Тот другой

Миссис Хадсон была дамой в возрасте, а у таких зачастую бывает много подруг и знакомых. Ей понадобилось на несколько дней покинуть квартиру на Бейкер-Стрит, когда одна из её подруг буйной юности пригласила её на пару дней в свой домик в паре часов езды от Лондона. Разумеется, перед отъездом она постаралась накормить Шерлока и заверила его (без особой надежды, что он её слышал), что вернётся через пару дней, не позже. Она слишком переживала за своего квартиранта, который при всей своей эксцентричности стал ей почти что сыном. Вот почему она абсолютно лишилась дара речи, когда вернулась домой и увидела знакомую коренастую спину в клетчатой рубашке. — Джон Ватсон, как это понимать? — яростно пискнула женщина, с шумом закрывая дверь. Мужчина перед ней вздрогнул и как будто бы вжал голову в плечи, медленно разворачиваясь и прижимая палец к губам. — Тише, миссис Хадсон, он спит. — Как вам ещё наглости хватает… — Я тоже рад вас видеть, но буду вам очень признателен, если мы перенесём этот разговор из прихожей куда угодно. Домоправительница уже открыла рот, чтобы выставить этого мерзавца за дверь, как из гостиной наверху раздался голос: — Миссис Хадсон, если вы сейчас же не возьмёте себя в руки и не прекратите кричать на доктора Ватсона, я расстреляю вашу стену и не сходя с места расскажу всё о том парне, с которым вы сегодня делились косячком! — Бога ради, Шерлок, — всплеснула руками миссис Хадсон, вытягивая голову и заглядывая в дверной проём наверху, чтобы рассмотреть детектива, — это были травы для моего бедра! — Никогда не слышал, чтобы больные суставы лечились марихуа… — Довольно! — крикнул Джон, аккуратно подталкивая встрепенувшуюся, как воробей, миссис Хадсон к двери кухни, — Шерлок, я сейчас одолжу у нашей добрейшей миссис Хадсон мёд и поднимусь, не смей двигаться с дивана! Ответом послужило еле слышное мычание, и Джон кивнул, плотно прикрывая дверь. — Я всё могу объяснить, — тихо начал он. Миссис Хадсон фыркнула и наставила на него палец, заставляя подавиться невысказанными словами. — Два года. Два проклятых года вы носа сюда не казали, Джон Ватсон! А ведь я тоже его похоронила! Ни звонка, ни письма, ничего, как будто у меня много таких жильцов, как Шерлок! — Я не должен был исчезать, миссис Хадсон, — покорно признал Джон, опуская голову, — но я не мог здесь быть. Только не здесь. — А я была здесь! Всё это время! — возмущённо прошипела домоправительница, заламывая руки. — Я была здесь, когда он заявился весь в крови, еле живой и совершенно один! На этих словах Джон так сильно побледнел, что добрая женщина осеклась и подтолкнула его к креслу, чтобы ещё одного жильца не хватил удар посреди её квартиры. Глядя исподлобья, как Джон жмурится и закусывает губы, она покачала головой и шагнула к плите, ставя чайник. — Он был совершенно невменяем, когда пришёл. Всю неделю не слезал с кресла и почти ничего не ел. Это не должно было быть так, Джон. — Я знаю, — Марта не услышала, а угадала ответ по упавшим со вздохом плечам. Но сейчас ей было его совсем не жаль. — Если вы пришли, чтобы через пару дней исчезнуть, то лучше бы вас не было. Мальчик и без того пострадал, видит Бог, он не заслуживает этого. — Так, ну хватит, — отрезал Джон, поднимаясь на ноги и глядя на стойко встретившую его взгляд женщину, — я понимаю, что вы беспокоитесь за него и злитесь на меня, но сейчас ему нужен врач, а мне нужно до конца осознать, что когда я поднимусь наверх, он будет там живым! — Джон, я… — Марта приоткрыла шкафчик и за чем-то потянулась, когда разгневанный голос Джона заставил её обернуться и замереть. — Думаете, я не корю себя за то, что случилось? Особенно после того, как увидел его состояние? После того, как он полночи прометался в бреду? Я… — Джон, — тираду остановило уверенное прикосновение маленькой сухой ладони, — Берите этот мёд и идите. Он вас ждёт. Я принесу бульон через полчаса. Признательность, с которой Джон посмотрел на неё и быстро обнял, слегка смягчила её недовольство, и Марта довольно потёрла руки, слушая знакомый скрип ступенек. Её мальчики снова были дома.

