как ты себя чувствуешь? — Ну, как тебе сказать. Еду и думаю о том, что, если вдруг меня заставят рожать самой, я сама себе кесарево сделаю. — Настя, ну я же серьезно спросил! — А я серьезно ответила. Знаешь, что такое схватки? Вот и я успела за все эти годы забыть. Они пока слабые, а я уже понимаю, что их развития совсем не хочется дожидаться. Поэтому, надеюсь, всё произойдет быстро… — Боже, лучше не рассказывай мне… Аж сердце закололо. — Какие мы нежные! Моему сыну нужен здоровый отец, ясно? Давай, ноги в руки и приезжай. Пока я еще могу шутить и не хочу тебя убить за то, что ты это со мной сделал. — Обожаю тебя, — по его голосу было понятно, что он улыбался. — Люблю тебя больше жизни. Тебя и его. Я скоро буду. Передай там Сергеевичу, пусть ведет себя тихо! Настя хотела было ответить взаимностью на его признание, но посмотрела на Машу и осеклась — такого в присутствии девушки она себе точно позволить не могла. Они попрощались аккурат ровно до того момента, как схватки повторились. ***       Сергей дозвонился до клиники и убедился, что доктор Анастасии в этот день работал. Оказалось, у него шла сложная операция, он до сих пор был не на связи. Договорившись с персоналом обо всем, он медленно выдохнул, вернул водителю его мобильный телефон и откинулся на спинку заднего сидения. Мышцы находились в таком напряжении, что сейчас, когда ненадолго стало спокойнее, были ощущения, словно он долго занимался на тренажерах — тело ныло и билось мелкой дрожью. Он безразлично смотрел в окно на проплывающие мимо московские пейзажи и думал о ней — о Насте. Невозможность того, что сейчас происходило, вгоняло его в странное состояние — будто это и не с ним всё, а с какой-то его копией, проживающей параллельную жизнь. И вроде столько прошло времени, пора уж было свыкнуться с тем, как всё поменялось, но каждый раз он задавал себе вопрос: «Мог ли я подумать?». Мог ли подумать, что спустя десять лет после такого тяжелого расставания он и Анастасия снова будут вместе? Мог ли подумать, что будет спешить на всех парах в роддом, куда ехала и она тоже, чтобы дать жизнь их общему ребенку. Сыну, о котором он мечтал те самые десять лет назад… Мог ли подумать, что везти ее туда будет его Машка? Машка, которая и знать ничего не хотела об этом ребенке, о Насте, да и о нем самом… Какая же она у него чудесная! «Вся в Веру», — вынес вердикт он и счастливо улыбнулся. По всем признакам судьба, наконец, решила сжалиться над ним и расставить всё по своим местам окончательно.       Он ехал и вспоминал тот день, когда впервые увидел Настю. Не в аэропорту Шереметьево, что уже стало притчей во языцех в их семье, а в самый первый раз — на студии «Амедиа», в финальный день кастинга актрис на главную роль в первом российском «ситкоме». Вспоминал ее неуверенность, запуганность и забитость, полное отсутствие способностей воплотить яркую характерную роль. Вспоминал свое раздражение и абсолютное неприятие этой, по сути, милой девушки с большими, широко раскрытыми глазами. Она так его раздражала, что самому было странно. Возможно — рассуждал он — то был страх перед грядущими событиями и интуитивное отторжение всех этих глобальных перемен.       Не так много времени прошло до того периода, когда Анастасия стала вызывать симпатию. Как женщина, разумеется, она понравилась ему сразу, даже когда раздражала. Ее красоту и привлекательность отрицать было бесполезно. Потом стала нравиться, как актриса, когда она вдруг стала фонтанировать энергией и заряжать ею всех вокруг, когда полностью раскрылась… Потом вызвала приятные чувства, как человек, как собеседник, как коллега, с которой приходилось проводить бок о бок так много времени в закрытом пространстве. И как партнерша, с которой нужно играть любовь… Нелюбимые для всех артистов сцены с поцелуями довольно быстро стали для него приятным бонусом в работе. И каждый день, читая сценарий новой серии, Сергей надеялся найти в тексте именно это. Сердце трепетало, он был вдохновлен и воодушевлен, если видел, что им снова предстоит поцеловать друг друга. И он видел, что каждый такой поцелуй и Настю приводит в трепет. Но даже тогда он и мысли не допускал, что это выльется во что-то серьезное. Он не собирался заводить с ней романа или короткой интрижки, даже когда признался сам себе, что эта женщина интересует его все сильнее и сильнее. И продержался по собственным меркам довольно долго. До первой совместной поездки с каналом на промоушн-мероприятие в Самару.       Это было в 2005-м, сериал — в самом разгаре, популярность актеров зашкаливала, их бесконечно донимали слухами о романе, а они только смеялись, никак это не комментируя, тем самым еще больше подогревая интерес. Так и было в тот день: встречи со зрителями, совместное проведение мероприятия, множество интервью, в каждом из которых приходилось слышать вопросы про их якобы отношения, ужин в ресторане, пара бокалов красного сухого, разговор по душам — вдвоем, когда все уже ушли. И внезапная ночь в одной постели.       Сергей вспоминал это с теплой грустью теперь, хотя тогда было совсем не до позитивных эмоций. Они не были пьяны — скорее просто расслаблены, как больше десятилетия спустя на съемках в Париже. Они оба этого хотели, но не готовы были признавать, оба не желали думать о завтрашнем дне, оба переживали не лучшие времена со своими супругами. Им нужно было дать выход этим эмоциям. И это было ярко. Страстно, безудержно, сумасшедше… А на утро оба высказали пожелание оставить это приятным воспоминанием, снова как впоследствии в Париже, и сдержали его. Держали целый год. Однако сниматься в паре становилось все сложнее и сложнее. Сергей видел, как смущается Настя, когда им приходится играть любовные сцены, а сам, тем временем, успевал получать хоть малую толику удовольствия от их экранных объятий и поцелуев.       И только к финалу съемок, когда расставание было неминуемым, пусть и по работе они продолжали сотрудничать, произошел эффект разорвавшейся бомбы. Сергей до сих пор помнил вкус этих поцелуев, произошедших так спонтанно, и вместе с тем так ожидаемо — в гримерке у Насти. Они не имели ничего общего со сценарными, напоминали те, что произошли в Самаре, но и отличались от них значительно. Всё как будто сложилось так, как и было нужно, паззл сошелся — Сергей ощущал себя полноправным хозяином ее тела и позволял себе всё то, о чем мечтал весь этот год. А она отзывалась на каждое его прикосновение, едва сдерживаясь, чтобы не выдать себя — стены в гримерках были слишком тонкими. Эта немного сумбурная, но безумно страстная близость, случившаяся так не романтично — в одежде, у стены, да и закончившаяся очень быстро, стала точкой отсчета новой жизни для них обоих. «Я хочу быть с тобой…. И ты тоже этого хочешь. Мы должны быть вместе, Настя», — едва отдышавшись, сказал тогда Сергей, серьезно глядя в ее огромные глаза, ставшие почти черными из-за расширившихся зрачков. И, как ни странно, с того момента играть пару стало почему-то проще. Ушла зажатость, куда-то испарилась растерянность. Финальные серии получились совсем другими, что, впрочем, и в сценарий отлично укладывалось. Остальное — уже история… Но мог ли он даже предположить, когда и как в итоге всё завершится? Водитель заставил Сергея очнуться от воспоминаний, когда автомобиль остановился на парковке возле клиники: — Сергей Викторович! Мы приехали.