Тридцать шесть вопросов

И лететь вниз с обрыва иногда бывает до жути приятно и до боли необходимо.

Людям нужны люди. Вроде бы простое выражение, которое в то же время и смысла не лишено. Каждый день на нашем пути встречается сотни, тысячи чужих глаз и взглядов. Перед нами мелькают лица, за одежду прихватают случайные попутчики, а фоном встречаются обрывки чужой речи. Мы слышим её везде: в парке, метро, соседней кофешке или университете. Слышим и проходим мимо. Людей вокруг сотни, тысячи, нет смысла размениваться на кого-то без особой надобности, правда? Только в этом случае возникает один вопрос: каким образом мы вылавливаем из этого бесконечного потока людских жизней те, с которыми захотим завязаться в тугой узел? Рок, судьба, цепочка совпадений или просто нелепость? Вспомните, в вашей жизни наверняка происходили такие знакомства, которых по всем канонам и рациональным законам просто не должно было быть. Они абсурдны, нелепы, но в то же время так необходимы именно вам на определенном этапе своей жизни? Да, именно на определенном этапе. Говорят, что все люди, которые появляются в нашей жизни, нужны нам на какой-то промежуток времени. Они приходят в тот момент, когда ты ничего не ждешь, когда ты полностью отчаялся и феерично ожидаешь провала. Они нелогичны, неправильны и противоестественны. Но они есть, они происходят и привносят в серую жизнь те краски, которые ты, как автор, никогда не догадался использовать сам. Кто-то из этих людей задержится надолго, кто-то уйдет, сыграв свою микроскопическую роль. Но глупо требовать от кого-то оставаться навсегда: такое бывает достаточно редко, если, конечно, не прописано где-то на небесах самой судьбой. Легко провести аналогию с книгой, давно пылившейся на вашей книжной полке. Её страницы выцвели, шрифт сливается и стирается под воздействием времени, но в ней, без издевок, обязательно есть главный персонаж: трусливый или храбрый, злой или добрый, антагонист или протагонист, нищий или богач — он путешествует по выдуманному кем-то миру, учится чему-то, преодолевает преграды и встречает людей, среди которых, конечно же, есть и те, что появляются лишь на один эпизод. Они отыгрывают свою роль, преподают какой-то урок, открывают герою глаза и навсегда исчезают. Жизнь, конечно, не книга, но ведь нельзя отрицать очевидного: даже самые прочные связи могут оборваться, если люди перерастают друг друга, отыгрывают свою роль и растворяются во времени. От них останутся воспоминания: плохие или хорошие, но они наши. Ничьи ещё. Именно наши, и потому они ценны. Маша редко задумывалась о том, зачем в её жизни появляются те или иные люди, но, порой, если честно, подобные мысли досаждали и её. Какие-то знакомые учили её любить, какие-то — смотреть на мир шире, чем она думает; кто-то бросал обидные замечания, пытаясь промотивировать, а кто-то клялся, что останется навсегда, а затем беспечно уходил. Кто-то предавал, кто-то выручал в трудную минуту, но все они приносили в жизнь самое главное — опыт. Они учили, меняли её взгляды и принципы, и только поэтому она не должна винить тех, кто ушел. И тех, кто, разумеется, ещё её покинет. Почему-то именно сейчас в её голове проснулась странная мысль: та их встреча ведь тоже случайна и нелепа по своей сути. Как раз такая, которая вписывается в концепцию всех её судьбоносных взаимоотношений. Так, быть может, Саша тоже нужен ей на этом этапе? Именно в этот момент и в этот час, когда он медленно плетется впереди, оглядываясь, говорит что-то, слегка улыбаясь, почти на неё не смотря? Может быть, даже та встреча в центре не была случайным совпадением? Саша, если честно, и вовсе никогда не задумывался об этом вопросе. Вокруг него всегда была куча людей, калейдоскоп лиц, мнений и интересов. Он просто крутился в этом, плыл по течению, продолжая делать то, без чего он не мог представить свою жизнь — играл в футбол. И, по сути, Саше было все