***

Когда Джон поднялся наверх, сжимая злосчастную банку, на его лице было написано такое облегчение, что Шерлок слегка хохотнул: — Наша хозяйка не вытрясла из тебя душу? — Ещё немного, и я бы пожалел, что родился на свет, — усмехнулся Джон, направляясь на кухню. Было непривычно видеть её такой чистой, почти что пустой: ни оборудования, ни заляпанных неизвестно чем чашек Петри, ни контейнеров с опасными подтёками по стенкам. Продукты лежали на своих местах, лекарства занимали строго отведённые им полки в холодильнике, и этот порядок, которого так не хватало Джону в прошлой жизни, сейчас его почему-то расстроил. Кухня на Бейкер-Стрит, как и вся квартира — это вселенская воронка энтропии с Шерлоком в эпицентре, а никак не упорядоченное болото. Надо попросить Молли подыскать какие-нибудь свежие пальцы, пусть Шерлок поразвлечётся с отпечатками. — Ты будешь чай? — Ещё одна чашка, и я тресну по швам. Человек состоит из жидкости только на 80%, Джон! — Ты же понимаешь, что я спрашиваю из вежливости и всё равно его принесу. Тем более теперь у нас есть мёд. — Скучаю по старым добрым временам, когда пил одну закисшую чашку чая сутками. Джон хмыкнул и вернулся в гостиную, неся поднос с лекарствами и двумя чашками горячей заваренной ромашки. Он уселся рядом с вяло потягивающимся Шерлоком и, игнорируя его вопросительный взгляд, кивнул на таблетки и сунул ему в руки чашку. — Ты решил компенсировать весь чай, который не приготовил за эти два года? Вопрос был задан с мягкой иронией, но Джон всё равно замер, так и не донеся свой бокал до рта. Шерлок, напротив, сидел абсолютно спокойно, потягивая горячий напиток и ни капли не морщась. Док поверил бы, что того вообще не интересует ответ, если бы не суетливость, с которыми метались глаза друга. — Что ты, терпеть не могу компенсации. — И тем не менее, ты пришёл сюда именно за этим. Ты купил еды на три дня минимум, из кармана рубашки торчит визитка службы доставки, которой мы пользовались раньше, из чего я заключаю, что ты не собираешься выходить из дома ближайшую неделю. В рюкзаке, который ты бросил у входа, поместится только несколько сменных рубашек. Твоё плечо разрывается после ночи, которую ты провёл в лучшем случае в кресле, следя за мной, но ты молчишь, стараясь, чтобы я ничего не заметил, хотя это глупо — тебя выдают напряжённые складки на лбу и тяжёлая походка. Ты сидишь вполоборота, чтобы отреагировать, если я начну падать, и постоянно на взводе. Джон только скривил губы, отпивая чуть крепковатый напиток. Всё на своих местах — он как открытая книга, и его сосед видит его насквозь. — У тебя невеста, — мягко пророкотал баритон, — Завтра у неё выходной, но ты не сделал ничего, чтобы с ней встретиться, и, судя по разговору с миссис Хадсон, ты не собираешься отсюда уходить ближайшие несколько дней, хотя это не то, как себя ведут люди после помолвки. Ты пытаешься загладить вину, взяв на себя все хлопоты и притворяясь, что ничего не случилось, или я где-то ошибаюсь? Ватсон только горько усмехнулся. Снова Шерлок делает первый шаг. Снова начинает разговор, к которому он, Джон, не знал, как подступиться. Снова убеждён, что все люди вокруг него могут руководствоваться только собственным спокойствием. — Хоть в кои-то веки и великий Шерлок Холмс может быть не совсем прав. Ты не допускаешь мысли, что я остался твоим другом? — Даже когда душил меня на глазах всех лондонских снобов? Проклятье, как наигранно-весело он это сказал! Даже ухмыльнулся, будто не на его шее до сих пор синеют ужасные отметины его возвращения. — Я был зол, — краснея, проговорил Джон. Ничто во всём мире не заставило бы его сейчас оторвать глаза от края журнального столика, — Невыносимо злился на тебя, себя, Майкрофта, Мориарти, всех. Наверное, будь рядом кто-то ещё из списка старых знакомых, тобой бы не ограничился. Это меня совершенно не оправдывает. Но я всего лишь человек, который два года свыкался с мыслью, что даже ты не всемогущ, что и ты … можешь умереть. — Я и мог. Джон вскинул голову. Холодный