Бывших котов не бывает

Маринетт проснулась от того, что весёлые солнечные зайчики устроили пляски на её лице. Она приоткрыла глаза и сразу зажмурилась, сладко потягиваясь. Впервые за очень долгое время её разбудил не надоевший будильник, сообщающий о том, что пора торопиться в коллеж, не обеспокоенная Тикки с новостью о новом акуме, не восторженный визг Альи, спешащей поделиться новым эксклюзивом о Ледибаг. Её разбудило тёплое весеннее солнце. И это было лучшее начало дня. Так думала Маринетт целых пять секунд, пока не осознала, что лежит на голой груди какого-то парня, обнимая его и ощущая под рукой довольно-таки накаченный пресс.  — Проснулась, подруга? Хриплый голос владельца этого смущающего торса обладал такими ехидными, но в тоже время чарующими интонациями, что Маринетт в смятении замерла. Парень хмыкнул, забавляясь ее реакцией. Когда осознание заменило первоначальный шок, девушка вздрогнула, поспешно убрав руку, и густо залилась краской.  — Доброе утро, Маринетт. Извини, что смущаю тебя своим видом, но если разводы туши на моей футболке и выглядели довольно авангардно, то спать в мокром все-таки было не очень комфортно и мне пришлось раздеться, — Лука снова ухмыльнулся. О том, что можно было переодеться в сухую футболку, он решил не упоминать. Маринетт села на край дивана и, стараясь не смотреть в сторону полуобнаженного парня, пыталась вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Вчера днём она призналась Адриану в своих чувствах. Вернее, она попыталась это сделать, но блондин прервал ее монолог как только понял, к чему она ведёт, и попросил не продолжать, потому что не сможет ответить ей взаимностью. О том, что она прекрасная девушка, и ему очень хотелось бы сохранить их дружбу, она уже не слушала. Просто молча кивнула и ушла. В тот момент плакать ей не хотелось, была только болезненная пустота, поселившаяся в ее сердце. Она просто шла по улицам Парижа, не осознавая направления. Слёз не было до тех пор, пока она не увидела голубоглазого брюнета, готового принять ее в любое время, в любом виде и состоянии. А дальше её смыло цунами слёз, бессилия и его тепла. Что было после, Маринетт помнила очень смутно. Она долго рыдала на груди у Луки. Затем, когда она немного успокоилась, он проводил ее на Либерти в каюту, ставшую за последние месяцы их дружбы такой родной и уютной. Она рассказала ему всё, не стесняясь, думая, что выговорившись, сможет избавиться от осколков стекла, пронзивших её сердце. Он выслушал её молча, не комментируя, не осуждая, но и не подбадривая. Но для Маринетт в тот момент это было лучшей поддержкой. Подбадриваниям она бы просто не поверила — что ещё мог сказать друг? А осуждений она бы просто не выдержала. Только молчаливое присутствие Луки и его верное плечо, в которое она уткнулась, пока говорила, смогли привести девушку в чувства. Потом они слушали Джаггеда Стоуна на полной громкости. Кидали смятые листы, вырванные из блокнота Маринетт, в мусорное ведро, которое стояло в дальнем углу каюты, далеко не всегда попадая в цель, от чего хаос, царивший в помещении, принимал всё большие масштабы. Но таким способом девушка пыталась выбросить из своей головы всё, что было изображено на тех страницах, всё, что было связано с Адрианом — его безупречный профиль во всевозможных ракурсах, наброски ее свадебного платья, в котором она мечтала пойти с ним под венец, вензеля подписи «Маринетт Агрест» и многое-многое другое… И вчера Маринетт впервые в жизни попробовала виски из припрятанной Лукой бутылки. Нескольких глотков обжигающей горло жидкости хватило, чтобы уставшая девушка обессиленно повалилась на единственную в каюте кровать и крепко заснула. Не удивительно, что Лука не стал ее будить и прогонять, а лёг рядом с ней. Пускай и в таком смущающем виде.  — Лука… Спасибо, что вчера не выставил меня за дверь, хотя ты имел полное право отправить меня домой! Я очень благодарна тебе за поддержку… И мне очень неловко, что я так себя вела вчера. Прости за испорченную футболку и устроенный бардак…  — Маринетт, успокойся. Бардак для моей комнаты — это нормальное состояние, — Лука рассмеялся, вставая с кровати. Он решил все-таки поискать чистую футболку, потому что говорить о том, о чем он собирался сказать Маринетт, было лучше глядя ей в глаза. А Маринетт от смущения всё время отводила взгляд и смотрела в пол. — И не переживай об этих якобы неудобствах, что ты мне причинила своим приходом. Я всегда готов быть рядом с тобой и предоставить тебе любую свою футболку, лишь бы ты перестала грустить. Мы ведь… друзья? Маринетт не заметила его рук, сжавшихся в кулаки, и дрогнувшего голоса, и вздохнула, оглядывая комнату и прикидывая, с чего бы начать уборку.  — Да, ты прекрасный друг! — ответила она задумчивым голосом. Уборку девушка решила начать с себя, распустив хвостики и расчесывая спутавшиеся волосы пальцами.  — Маринетт… Прости, что я снова поднимаю эту тему, но я хочу, чтобы ты знала моё мнение. Я понимаю, что ты чувствуешь, знаю, что такое неразделённая любовь, — Лука прикрыл глаза, зная, что она не смотрит на него. — Но поверь мне, всё к лучшему. Ведь он тебе совсем не пара и…  — Это потому, что он такой известный, богатый, красивый, а я — это всего лишь я?! — в голубых глазах Маринетт вспыхнула злость.  — Нет-нет-нет! О чём ты? Я совсем другое имел в виду! Я хотел сказать, что Адриан слишком подвержен влиянию отца. Подумай сама. Он так стремится угодить ему. Я просто боюсь, что в случае чего, Адриан встанет на сторону мистера Агреста и сделает всё, что тот ему скажет, не оглядываясь ни на что. Даже на тебя и твои чувства. Просто потому, что он так привык.  — Это твое мнение, — отрезала Маринетт, — и я понимаю, что своими словами ты хочешь предостеречь меня, а не ранить… Но я уверена, что Адриан не такой. Хоть он и отверг меня, я верю в то, что он не хотел причинить мне боль. Он хороший человек с чистым сердцем. Да и мистер Агрест наверняка желает ему только добра и любит Адриана по-своему, несмотря на свою внешнюю холодность…  — Мистер Агрест любит и желает добра только себе. До сына ему нет никакого дела до тех пор, пока он не поймёт, как использовать его в своих целях! — Лука злился в первую очередь на себя и своё бессилие. Как же тяжело быть таким… бесполезным. В гневе он пнул мусорное ведро и все бумажки, которые они начали было собирать, снова разлетелись по всей каюте. Маринетт проследила взглядом за скомканным листом блокнота, подкатившимся к её ногам. На нём виднелся краешек тщательно прорисованной аббревиатуры «АА» в рамке из сердечек и божьих коровок. Девушка молча взяла с тумбочки свою сумку, развернулась и вышла.