равно на все хитросплетения судьбы — он просто каждый день выходил на тренировки и делал то, что должен был делать. Но… Может быть, и она, настороженно оглядывающаяся по сторонам, кидающая на него испуганный взгляд, но так покорно идущая за ним в двери лифта, тоже ему необходима? Именно сейчас. Быть может, совсем ненадолго? В конце концов, просто так ничего не происходит: не вылетает ни одна фраза и не произносится ни одно слово. По крайней мере, на этих страницах. День тем временем давно уже уступил свои владения вечеру, а свет — тьме, и шумный город, будто замерев на секунду, вновь заискрился пестрыми огнями. Фонари, рев автомобилей внизу, яркие рекламные баннеры, неоновые вывески магазинов и ресторанов, подсвечиваемые странным светом небоскребы — для Марии, выросшей в городе провинциального типа, такие виды были весьма шокирующими. Они вышли на крышу одной из высоток, которая и была предназначена для подобных экскурсий. Хоть это полностью легально и безопасно, но чувство собственной незащищенности не становилось менее агрессивным. Вниз — триста метров, вперед — большая каменная площадка, небольшие перила, и от ощущения подобного отрыва от земли кружилась голова, и одновременно с этим становилось неконтролируемо хорошо. Ужасное сочетание. По крайней мере, для Завьяловой. — Да вы романтик, молодой человек, — старается говорить шутливо, скрывая дрожь в голосе. Смотрит на парня, вокруг не оглядывается. Тот лишь непринужденно пожимает плечами, подходя к огороженному краю. Опирается на перила, взгляд устремлен вперед. — Только в особых случаях, — Головин стоял спиной, но Маша все равно чувствовала его усмешку. — Матвею ни слова! — он смеется, и девушка улыбается вместе с ним. Так правильно и так обычно одновременно. — Я могила, — с кроткой усмешкой добавляет девушка, все же заставляя себя оглянуться: на другой стороне крыши, метров в двадцати от них, фотографируется какая-то шумная компания. — Хотя, мне казалось, что вы испытываете к друг другу нежные чувства, — с издевкой добавляет она, вспоминая весьма своеобразные отношения между двумя молодыми людьми. Саша нахмурился, развернувшись, и теперь стоял совсем недалеко от девушки. Он пару раз отмахивался, по какой-то причине разгоняя воздух вокруг себя, но выглядел, впрочем, так, словно ему зачитывают приговор. — Да, — слабо соглашается, дотронувшись до растрепанных ветром волос. — Он подкатывал ко мне пару раз, но я отвечал отказом, — с притворным сожалением добавляет Головин, делая истинную МХАТовскую паузу и принимая такое страдальческое выражение лица, что девушка, Ей-богу, могла бы выписать ему Оскар за лучшую мужскую роль. — Правда? — явно издеваясь, проговорила она, кидая взгляды по сторонам. — Да, — Саша в очередной раз кивнул с такой серьёзностью, будто у него разговор государственной важности. Впрочем, его веселое расположение духа выдавали смеющиеся глаза. — Он к моему дому на единороге приезжал, пел под окнами песни «Руки вверх», но никто, кроме бабы Зины, к нему не вышел. А баба Зина, к слову, ещё и подпела. — А если серьёзно, — Маша рассказ про Матвейкины похождения предпочла проигнорировать, обращая внимания молодого человека на тот вопрос, который весьма интересовал её любознательную натуру. — Почему именно это место? — Не знаю, — парень в очередной раз пожал плечами, чувствуя порыв ветра. — Просто я выяснил, что к тебе нужен бюджетный подход: поведу я тебя в кафе или ещё куда-то, ты же за мной опять будешь с деньгами носиться. В карманы мои полезешь, на спину заберешься… — Но ты ведь и для прохода сюда заплатил! — несколько обиженно роняет Завьялова, наблюдая перепуганное лицо молодого человека. Хочет ещё ногой топнуть для убедительности, но сдерживается, вместо этого складывая руки на груди. — Так, Маня, — Головин осекся, начав смеяться и медленно подходить к ней. — Мария, — вовремя поправился он, хотя Маша и заметила, что