Ты уверен, что хочешь вернуть?

В конце альбома было много фотографий с Меган, которые не были вставлены в специально отведённые места. На них Женя и Меган обнимались, целовались и радовались жизни. На некоторых фотографиях сзади были ручкой написаны даты, в которые я как раз и находилась в Америке и также общалась с Женей. Я пыталась понять, как такое могло произойти, но у меня не получалось. Никогда я не думала, что Женя может мне врать. Но в моих руках были доказательства. Спустя 10 дней после того как он признался мне в любви, он обнимался с другой девушкой, с которой я к тому же общалась. А уже на следующий день была сделана фотография их поцелуя. И ни он, ни она, ни наши общие друзья ничего не сказали мне. И всё это я узнала утром после нашей первой ночи. Мой мир рухнул. В голове только одна строчка из песни: I can't love if you lie Governors – Is This Love? Самое обидное, что я не могу уйти из этой квартиры, пока не придёт Кузнецов. У него одни ключи, дверь закрывается снаружи и не открывается изнутри. Замечательно! Я просто нахожусь в заложниках: его квартиры и своих эмоций. Мои мысли прервала вибрация. Я повернула голову и увидела на тумбочке свой телефон. Звонок с незнакомого номера. Меньше всего я сейчас хочу с кем-то разговаривать, но знаю, что мне могут позвонить по поводу работы, поэтому приходится взять трубку. К моему удивлению начинают говорить действительно про работу. Но не про собеседование, а про тренировку. Черлидинг. Конечно, я догадываюсь, кто мне звонит, но всё-таки переспрашиваю. Меган. Она продолжает что-то тараторить про тренировку и какую-то Элис, которая до сих пор болеет, но я ничего не отвечаю и просто сбрасываю звонок. Предательство. Она меня предала. Пусть и не так сильно как Женя, но всё же. Поэтому ни видеть, ни слышать её я не хочу. И уж тем более не собираюсь находиться в группе поддержки под её руководством. Вдруг у меня в голове возникает новая мысль. Уехать! Улететь обратно в Москву! Ну конечно! Сбежать от проблем и вернуться к нормальной жизни. Ведь мы с Серёжей вылезли из круглосуточной работы, безденежья и всех ужасов, сопровождавших нас два года. Мы смогли сделать так, чтобы всё было хорошо. Я могу вернуться к брату, забрать его от Сашиных родителей и заботиться о нём. Найду отличную работу, новых друзей. Встречу хорошего молодого человека, который не обманет и не предаст... Решено. Завтра же улетаю в Москву. Осталось только дождаться Кузнецова, чтобы он выпустил меня из этой чёртовой квартиры.

***

— Мирка, я пришёл! — в его голосе звучит такая радость и непринуждённость, что я не могу сдержать слёзы. Он радуется, что я ничего не знаю, и думает, что может продолжать меня обманывать. Какая жалость, что твой план потерпел крах, Кузнецов. Я вылетаю из комнаты, одетая во вчерашнее платье и с красным от слёз лицом, и спешу надеть туфли, пытаясь не попасть в его объятия. Конечно, он удивлён моими действиями, но мне всё равно. На каблуках в маленькой прихожей очень сложно убежать от человека, который всеми силами пытается тебя остановить. Вот и у меня не получается. Кузнецов всё-таки хватает меня двумя руками за плечи. Он пытается посмотреть мне в лицо и узнать, что случилось. Я всеми силами пытаюсь не встретиться с ним глазами, но мне приходится посмотреть на него. Один взгляд, и всё внутри меня рухнуло во второй раз. — Ты серьёзно? — я начинаю орать как никогда раньше. — Ты приходишь ко мне в таком виде и спрашиваешь, что со мной? Извини, но я всё узнала! И ты только подтвердил это! — от моих криков он растерялся, поэтому я смогла вырваться и выскочить в дверь. Он так и продолжал стоять, не понимая, что происходит, а на его щеке алел ярко-красный след от помады.

