Глава третья, в которой тяжелые испытания выпадают на долю Хоула и его паучков
5 апреля 2013 г. в 14:33
Наконец, красная столичная метка на двери вернулась на свое место. Кальцифер, теперь уже без серебряной лопаты, с самым напыщенным видом сыграл свою роль в ритуале. Причем Софи очень подозревала, что половина его рева и мельканий была просто спектаклем, но не возражала – зрелище получилось незабываемое. Комната замка почти не поменялась. Только в восточное окно возле двери вдруг хлынул свет заходящего солнца.
– Вот и все, теперь наше основное логово здесь, – объявил Хоул, отряхивая руки от мела.
– Ты чувствуешь, друг мой, – самодовольно протрещал демон, – силы-то у меня прибывают. Я мог бы перенести дом и в два раза больше, – и он устроился в очаге подкрепиться парой поленьев после трудов.
– Переезжаем, переезжаем, – заметила Софи, – а разницы что-то не видно.
– О, разница есть, – гордо сказал Хоул и показал на пустой участок стены между кладовкой и лестницей, который ничуть не изменился. Все уставились на стену, потом на Хоула, потом снова на стену.
– И правда, – съязвила Софи, – стена стала гораздо прекраснее. Как я сразу не заметила!
Хоул снова направил руку на стену, произнеся при этом что-то непонятное. Ничего не произошло.
– Ладно, – сдался он, – двери нам пока не очень удаются. Майкл, неси топор.
Ценой страшного грохота и облаков чудовищной пыли в стене удалось проделать отверстие примерно тридцати пяти дюймов в диаметре, и все полезли в него. По ту сторону оказалась чудесная светлая комната.
– Это гостиная, – пояснил Хоул. – Пойдем, Софи. – И он радостно потащил ее показывать апартаменты. – Король отблагодарил за Джастина, Салимана и Болотную ведьму, так что я купил этот дом. Смотри, тут кухня, наверху четыре спальни, давай, перетаскивай свои пожитки из-под лестницы.
Небольшой домик был прекрасен. Комната замка осталась прежней, теперь она выполняла роль прихожей, а через дыру в стене пришедшие попадали в остальные помещения. Кладовка при переезде как-то умудрилась захватить пространство и стала в три раза больше, причем (Софи могла бы поклясться) в ней появились вещи, которых раньше не было. Окна выходили на тихую улицу. Новая ванная хоть и не отличалась роскошью, но Софи очень обрадовалась, что теперь Хоул будет занимать по три часа уже не единственную ванную в доме. Но самое главное – здесь была удобная кухня с желтым полом и настоящей кухонной плитой, а не древним очагом, готовить на котором, по правде сказать, было сплошным мучением. Увидев ее, Софи кинулась с радостным воплем и стала открывать дверцы и рассматривать, как она устроена.
– Что это? – подозрительно протрещал Кальцифер.
– Это плита для готовки. Вот сюда удобно кастрюли ставить. Вот сюда закладываются дрова, и разжигается огонь.
– Вы что думаете, я буду сидеть в этом ящике и варить суп? Совсем с ума сошли? Я свободный независимый демон!
– Нет, конечно. Здесь просто разожжем обычный огонь, – Софи так увлеклась, что не заметила, как Кальцифер взвился от ярости.
– Успокойся, синяя ты морда, что ты так всполошился, – попытался утихомирить демона Хоул.
– Попрошу уточнить, – сказал тот не своим голосом, – какой еще огонь?
– Обычный, просто огонь, который горит в домах.
– Просто огня не бывает. Огонь это вам не вещь какая-нибудь, это всегда дух, чтобы вы знали. И я не потерплю другого огня в своем доме.
– А мне надоело есть бутерброды с беконом и яичницу, – не собиралась сдаваться Софи. – На этой плите можно готовить нормальную еду. Даже пироги можно печь.
– Пироги-и-и... – протянул Майкл благоговейно.
– К тому же тебя вечно нет, ты таскаешься за Хоулом, а мне даже чайник не вскипятить.
– Я не таскаюсь, а сопровождаю по делам государственной важности. Скажи им, Хоул.
Хоул закатил глаза и исчез с поля боя. Он вообще всегда неприкрыто сбегал, как только назревал конфликт, но при этом каким-то волшебным образом, в конце концов, все устраивалось именно так, как он хотел. Кроме уборки, злорадно подумала Софи. Но тут же ее осенила мысль, что возможно, на самом деле он не так уж и против чистоты. А все эти спектакли просто ради того, чтобы его никто не мог заставить и пальцем о палец ударить в домашнем хозяйстве. Не запрещает – уже счастье. Вот ведь хитрец.