первое обращение звучало гораздо более притягательно на слух. — Забудь об этом. Я привык платить за девушек, которые… Которых я куда-то приглашаю. Окончание первой фразы, желавшей сорваться в пустоту, Маша додумывать не стала. Слишком больная фантазия. — Что за сексисткие наклонности? — и ни одних эпитетов в этом мире не хватит, чтобы описать Вам отчаянье молодого человека, так привычно закатывающего глаза сейчас. Выдыхает, смотря на девушку с позиции победителя, и тут же усмехается. — Не бесись, — умиротворенно проговаривает он, махнув рукой на любой Машкин мифический принцип. — Пойдем со мной, — кивает в сторону края, но сам не двигается с места. — Нет, спасибо, — скованно проговаривает она. — Самоубийство я организую в какой-нибудь другой обстановке. А пока мне нравится стоять здесь. — Серьёзно? — Абсолютно. Саша ей, разумеется, совершенно не поверил. Удивительно, но почему-то этот парень на подсознательном уровне чувствует, когда девушка пытается солгать или что-то от него скрыть. — Ты высоты боишься? — с легкой насмешкой, но без издевательских нот решает удостовериться парень. — Нет. — Маша… — слабо протестует, слыша вокруг такое привычное: — Нет! Как будто девка на допросе у следователя вину отрицает. — Тогда иди ко мне, — Головин слегка приподнял брови, взлохматив волосы и тут же схватив девушку за руку. Маша же, не привыкшая демонстрировать слабость, всеми фибрами души была уверена, что если подойдет к краю — ничего плохого не случится. В противном случае, ей ведь не обязательно смотреть вниз. И да, девушка не могла не отрицать, что вид отсюда открывался потрясающий, и любой город ночью лично для неё всегда был красив по-своему, что являлось вовсе неудивительным для девочки, вечно смотрящей на мир большими удивленными глазами. — Ладно, — Маша, как кукла в профильном театре, лишь покорно последовала за молодым человеком, сделавшим несколько шагов вперед. Он ступает осторожно, боится сделать резкие движения, чтобы не напугать и без того трясущуюся молодую особу. Здесь темно, но даже при этом слабом освещении Саша выглядит странно по-домашнему, страшно по-свойски, и это, если честно, безумно девушку пугает. На его лице то и дело появляется полуулыбка, и он, почти как маленький ребенок, удивленно смотрит вниз, вглядываясь в бесконечный поток машин. Маша же предпочитала смотреть на парня. Просто хотелось так. Конечно, себя она оправдывала тем, что лучше заглядываться на его располагающую внешность, чем представлять свой полет вниз, но нельзя сказать, чтобы страх высоты был решающим фактором в этом выборе. Возможно, сегодня ей хотелось смотреть на него дольше, чем обычно. — Как дела дома? — неожиданно для девушки спрашивает Головин, отчего она едва ли не роняет мобильный. — У твоих родственников все хорошо? Он действительно хочет поговорить об этом сейчас? — У них все… отлично. Брат продолжает играть в свой бесполезный футбол целыми днями, хотя, Ей-богу, лучше бы он готовился к экзаменам, учился, а не маялся этой ненужной ерундой, — уклончиво произносит, тут же разворачиваясь и с вызовом смотря на молодого человека. Она хочет перевести тему, хочет увести от этого неприятного разговора, но все её планы летят прахом: Саша тут же решает узнать то, что его интересует особенно. — Не любишь футбол? — с некоторой осторожностью спрашивает, но всеми силами старается себя не выдавать. Сказать, что от услышанного вопроса Маша слегка растерялась, — не сказать вообще ничего. Она с непониманием глянула на молодого человека, который излучал такую молчаливую заинтересованность, что просто не мог остаться проигнорированным. — Ненавижу, — и Маша не соврала. Она действительно считала, что занятием этим видом спорта брат только портит себе будущее: постоянные травмы, хвосты по учебе, ушибы, ссадины, больничные койки. — А за что его можно ненавидеть? — с искренним удивлением выдал молодой человек, не скрывая яркой