тон Шерлока был исполнен небрежного спокойствия, но эта маска была ему известна и не могла обмануть. Не после сегодняшней ночи, когда кошмары Шерлока заставили его невольно раскрыть всё, чем были последние годы его жизни. Вряд ли он об этом вспомнит, конечно, а вот Ватсон при всём желании не сможет такое забыть. — Знаю. Сейчас. Там, в ресторане, я решил, что это всё было игрой, глупой театральной шуткой для двух любителей спецэффектов. Я решил, что для тебя наша дружба ничего не стоила, раз ты предпочёл не ставить меня в известность, что жив. Прости. Мне не следовало смотреть на это только своими глазами. Ты и вся эта игра с Мориарти… это не могло закончиться иначе. Шерлок, слушающий тихий, безвольный голос Джона, не мог поверить своим ушам. Его сосед не сказал ни слова о том, что говорил на его могиле. Утаил всю боль, которая была лучшим доказательством его легенды для любого, даже самого искушённого наблюдателя. Не признался в вернувшейся психосоматической хромоте, которая накатывала на него приступами, как сегодня утром, когда он чуть было не упал, поднявшись на ноги. Холмс вспоминал, каким раздавленным Джон выглядел на похоронах даже на фоне всех, кого не смог прогнать с официальной церемонии. Как будто ад разверзся у него под ногами и обступил со всех сторон. — Я тоже хорош. Меня оправдывает только… — То, что было весело? — безнадёжно усмехнулся Джон, и Шерлок покачал головой. — Не совсем. Если бы я дал тебе знать, что жив, а потом погиб на половине дороги домой, вышло бы гораздо хуже. Наступила пауза. — Но всё и так плохо, — наконец, буркнул Джон, — на тебе нет живого места. Я мог бы пойти с тобой. Мог бы быть рядом. Да, я отвратительно играю, ещё Майкрофт заметил, но я солдат, а не актёр, и я мог бы тебе пригодиться. Шерлок склонил голову к плечу и пристально всмотрелся в него, грустно улыбаясь: — Весь смысл прыжка был в том, чтобы тебе не пришлось это делать. Чтобы миссис Хадсон не попадала в заложники. Чтобы я не подозревал половину Скотланд-Ярда в тайной миссии застрелить из-за угла Грэхема. — Грега, — машинально поправил Джон. — Вот-вот, его, — невозмутимо поправился Шерлок. — Я сделал это, чтобы знакомство со мной не стоило вам жизни. И заплатил бы чем угодно ещё, если бы потребовалось. Это было так сильно, просто и отчаянно, что у Джона сжалось сердце. И этот паршивец говорил ему, что он социопат и у него нет друзей! Этот человек много лет клялся ему, что для Шерлока Холмса не существует ничего, что не подчиняется логике и разуму! Он полный идиот, раз поверил. Перед ним сидел человек, готовый ради него на позор, смерть, мучения, готовый принять от него оскорбления и побои, наступающий на горло самому себе. Тот самый, который бы не глядя шагнул ради него под пулю, если бы понадобилось. Это чувство было настолько пронзительным, что у Джона защипало в глазах. Вот он, нелепый, глупый, удивительный человек, гений и глупец, способный разгадать любую загадку и не способный понять, что его могут любить в ответ. Сейчас ему наконец-то стало ясно, о чём говорил Майкрофт, когда волновался, что Шерлок никого не подпускает к себе. Шерлок и правда никого не подпускал, предпочитая одиночество, думая, что он никому не будет нужен без своего ума и способностей. Как страшно жить в мире, где ни одно твоё действие ничего не стоит, где твой самый страшный судья — ты сам, а кара за каждый подвиг — вечное одиночество! Это ведь невыносимо — знать, что ты один и доверять некому. По какой-то нелепой случайности этот гений доверился ему, глупому и тривиальному военному доктору, и предложил ему всё, что у него было, пусть неумело и туманно. Так отдают все сокровища своей души — тем, кто может их по-настоящему оценить. Так согревают и берегут, потому что только этому откликается сердце. Бедный Шерлок, готовый отдать всё ради близкого человека и уверенный, что он не заслуживает даже такой мелочи, как простое человеческое тепло! — Хватит платить, — тихо сказал Джон, мягко сжимая плечо Шерлока, — ты дома.