***

Когда я выбежала на улицу, в голове сразу же возник вопрос "Куда идти?". К Овечкиным я сейчас, конечно, не пойду. Это первое место, где Кузнецов будет меня искать, если вообще решит это сделать, а Саша попытается всеми способами выгородить друга передо мной. Бар, в котором работает Вики будет открыт только через пару часов. Мне не остаётся ничего, поэтому я просто иду по дороге. Непричёсанная, ненакрашенная, зарёванная, в мятом платье. Странно, что люди не шарахаются от меня, только увидев. Но мне в любом случае всё равно, я просто иду. Устав идти на каблуках, я села на ближайшую скамейку, сняла туфли и подогнула ноги под себя. Я закрыла глаза и откинулась на спинку. Но буквально через три минуты ко мне подошёл какой-то парень и спросил, где он может найти магазин. Не открывая глаз, я сказала, что не знаю. Стоп. Он сказал не магазин, а журнал. Магазин же по-английски "shop", а не "magazine". Так он что русский? Я открыла глаза, пытаясь найти того парня, но, понятное дело, сделать этого не смогла. Ну и ладно, сейчас это неважно. Всё равно я сейчас не в том настроении. Хоть мне и было очень грустно и тошно, через какое-то время мне стало ещё и скучно, поэтому я достала телефон. Глаза полезли на лоб, когда я увидела 43 пропущенных от Кузнецова. Как хорошо, что я поставила телефон на беззвучный после звонка Меган. Он и сейчас мне звонил, поэтому я решила достать симку из телефона, что оказалось не так просто. Полчаса я рылась в своей небольшой сумочке, чтобы найти что-нибудь тонкое, и наконец нашла. Последний звонок Кузнецова был 65. А он настырный. Когда я подключилась к какому-то вайфаю, увидела ещё больше смсок от него с вопросами о произошедшем и объяснениями, откуда у него на щеке оказалась помада. Читать это я, конечно, не стала. Слишком много лжи я уже слышала. Я пыталась найти что-то успокаивающее в интернете, когда ко мне опять подошёл какой-то парень. — Ты тут уже так долго сидишь. Всё в порядке? — его вопрос взбесил меня, и я, не отрываясь от телефона, сказала, что у меня всё хорошо, и попросила его уйти. Он сделал ещё одну неудачную попытку помочь мне, но после моего крика ушёл. Мне показался знакомым его голос, но в этот раз я на него даже не взглянула уже из принципа.

