Deadlock

Двое. Апрель. Тошнотворный ритм Душит и красит в белый*. Пахнет крыжовником от двери И отсыревшим мелом. Будто бы не было ничего, Кварта опять на месте Ждёт-дожидается одного, Будто оно уместно. Аники** курит и тушит грусть. Пепельницею – память. «Может, как Рёити – отрекусь?» Есть ли на это право?! Двое осталось. Надежды нет. Горечи – слишком много. Слать бы к чертям, заказать билет К «жёлтенькому» порогу!.. Он не мальчишка, ему нельзя. Да и к тому же глупо. Если кровища – его стезя, Быть ему тоже трупом. Если друзей отпускать – то рок, Пусть и его отпустят. Будет кому-то плохой урок, Весь провонявший грустью. …Яцука больше не накричит. Нао – не спросит чая. Хохотом больше не озарит, Новый рассвет встречая, Стены привычного всем Бюро Братство «маджонга с кием». Этот невиннейший их порок Все им давно простили. Слишком здесь тошно и тяжело. Смерть пожирает лица. И припечатывает о дно Проклятая столица. Маленькой девочке не стерпеть. Ей ли такая ноша? Рыцарем будет её теперь «Баловень» жизни прошлой. Если она только – яркий луч В белом безличье ада, Значит, её повышенье пусть Будет ему наградой. Он начинает считать с конца, Жизнь промотав в начало. Двадцать четыре – и у крыльца Дождиком застучало. Синяя куртка, прозрачный зонт – Новый инспектор. Риса. Минус два счёта – и новый фронт. Два с половиной – крыса, В белых стенах находя приют, Кажется, только снится. Двадцать. Гуляешь, пока дают – Юность не долго длится. Детство проскальзывает порой Лёгкою и счастливой. Десять. И кажется всё игрой. Девять. Рисуешь сливы. Семь. Догонялки, портфель в кустах. Шесть. Бутерброды в школу. Три, еле вспомнить... Судьба в руках, Подчинена глаголу***.