насмешки. — А за что его можно любить? — она рассмеялась так непринужденно, будто и ответ на этот вопрос для неё очевиден. Саша приподнял брови, но подобные реплики пока предпочел игнорировать. — Считаю, что пинание мяча не только приносит удовольствие моему брату, но и ломает ему карьеру. Этим он себя не прокормит, — Саша хотел засмеяться, но вместо этого позволил лишь короткую, едва заметную улыбку плотно сжатых губ. — Да и к самим футболистам, особенно нашим, у меня отношение так себе — отчим привил. Он всегда говорил, что они получают огромные деньжищи ни за что и разбрасываются ими направо и налево… Как там было, после Евро, да? Ну, ресторан в Монако, что-то такое… Не вникала… — Может быть, это его призвание? — последнюю часть её речи Головин предпочел проигнорировать. — Может, — она неопределенно пожимает плечами. — А если нет? — спрашивает весьма обеспокоенно и волнение за брата перевешивает сейчас все остальные чувства. — Лучше бы он, как ты, больше занимался учебой, — от её тона Саша захотелось рассмеяться в голос, но он, к своему счастью, сдержался. Конечно, он мог бы раскрыться сейчас, но после таких слов делать это было как минимум не очень умно. — Ну, знаешь, я тоже за ЦСКА… — он пропустил неловкую паузу, словно в очередной раз подбирая слова. — Переживаю. — Но не играешь же! Действительно! Саша, если честно, сейчас едва не заскулил от досады, но Маша говорить на эту тему больше не желала: — Это именно то, что тебя интересует? — лучший способ перевести больную тему — заставить собеседника почувствовать себя виноватым, потупить взгляд и задать тот вопрос, который огорошит его самого. — Расскажи лучше о том, чем ты занимаешься? Так настойчиво избегаешь этой темы, что мне начинает казаться, будто ты какой-то известный и всеми разыскиваемый киллер. Нет, если это был выстрел с надеждой попасть в цель, то Машутка, конечно, промазала, но она никогда и не метила в ряды хороших стрелков. Саша заметно напрягся, а через секунду выдал своё саркастичное: — Ты с такой настойчивостью пытаешься узнать про мою профессию, что мне начинает казаться, будто ты желаешь залезть не только в мой карман, но и кошелек… — и для Маши это был удар ниже пояса. Он обвиняет её в меркантильности? Намекает на это? И взгляд, которым девушка его наградила, уходя подальше, был самым явным тому подтверждением. — Если бы я хотела вытащить из тебя деньги, я бы уже сделала это! Меня просто напрягает, когда люди пытаются что-то утаить… — Я не пытаюсь утаить, — слабо возражает, возвращая послушно идущую, но внутренне негодующую Маню. — В конце концов, ты ведь тоже не говоришь, на какого врача ты учишься? Может быть, я общаюсь с будущим паталогоанатомом? — А они что, не люди что ли? Головину пора в мученики, правда. Ибо ещё немного — и Маша его точно доведет до белого каления. — Маша, я не это имел в виду. — Ладно, — девушка выдохнула, с вызовом посмотрев в глаза молодого человека. — Надеюсь, у тебя есть весомые причины на хранение этой тайны, — акцент на последний словах, и ей уже все равно, что этот парень про неё думает. Хватит. Если честно, отводя взгляд от девушки и кидая его в небо, парень жалел о том, что не сказал прямо сейчас. Чего он боялся? Да он и сам не знает. Боялся разрушить, боялся раскрошить то, что еле-еле пытается собрать. Опыт больно давил на плечи, и Саша волновался, что такое непринужденное искреннее общение может раствориться, развеяться, как утренний туман над озером. Но в глубине души плескалась страшная мысль: чем позже она узнает, тем для их отношений будет хуже. Особенно, учитывая её отношение к тому, без чего он своей жизни не видит. К слову, и отношений-то у них никаких и нет. Может быть, так… почти дружеские. — Да я просто… — врать Саша не любил, но порой обстоятельства делать его это вынуждали. Получалось у него, конечно, не очень убедительно, но и Маша сейчас была не в состоянии анализировать