После долгих уговоров им с Майклом удалось убедить демона, что он член семьи и никакой другой огонь даже близко не сможет претендовать на его положение в доме. И в топке появился робкий оранжевый язычок.
– Только рябиновые поленья ему не отдавайте. Все рябиновые – мои, – продолжал ворчать Кальцифер.
На семейном совете, состоящем из Софи, Майкла и огненного демона, было решено испытать новый огонь приготовлением яблочного пирога. На пироге настаивал Майкл, на том, что это испытание – Кальцифер, а Софи же просто не терпелось заняться приготовлением хоть чего-нибудь, а не резать хлеб с сыром на ужин. Пока она замешивала тесто и чистила яблоки, новый огонь под строгим присмотром Кальцифера кипятил воду и прогревал духовку. Майкл, забросив все дела, сидел на табурете, болтал ногами и рассуждал, какую еще еду теперь можно будет готовить. Парню тоже явно надоело питаться всухомятку.
Хоул вошел в дом ровно в ту секунду, когда пирог вытаскивали из печи. И Софи руку бы дала на отсечение, что это не случайность.
– Как я устал, ношусь как проклятый, столько дел, меня просто разрывают на части, – стонал он, незаметно косясь, как Софи проверяет, пропеклось ли тесто, и вдыхая сногсшибательный аромат домашней выпечки.
– Иди уже, артист, садись. Майкл, доставай кружки, – смилостивилась Софи.
Хоула усадили за стол, налили чаю и отрезали большой кусок пирога.
– Кальцифер, ты будешь кусочек?
– Ну, хоть догадались предложить, а то член семьи, член семьи, а как за стол, так без меня.
Царила такая теплая, совсем семейная атмосфера, что когда Хоул опять лишь слегка приобнял Софи, чмокнул в кончик носа и погладил по спине, она была почти довольна. Даже сделала перерыв в священной войне с грязью и села шить платье. Платье она шила вечерами, к каждому стежку прилагая множество желаний. Раз у нее получилось заговорить шляпки и наложить на хоулов камзол приворотные чары, то неужели ей не удастся сделать волшебным собственное свадебное платье, думала Софи и старалась изо всех сил.
На следующий день в паучьем царстве замка наступили реформы, и, что уж тут скрывать, паучкам пришлось туго. Хорошенько всё обдумав, Софи пришла к выводу, что сам факт наличия пауков в доме можно считать благом. Зато на кухне никаких мух не будет, справедливо рассуждала она. Вот только висела паутина хаотично и часто в таких углах, которые нужны были ей самой для разных вещей. Поэтому она постаралась сосредоточиться, как делала это, отгоняя пугало, и приказала паукам собраться всем в одну банку. Пауки злились, обиженно смотрели на нее сотнями глаз, но нехотя повиновались. После этого она убрала всю имеющуюся паутину, а затем, снова сосредоточившись, стала командовать, где и как должна располагаться новая.
– Не горюйте, паучки, – утешала она животных, когда те с покорным видом вылезали из банки и разбредались к указанными местам стройки. – Вы же можете сплести новую паутину, в сто раз лучше прежней. Да такой красоты, кроме вас, никто не сделает. Вы же у нас самые умные, самые большие во всей Ингарии. Вот ты, красавец какой, – она посадила крупного мохнатого зверя на палец и перенесла в отведенное место, – сплети, пожалуйста, в этом проеме квадратную сеть, и все самые вкусные мухи будут твои.
Мысль о вкусных мухах несколько смягчила старого матерого убийцу.
Придя вечером домой, Хоул застыл на пороге. Софи была раздосадована – заметил, значит. А что она волосы уложила по-новому – ноль внимания, а когда она вчера села с ним рядом чуть ли не прижавшись, он и бровью не повел.
Королевский маг с явным благоговением оглядывал ровные ряды паутины под потолком. Квадратные, круглые и даже треугольные сети складывались в узоры и прекрасно вписывались в интерьер.
– Бессмертные боги… Софи, радость моя, скажи, чем провинились паучки, чтобы я не совершил такую же ошибку, – он бросил сочувственный взгляд на недовольное животное, восседающее в центре кружева, ничего общего не имеющего с обычной паутиной.
– Они не выполняли обещаний, – язвительно проговорила Софи и хотела уже было продолжить эту загадочную мысль, но Хоул с опаской, чуть ли не боком просочился в ванную и плескался там дольше обычного – наверное, боялся выходить.