***

Просидев ещё два часа на скамейке, я поняла, что можно уже идти к Вики в бар. Нет, я не собираюсь ей ничего рассказывать. Не хватало мне ещё обрадовать этим Аманду. Просто Вики обещала мне скидки на всю алкогольную продукцию. Вот и проверим. Конечно, увидев меня, подруга была жутко обеспокоена. Вчера я ушла рано, сегодня вернулась в таком состоянии. Она и платье вчерашнее не могла не заметить. Поэтому вопросы от Вики сыпались нещадно. А я не могла ответить: ни сформулировать мысли, ни перевести их на английский. Голова раскалывалась, и я вдруг почувствовала, что ничего не ела. Поэтому первым делом заказала у подруги кофе и попросила официанта принести мне большой стейк. За кофе пришлось пообещать Вики, что всё расскажу ей, когда поем. Мне было очень трудно собраться с мыслями, и я не могла решить, рассказывать ли подруге про произошедшее. Может, мне так станет легче, а может, это наоборот всё испортит, потому что она хоть и не много, но всё-таки общается с Меган. А при желании может и без проблем поговорить с Женей. Я ела максимально медленно, а потом попросила Вики налить мне мартини. Она заставила меня начать рассказывать, но всё-таки налила напиток. Я стала ей аккуратно обрисовывать общую картину и уже хотела рассказать про фотографии с Меган и помаду, когда ко мне снова подошёл какой-то парень. — Ты уже перебралась со скамейки в бар? Значит, всё точно плохо, — я с негодованием на лице повернулась к нему и увидела перед собой Артемия Панарина. Я, конечно, знала, что его команда завтра играет против Кэпиталз, но точно не была готова встретить его в баре. — Панарин? Что ты тут делаешь? — он удивился и даже обрадовался тому, что я русская. — Как грубо, — он усмехнулся. — Мы даже не познакомились. Давай как у нормальных людей, — он протянул мне руку. — Привет, я Артемий. — По-твоему, взрослые нормальные люди знакомятся как в первом классе? — спросила я раздражённо и подняла бровь. — Ладно. Пьивет, я Ми[р]а, — сказала я детским голосом, произнеся своё имя на английский манер. — Можешь нормально произнести своё имя? — у меня сложилось впечатление, что Панарин разговаривает с хулиганом в детском саду, которого нужно научить манерам и нельзя послать. Почему это он решил вдруг пообщаться со мной? — Родители назвали меня Мирослава Игоревна Грибоедова. Но когда я получала паспорт, предпочла сделать моим полным именем имя Мира. А по фамилии друзья иногда называют меня Овечкина, потому что я Сашина сестра, — когда Панарин округлил глаза и открыл рот, я всё-таки решила добавить. — Двоюродная. Но общаемся мы как совсем родные. — Ничего себе, ты ещё случайно с Кузнецовым не встречаешься? — он говорил это в шутку и даже не догадывался, что практически попал. — Уже нет, — ответила я дрогнувшим голосом и отвернулась, потому что на глазах выступили слёзы. Я жестом попросила Вики налить мне ещё мартини. Она выполнила заказ, но за это хотела узнать, о чём я разговаривала с Панариным, так как разговор шёл на русском и она не поняла ни слова. Я отмахнулась от неё, а Панарин вдруг появился передо мной, подойдя с другой стороны. — Ты чего? Мне кажется, тебе надо выговориться, — он положил руку мне на плечо, но я дёрнулась и заставила его убрать. — А тебе не кажется, Артемий, что это не твоё дело? И даже если я захочу выговориться, то расскажу это подруге, а не тебе, — я указала на Вики, которая окончательно перестала что-либо понимать. — Как я понял, она американка. А душу лучше всего изливать на русском, — он заказал ещё два бокала мартини и пододвинул один мне. — Ты не офигел? У тебя игра завтра, — я забрала у него и второй бокал, но он только засмеялся. — Я вообще-то тебе взял, а то твоя подруга в этом плане какая-то несговорчивая, — я удивлённо посмотрела на него. Он действительно какой-то необычный, каким все и привыкли его видеть. Я даже не понимала, нравится мне это или нет. — Мм, то есть раз спортсмен, спиваться нельзя, но русскую незнакомую девушку в баре заставить напиться можно? — я была не против бесплатного мартини, но мне было странно, что хоккеист сам мне это предлагает. Ещё страннее это было потому, что я общалась с Кузнецовым, Орловым и Овечкиным, и они относились к алкоголю, особенно который хотела пить я, очень негативно. — Да ты всё равно закажешь, поэтому зачем зря время тратить, — он сделал вид, что поудобнее усаживается на барном стуле, и положил руки на барную стойку, показывая, что готов слушать. Мне не оставалось ничего, кроме как рассказать ему всю историю моей жизни, начиная с детства, когда и я, и Саша ещё жили в Москве и каждый день играли на улице в догонялки, хоть брат и был уже подростком, а я была совсем мелкой. Алкоголь начал постепенно ударять в голову, и я с каждой фразой всё больше раскрывалась перед Артемием и доверяла ему. С наступлением позднего вечера у Вики появилось много работы, поэтому она успевала только иногда наливать мне ещё мартини и не задавала никаких вопросов, что делало для меня общение с Панариным ещё более приятным. Я не помню, рассказала ли ему о событиях последней недели, но точно помню, что плакала у него в объятиях. А он терпеливо слушал меня и гладил по плечу, пытаясь успокоить. Где-то в два часа ночи, когда я была уже совсем никакая, я каким-то чудесным образом увидела время на чьих-то электронных часах. Я вдруг вспомнила, что до сих пор сидящий рядом со мной Артемий – хоккеист, и что у него завтра, а точнее даже сегодня игра. Я резко вскочила со стула, но из-за своего состояния тут же закачалась и упала бы, если Артемий не поймал меня. Он взял меня на руки и, сказав Вики, что всё будет хорошо, вынес меня из бара. На улице я вдруг поняла, что происходит, и начала кричать Панарину, чтобы он поставил меня на землю. Но он послушался только тогда, когда дошёл до ближайшей лавочки, на которую и посадил меня. — Адрес, — он не был злым, но и счастья, что ему приходится со мной возиться в ночь перед игрой, у него не было. — Где ты живёшь? — Я не хочу к Овечкину. Они будут меня допрашивать, — я сделала грустное лицо и выпятила вперёд нижнюю губу. — Хорошо, давай отвезу тебя к Кузнецову.