его поведение. — Учусь на юриста, подрабатываю на неполный день… — В ФСБ? — Ну, почти… Разгружаю товары в одном из спортивных магазинов, — Саша сам удивился тому, что сморозил, но отступать было, собственно говоря, уже слишком поздно. — Кстати, я уезжаю на днях, — мысль эта девушку расстроила непомерно, но она, во всяком случае, мучительно старалась этого не показывать. Получалось достаточно хорошо: на лице не дрогнул ни один мускул, а сама она выражала крайнюю степень ледяной незаинтересованности. Пожимает плечами, устремляя взгляд в темное, практически черное полотно, затянувшее небосвод. Забавно, в детстве она всегда мечтала вот так просто лежать где-нибудь на природе ночью, мечтать о будущем, которое никогда не станет реальностью, и считать микроскопические раскинутые по всему небу звездочки. А ещё маленькой Маше, конечно, мечталось увидеть падающую звезду, загадать желание, которое бы непременно исполнилось. В такие моменты даже воздух был другим: более чистым, свежим, вкусным. Прав, наверное, был классик: в полночь Вселенная пахнет звездами. И плевать, что на часах не так много времени — душевное расположение от времени суток не зависит. А в её душе часы как раз перевалили за пресловутые нули. Машу на мгновение захватило какое-то странное влечение: она захотела прямо сейчас подойти к Саше, взять его за руку и посмотреть прямо туда, вниз. Перебороть страх и испытать жуткое желание прыгнуть вниз. Высота притягивает, и эта была одна из тех причин, почему Маша не желала иметь с ней ничего общего. — У тебя такое выражение лица, как будто ты хочешь что-то сделать, но ужасно боишься, — как что-то очевидное произносит парень, сразу смекая и протягивая девушке руку. Маша неуверенно переминается с ноги на ногу, оттягивает рукава легкой кофты и совершенно некстати заглядывается на его мягкие черты лица. Брови опущены от природы, и именно поэтому он вечно выглядит так, будто готовится к расстрелу. Забавно, но девушка только что признала, что есть в этих чертах нечто такое, притягивающее лично её. Парень хмурится, не убирает руку и позволяет себе короткую улыбку, наличие которой, возможно, стало его решающим доводом. — Давай, сделай хоть что-то, пока у тебя есть возможность, — фраза звучит, как гром среди ясного неба, и Машу мысленно передергивает от воспоминаний. Вздрагивает, тут же убирая руку подальше. Во сне он говорил тоже самое. Наверное, глаза Маши сейчас сказали больше, чем она сама, а потому Саша мог только удивленно приподнять бровь, оценивая вялые попытки девушки скрыть свое неразумное поведение. И — чтобы сгладить возникшее недоразумение — она тут же протягивает ему руку в ответ. И лучше бы Маня этого не делала. Лучше бы её вообще здесь не было. Знаете, бывают такие моменты, когда прикосновение страшнее любой травмы. Как только рука девушки коснулась руки Головина, она почувствовала такой контраст, от которого кровь в жилах стыла и сворачиваясь. Её рука — почему-то всегда холодная и синеющая при не самой холодной погоде и его — горячая, сильная. Большущая пропасть и огромный контраст, заставляющий электрические разряды скакать по венам, а мелкие теплые волны распространяться по телу. Пальцы переплетаются, и Маша может с уверенностью заявить — у неё перехватывает дыхание, а сердце, так привыкшее биться в ритме быстрой мелодии, совершает свои непредвиденные остановки. Шумно выдыхает, следуя за молодым человеком, и вновь подходит к краю. Саша в её поведении ничего странного не замечает. Девушка же чувствует себя весьма близко к полуобморочному состоянию — она позволила себе кинуть взгляд вниз и почувствовала себя так, будто кто-то грубо схватил её за шею, сжимая и лишая такого нужного сейчас кислорода. Глубоко и часто дышит, пытаясь успокоиться, но получается у неё слабо. Крепче сжимает чужую руку, не желая отводить взгляда, и почему-то именно сейчас понимает — она хотела бы, чтобы