***
Как же я ненавижу эти самолёты! Этот болезненный сон, когда ты не спишь, а просто проваливаешься в беспамятство. Ощущение, когда ты хочешь плакать, но больше не можешь. Потому что в организме нет больше ни капли воды, которая могла бы стать слезой. Вообще нет воды. Вообще ничего нет. Снаружи так темно. Я хочу закрыть глаза, а открыв их, понять, что это всё дурацкий сон. Что Максим лежит рядом и тихо посапывает во сне. Не просыпаясь, обнимает меня и прижимает к себе. Но я открываю глаза, а этого не происходит. Я всё ещё в этом чёртовом самолёте. Прислоняюсь к холодному иллюминатору и снова забываюсь.***
"Макс, я не знаю, что написать. Потому что сама не понимаю, что происходит. Мне просто нужно уехать. Навсегда. А тебе нужно меня забыть. Я всегда любила тебя и ни разу в жизни тебе не соврала. Ты лучший человек, которого я когда-либо встречала. И я уверена, что ты ещё встретишь ту, которая сможет дать тебе домашний уют и настоящее счастье. Я умоляю тебя, ни за что в жизни не прекращай играть в хоккей и совершенствовать свою технику, ты великолепный хоккеист и можешь стать ещё лучше, если захочешь этого. Забудь меня и прости, если сможешь. Прости... P. S. Одевайся теплее, холодает. Алиса" Это письмо покрыто небольшими бугорками и впадинками, некоторые буквы размыты. Она плакала. И больше всего я хочу узнать, почему. Она не могла уйти из-за того, что я думаю о ней во время игры. Просто не могла. Это бред. Но тогда почему так произошло? Почему?***
Стюардесса будит меня и говорит, что самолёт приземлился. А я даже встать не могу. Мне больно. Внутри, снаружи, везде. Даже в бизнес классе мне было неудобно. Хочу пить. Она протягивает мне стакан с водой и я залпом его выпиваю. Как только вода проходит внутри меня на достаточное расстояние, я снова начинаю плакать. Мне кажется, что она не могла за такое короткое время достичь слёзных желез, но сейчас это волнует меня меньше всего. Я должна забыть его. Выкинуть из своей головы, стереть из памяти. И просто следовать инструкциям в письме. Я выхожу из самолёта, и меня тут же встречает какой-то мужчина в деловом костюме. Он называет меня по имени и зовёт за собой. Говорит на испанском. Он проводит меня мимо таможни. Мы выходим из аэропорта, и он открывает заднюю дверь дорогой иномарки. Я сажусь в машину и, упав на сидение, снова начинаю плакать. Он не обращает на меня внимание и, сев за руль, начинает движение. Я говорю единственное слово "воды". Он протягивает мне бутылку, не отрываясь от дороги. И снова я выпиваю залпом. Но не небольшой стакан, а литровую бутылку. На минуту чувствую себя лучше, но потом меня снова прорывает и я начинаю реветь и истошно вопить. Водитель никак не реагирует и только сильнее давит на педаль газа. Минут через двадцать я снова забываюсь. Когда просыпаюсь, встречаюсь взглядом с водителем, и он протягивает мне новый листок. Он просит меня выйти и незамедлительно начать действовать, у меня мало времени. В машине я не успеваю прочитать пункты, написанные знакомым почерком. Но когда выхожу из машины и сажусь на лавочку на окраине столицы Мексики, начинаю жутко трястись и сдерживаться, чтобы не начать новую истерику и не сойти с ума. Первый пункт – "Напротив тебя парикмахерская. Тебе нужно сменить причёску. Прости". Больше всего меня пугает это "прости", написанное узким почерком с сильным наклоном вправо. Я понимаю, что совсем скоро моей шее станет легче. Этих длинных золотых волос больше не будет. Я понимаю, что должна идти туда прямо сейчас. Встаю и трясусь, как будто мне уже больше 100 лет, и медленными шагами иду к парикмахерской. Через полтора часа я снова отказываюсь на этой маленькой площади в одном из самых отдалённых от центра уголке Мехико. Но это уже не я. Короткие чёрные волосы трясутся при ходьбе, чем ужасно меня раздражают. Я даже не могу их нормально убрать назад, чтобы они не летели мне в лицо. Кошмар. Нет, я больше не буду пить, чтобы больше не плакать. Но чувствую, что мне надо поесть. Точнее, знаю. Но не могу. Ненавижу бороться со своим мозгом. Он постоянно побеждает и я делаю то, что должна, а не то, что хочу. Оказываюсь в маленьком кафе и наугад тыкаю в меню. Неважно, что я буду есть, мне будет одинаково противно. Но нужно заполнить желудок, чтобы я не упала в обморок.***
