Защитник

Кеншин сидел, связанный, в глубокой яме, скрежетал зубами не хуже оголодавшего пустого и пытался понять, как связаны пробуждение силы шинигами и подобная пытка. Три дня, ему дали целых три дня, чтоб найти в себе силу. Свою силу. А что искать, где искать, и главное, как искать, будучи связанным, никто даже и не думал объяснять. А ведь он уже чувствовал её. В Тот День. Он уже потерял счёт времени, в этой яме оно течет так медленно, разбавляемое только вспышками боли в груди и всё сильнее наслаивающейся личностью Баттосая. От этого хочется вцепиться себе в лицо, до крови расцарапать его и соскоблить с себя эту маску. В этом мире нет места Баттосаю. Нет места безжалостному хитокири. А ведь память напоминает, что есть… Что есть тот, кто заслуживает смерти, тот, кто чуть не убил маму и его самого самым подлым способом, пытаясь выпить душу. — Но подавился, подавился! — безумно смеётся Химура. И смех в ушах отдается скрежетом скрещенных мечей. Урахара стоит на краю ямы и ясно видит - в поднятых к искусственному небу глазах плещется расплавленное золото. Золото, полное жажды крови, смерти и мести. Пока нет маски на лице, всё ещё можно обернуть вспять… смерти сына Ишшин и Масаки не простят. Уже истекает второй день. — Поторопитесь стать шинигами, Куросаки-сан! — кричит в яму Киске. В ответ из ямы доносятся пожелания скорейшей смерти в тех же условиях. «Мда, — потерев подбородок, качает головой Урахара. — Кажется, и предельно вежливого Ичиго можно разозлить до той степени, когда начинают бросаться убивать, и не один раз… Ничего удивительного, он же ещё ребёнок». Утром следующего дня подвальчик магазина сотрясается от гигантского выброса реацу. Урахара, подло разбуженный локальным землетрясением, оказывается у эпицентра самым первым и застывает, осознавая масштаб разрушений. Кратер оплавленной земли с центром, где была та-самая-яма, разъеденные ядовитой реацу кидо-барьеры и сигналки и Ичиго, сидящий в центре ямы, пряча глаза за длинными волосами, держит в руках шар из чёрного огня. Киске чувствовал, как седеют вставшие дыбом волосы на затылке. «Сын Ишшина — монстр», — приходит в голову неутешительный вывод. — «Знал бы он, что он сломал… Нда, от такой реацу и барьер Сейрейтея пострадал, не то что наши». «Мне хронически не везёт с наставниками», — мысленно вздыхал Ичиго, уворачиваясь от ударов занпакто — Урахара был потрясающим мучителем. «Один — поедатель мозгов и пьяница, второй — ученый-экспериментатор и поедатель мозгов, и оба, оба совершенно не умеют учить детей. О ками-сама, за какие грехи именно эти двое вкладывали мне в руки меч, каждый в свою жизнь?» Ичиго скрипит зубами - чёртов Урахара точно мстит ему за полигон и смеет называть происходящее обучением. А применять техники Хитен Мицурюги — сейчас это опасно, он не самоубийца и портить свое духовное тело ещё сильнее, чем уже, не будет, да и пародия на учителя не даст ему сосредоточиться. Так легко потерять контроль над реацу, а ведь тогда она вновь будет разъедать всё… и всех. У него слишком мало времени. У него слишком жестокий учитель. У него слишком страшный занпакто. Сакобато привычно лежит в руках. Чтоб активировать шикай, достаточно перевернуть его. Кеншин прячется глубоко в Ичиго, а глубоко в Кеншине совершенно не собирается прятаться и показательно точит катану банкая Баттосай. Два шага до грани и один за грань. А потому: — Защищай! — и тихим шёпотом. — Кеншин. И алый серп соскальзывает и улетает вбок. Шаг, ещё один, кажется, это называется шюмпо. Пропустить удар, шаг, ещё шаг, отправить «крик» обратно. Шаг за шагом ускоряться и ударить так, как учили что наставник, что на кендо, что на иайдо[10]. Панамка смятой улетает в воздух. — Какое интересное занпакто, — улыбается Урахара, поднимая с земли многострадальную шляпу. — Сердце меча, да? Но тогда почему заточено изнутри? Ичиго лишь вежливо улыбается, пряча глаза за чёлкой. — Этот меч не для того чтобы убивать, — не переставая улыбаться, признаётся. — Для того чтоб защищать. «А защищать придётся много и многих», — приходит к неутешительному выводу Кеншин, смотря на своих друзей. «Упорные дети, даже не понимают, куда идут спасать подругу… минимум силы, минимум информации и минимум организации. Всё, чтоб никто не принял вторжение за настоящую диверсию… Умно, умно, Урахара Киске, знать бы только зачем». Кеншин прячет глаза под чёлкой от друзей, от подозрительной Йоруичи, от неугомонного Гандзю, от встреченных им офицеров и одного капитана. Он прячет глаза, чтоб никто не увидел в них понимания. Сейчас идёт представление для неизвестного ему зрителя, и в нём он главный герой, а главный герой не должен знать, что идёт спектакль, иначе никто не поверит в его игру. Он прячет глаза и идет напролом, так, как бы делал неопытный юнец, никогда не сражавшийся в средневековом городе. А глаза, пока он их прячет, будто бы светлеют. И только Кучики Бьякуя на миг видит в глубине глаз риоки убийцу, которому хватит одной команды, чтоб напасть. — Рю-цуй-сен[11]! — рыжий… так и хочется сказать «деревенщина» кричит название удара, взмывая в небо в шаге шюмпо. Вот только Бьякуя видит, насколько отточен прием, видит и потому может блокировать и нанести ответный удар. В воздухе риоке от Сенбонзакуры не скрыться. Пока не скрыться. Ему пока не хватает скорости. И глядя, как исчезает Йоруичи с рыжим на плече, Бьякуя уверен, что скорости скоро будет недоставать уже ему.