этот парень всегда был рядом, всегда дарил это тепло и легко и непринужденно растапливал её льды своим присутствием. — Ну вот, видишь, — Сашин голос, такой вкрадчивый и тихий, звучит позади, и Маша только сейчас понимает — он все это время стоял за спиной. Его ровное дыхание опаляет её макушку, и девушка может поспорить, что если бы сердце могло совершить экстренную эвакуацию в пятки — оно бы уже это сделало. Слегка поворачивает голову в сторону, но боковым зрением умудряется зацепить только плечи молодого человека. Хотя, ей и от этого было спокойно. Он просто… молчал, а у девушки было такое чувство, будто они уже обо всем поговорили. По крайней мере, тишина между ними её привлекала — она не ложилась огромным камнем, не бросалась под ноги, не следила грязными ботинками в душе, а была чем-то, что её, напротив, притягивало каким-то неземным магнитом. Единственная речь, долетающая до её ушей, — это тихий разговор ветра где-то рядом. Неосознанно Маша дергается вперед и понимает — её личный кучер уже готов направить их к обрыву. А обрыв уже перед ней. Такой пугающий, манящий и в то же время безграничный. Тепло молодого человека за спиной позволяет расслабиться, вид впереди огромной высоты — напрячься. И это — Маша может подтвердить — не самое лучшее впечатление. Когда человек подходит к обрыву, бояться нужно не высоты как таковой, а безрассудного желания спрыгнуть, шагнуть вниз, поймать ощущение полета. Маша в очередной раз смотрит в пустоту и чувствует непомерную слабость, накатывающую на неё из ниоткуда. В глазах постепенно начинает темнеть, и девушка понимает — скоро она потеряет возможность контролировать собственное тело. Пошатывается, чувствуя себя тряпичной игрушкой с ватными ногами, которые её совершенно не держат. Саша реагирует молниеносно — подхватывает девушку за талию, помогая удержаться. Поддерживает. Испуганно всматривается в её глаза, разворачивая её лицом. Делает несколько шагов назад, присаживаясь на небольшой выступ. Маша делает тоже самое, попутно стараясь вернуть себе хрустальный контроль над собственным телом. Это не от высоты, но Маша никогда это не признает. Это происходит не в первый раз, но Маша никогда это не заметит. — Всё нормально? — Сашин голос звучит по-настоящему обеспокоенно, он садится на корточки перед скамейкой и вглядывается в её глаза снизу вверх. — Смотри на меня, — просит, хотя со стороны это больше похоже на приказ. Девушка кивает, отмечая, что временная слабость, наконец, начала отходить. — Да, отлично, — она отмахивается, наконец, фокусируя свой взгляд на парне. Тот всё еще выглядит весьма сбитым с толку — он ей не верит. — С детства голова кружится от подобной высоты. Врать Маша решила правдоподобно, и той уверенности, с которой прозвучала эта фраза, может позавидовать любой президент на важных дипломатический переговорах. После того, как минутка слабости её организма подошла к концу, девушка поднялась, встав прямо напротив Головина. — Знаешь, если вдруг боишься чего-то, нужно просто найти, на что отвлечься, — с видом знатока заявил он, в очередной раз касаясь её ладоней своими. Берет в руки и держит так крепко, будто от этого зависит чья-то жизнь. И Маше опять так божественно тепло, будто она сидит у костра, который дает ей все, о чем она только мечтает. — Что же? — и даже тон, которым Завьялова произносит данный вопрос, пугающе ей что-то напоминает. Где-то она это уже видела. Твою мать. — Не знаю, — Саша лишь пожимает плечами, забавно улыбаясь. Конечно, он все знает, но по какой-то причине колеблется так, будто никогда не делал того, что сейчас задумал. — Просто отвлекись на кого-то… На меня, например, — почему-то от абсурдности его тона Маше захотелось рассмеяться — не привыкла она, чтобы внешне невозмутимый парень разговаривал с ней подобным образом и улыбался так… тепло и подозрительно нахально. — Да, как друг ты очень хорошо отвлекаешь, — уверенности