Мне снова кажется, что кто то стучит в дверь, хотя дождь уже утих. Видимо, я продолжаю сходить с ума. С каждым часом я всё больше теряю связь с реальностью. Мне кажется, что пол, на котором я сижу, проваливается подо мной, и я лечу в пропасть. Снова стук. И крики. — Шалунов, открой дверь! Я знаю, что ты там! Консьерж сказал, что ты никуда не уходил со вчерашнего утра! — Шумаков стучал в дверь и сам не понимал, почему так переживает. Всего лишь его сокомандник после того, как не попал в состав, не пришёл ни на игру, ни на тренировку и перестал отвечать на звонки. Но парень чувствовал, что тут что-то не так, потому что знал Шалунова очень давно, он так никогда не поступал. — Что тебе надо? — прохрипел Максим не своим голосом и медленно повернул голову в сторону двери. — Открой! — Не хочу. — Если не откроешь, я выломаю дверь! — сокомандник не шутил, и следующий его удар звучал уже более угрожающим. Он ещё раз влетел в дверь, но, когда он отошёл, она открылась.***
— Ты думаешь она не могла просто так уйти? — парни сидели на кухне, и Шумаков пытался заставить друга поесть. — Ты придурок?! Слышишь, что говоришь? И что я тебе говорю? Всё было хорошо! Если что-то не устраивало, мы всегда об этом говорили. Она сама не приняла бы такое решение! — чувства, которые Максим потерял, поняв, что Алиса уехала, вернулись к нему в удвоенном объёме. — Так, хорошо, — Серёжа пытался успокоить друга, и поэтому плавно двигал руками в воздухе. — Что могло произойти? — Шумаков, я тебя сейчас выгоню! О чём я, по-твоему, думал всё это время? Я столько всего передумал, что, мне кажется, ничто из этого не могло произойти. Каждое предположение хуже предыдущего. И я никак не могу дойти до истины, никто ведь не подтвердит правильности ни одной из моих догадок. Это знает только Алиса, но её здесь нет, — он замолчал и, опустив голову, начал нервно кусать губы. — Да уж, — друг вздохнул и понял, что дальше разговаривать с Максимом бесполезно, поэтому он просто продолжил уговаривать его поесть.***
Да уж, не думала, что впихнуть в себя еду будет так сложно. Меня начинает жутко тошнить от каждого куска, но я продолжаю заталкивать их в себя. Я поняла, что не смогу обойтись без напитка, поэтому подзываю официанта: "Мохито, пожалуйста. Алкогольный". Я слышала, что мята помогает от тошноты. Ну что ж, посмотрим. Да, так определённо легче. Я заказала ещё один, а потом положив руки на стол грязной мексиканской кафешки заснула. Немного лучше и крепче, чем в самолёте. Когда проснулась, за окном уже вечерело. Я расплатилась и вышла на успевшую мне надоесть площадь. Водитель, привёзший меня в Мехико из аэропорта, всё ещё стоял на том месте, где остановился сегодня днём. Я села в машину и он привёз меня в какой-то дом. — Здравствуйте. Вижу, Вы уже поменяли причёску. Вам идёт. Проходите, — какой-то странный парень говорил со мной на финском, что немного меня смутило. Финский в Мексике? Забавно. Когда я прошла в большую комнату, на меня посмотрели несколько пар мужских глаз. Я села на диван и просто ждала указаний. Мне уже было всё равно, где я и с кем. — Вы переночуете здесь, а завтра утром, часа в 4, мы отвезём Вас в Каррисаль, а там Вы сядете на яхту и уже на ней доплывёте до Чили. — Чили – это конечная точка или там будет снова "квест", а потом переезд в другой город или страну? — я спрашивала это уставшим и хриплым голосом и была в шоке, что ещё помню финский, на котором говорила в 15 лет. Видимо, они знали, что я его вспомню, первая любовь просто так не проходит. Стоп, это что он? Не может такого быть. Я вглядывалась в парня, который меня встретил, и пыталась понять, знакомы ли мне его черты. — Извините, но я не могу Вам сказать, — он стоял ровно и не смотрел на меня. — Можно поговорить с Вами наедине? — он обращался ко мне на Вы, поэтому я последовала его примеру. — Как Вас зовут? — Эркки, — мы стояли в другой комнате, но он продолжал избегать моего взгляда. — Серьёзно? Мы же были знакомы? — я попыталась посмотреть ему в глаза. — Может и были... — ну супер, делает вид, что мы не общались. А ведь я с ним дольше всех переписывалась, когда переехала. — Ты сам не хочешь со мной нормально разговаривать или тебе запретили? Я же помню, как нам было весело вместе, — мне было трудно с ним разговаривать, но я понимала, что, если мы хоть чуть-чуть вернёмся к старому общению, я смогу узнать у него намного больше, чем он говорит мне сейчас. — Я сейчас на работе, поэтому могу говорить с Вами только о том, о чём мне разрешено. — Понятно, — я разачарованно опустила голову и направилась к выходу. — А я до сих пор храню ту подвеску. Я уже открыла дверь, но он схватил меня за руку. — Подожди. Это правда? — я кивнула. — Ты же понимаешь, что мы тогда были ещё детьми... И я... Уже полюбил другую, — он виновато на меня посмотрел, а я только слабо улыбнулась. — Эркки, я не прошу возвращать нашу детскую любовь. Я и сама полюбила другого. Но мы ведь можем возродить нашу дружбу, — он улыбнулся. — И ты можешь помочь мне не сойти с ума, — он обеспокоенно посмотрел на меня, и я поняла, что он не забыл нашего общения.