Фанни заезжала ненадолго почти каждый день. Она пыталась привозить и миссис Ферфакс для усиления воздействия, но та заявила, что Хоуэлл славный юноша, что бы там о нем ни говорили, и она не видит для Софи никакой угрозы, а посему не собирается попусту тратить время. И Фанни продолжала ездить одна.
В этот раз, войдя из Маркет-Чиппинга, она как всегда с явным неудовольствием протиснулась в дыру в стене и устроилась с Софи в Кингсберийской гостиной.
– И когда вы сделаете нормальную дверь? Это же просто ужасно неудобно и вообще неприлично.
– Хоул сделает, когда сам решит, пытаться пилить его совершенно бесполезно. Я уже смирилась, – ответила Софи довольно мрачно.
Сочтя это хорошим знаком, Фанни завела свой любимый разговор.
– Ты не представляешь, как мне тяжело слушать всякие сплетни насчет тебя, детка. Я-то знаю, что ты приличная девушка, но пойди убеди в этом всех болтливых кумушек, – и на ее лице отразилось негодование и возмущение. – Говорят, что ты живешь с чародеем Хоулом, репутация которого всем хорошо известна. А это бросает тень и на твою собственную репутацию тоже. Они считают тебя чуть ли не падшей женщиной, – она промокнула глаза кружевным платочком, показывая, какую она испытывает по этому поводу душевную боль.
Софи печально вздохнула. Станешь тут падшей женщиной, как же, думала она. Какая-то чудовищная несправедливость. Родители прячут дочерей, когда он просто идет по улице, как будто он способен обесчестить девушку, или как минимум съесть ее сердце, чуть ли не одним взглядом. А в реальности что он делает? Ничего! Вот она, Софи, постоянно рядом, никто ее не прячет и почти не контролирует, а он даже ни разу не приставал как следует. И неизвестно еще, что будет после свадьбы. Она так и представляла, как он надевает ей на палец кольцо, а потом целует в макушку и уносится прочь.
Фанни же, неправильно истолковав реакцию Софи, подумала, что её аргументы, наконец, попали в цель, и усилила натиск.
– А ведь это порочит и меня. Ведь я растила тебя с тех пор, как ты была еще совсем крохой. И теперь они, наверное, считают, что я плохая мать. Ты просто не представляешь, как это меня расстраивает. Прошу, переезжай к нам.
– Мне бы с нашим переездом разобраться, – угрюмо отмахнулась Софи. – Стоит мне отлучиться хотя бы на день, и тут всё будет просто вверх дном. Я только начала наводить порядок в хозяйстве. Дел невпроворот.
И Фанни, немного обиженная, что к ее мнению совсем не прислушиваются, удалилась, а Софи затянула потуже фартук на тонкой талии, причесала волосы (вдруг Хоул пройдет мимо) и набросилась на грязь в кладовке. Грязи там было столько, что это даже немного отвлекло её от всех горестей. Но все равно было ужасно обидно.
В конце концов Софи разозлилась настолько, что забралась-таки в комнату Хоула, пока тот отсутствовал, и навела там страшную чистоту.
Вернувшись и войдя к себе, чародей издал нечленораздельный вопль, выскочил из комнаты и захлопнул дверь. Немного постояв, он медленно приоткрыл дверь снова. Софи было его совсем не жалко. «Вот тебе, получай, обманщик», – думала она, глядя, как Хоул осторожно переступает порог и озирается по сторонам.
– О нет! Мои паучки! – вскричал он, глядя на чистую кровать, на которую не свисал ни один лоскут паутины.
– Спать с пауками – вот уж что может быть лучше, – ехидно заметила Софи. – Может, ты еще и женишься на них?
– Может и женился бы, будь они живы. – Софи еще никогда не видела Хоула таким рассерженным.
– Живы твои паучки, – смилостивилась она. – Я их просто пересадила. – Она показала на потолок. – Все, как один, можешь пересчитать. Хотя, ты, наверное, их в лицо знаешь. Паучки, поздоровайтесь с Хоулом. – Пауки злобно посмотрели на Софи, но промолчали. Пока.
Хоул начал приходить в себя.
– Я всегда надеялся, – сказал он, – что твоя мания все убирать – часть проклятия болотной ведьмы. Но теперь понимаю, как жестоко я ошибался.
– Разве это проклятие – любить чистоту?
– Для кого как… Для меня так сущее проклятие, – признался он грустно и стал разглядывать вещи в комнате с таким удивлением, будто многие из них видит впервые в жизни, и не представляет, откуда они взялись.