в голосе не занимать, да только тает она вся, когда взгляд цепляется за ухмылку молодого человека, который как-то даже отчаянно вглядывается в сторону. Засовывает руки в карманы, думает, и Маша готова поспорить, что то, что он сейчас произнесет, ей не понравится. — Нет, — уверенно заявил молодой человек, приблизившись практически вплотную. И да, Маша отвлеклась — она теперь совершенно ничего, кроме него, не видела. — Мы не друзья, — уверенность Саши в этих словах, его строгий взгляд и леденящий кровь тон голоса пошатнули самоуверенность девушки. Стало неуютно, неловко и паршиво одновременно. — Друзья не целуются, — чуть более невозмутимо добавил он, с весомым удовольствием смотря на ошарашенное лицо девушки. Глаза, словно два огромных фонаря, светятся непониманием. Она испуганно глотает кислород, отчаянно стараясь унять собственные мысли на этот счет. О чем он говорит? Знать про её сны он не должен, а в реальности уж точно ничего подобного не происходило… Она не могла такое упустить, нет. По крайней мере, до развития альцгеймера было ещё весьма далековато. Мысли путались, и все, что она делала, — это только хватала воздух, вглядываясь в спокойное выражение парня. Такое чувство, что его мысли и чувства закрыты на замок, ключ от которого он спрятал где-нибудь на вершине Эвереста — ничего по его лицу считать нельзя. — Но мы не… — хотела было возразить Маша, но не успела. От ощущений, мигом накрывающих ее с головой, сносило крышу, и чувствовать его губы на своих наяву было в сто раз прекраснее, чем делать это во сне. Саша целует осторожно, нежно, будто бы спрашивая разрешения и в глубине души, будучи готовым к тому, что его оттолкнут, покроют десятиэтажными конструкциями и скажут никогда не приближаться. Но только этого не происходило. Маша принялась отвечать, позволила себе дотронуться до его плеч, шеи, запустить руки в мягкие короткие волосы. В голове взрывались тысячи фейверков, и возникало такое жуткое ощущение, будто горячая лава, растекающаяся по коже, прямо сейчас сжигала все сомнения, будто тысячи солнц взрывались над их головой одновременно, и плевать, что на улице уже давно непроглядная темень. Внутри у них огонь, и сейчас он согревает лучше любого космического объекта. Забавно, однако. Почему-то именно сейчас, именно в этот момент, когда их губы тесно соприкасались, когда руки Саши ощутимо больно сжимали тонкую талию, когда он притягивал её к себе настолько близко, насколько только мог — она почему-то подумала о том, что никогда не была так ликующе счастлива до этого. Сейчас все просто, и если несколько недель назад Маша решила, что то, что она начинает чувствовать по отношению к этому странному парню — это болезнь, которую нужно лечить, то теперь становилось очевидно — пациент потерян, лечебная карта сожжена тем огнем, который зарождается под кожей. И лечения уже нет. Легкие горят так, будто они пробежали несколько десятков километров в гору, но останавливаться прямо сейчас нет никакого желания. И сил тоже нет. Саша становится настойчивее, не собираясь отдавать инициативу, Маша же — ещё более податливой. Ватные ноги оказываются совершенно бесполезными, и она чувство, что от наркоманского кайфа, который она испытывает, её сознание вновь может настигнуть та пресловутая темная пелена. На пыльной, черствой душе сейчас маленькими тонкими стеблями прорастали цветы, а на холодной, заледенелой — постепенно появлялись проталины. Шаг в пустоту и неизвестность сделан, и Маша была уверена, что если это сон — она никогда больше не хочет просыпаться. Она летела с обрыва, но не падала. Да даже если упадет, ей уже не будет так страшно. Данный момент стоит всего, и человек, который сейчас рядом с ней, тоже бесценен. Пусть он будет рядом не вечно. Пусть. Но пусть хотя бы этот вечер он будет рядом. И плевать она хотела на все его тайны, о которых будет думать потом. Сейчас это не имеет значения.