Не знала, что святоши умеют ревновать

– Вы что, снова поссорились? – спросил Джеральд, глядя на то, как злая как сто чертей блондинка угрюмо топает по коридору. Один мощный удар, и тощий рыжеволосый паренёк летит с лестницы, второй – Гарольд оказывается на полу, облитый собственным обедом, третий – Брейни оплакивает очередные разбитые очки. Патаки зла, очень и очень зла, и даже постоянно мельтешащая рядом с ней миниатюрная японка не может её успокоить. – Как видишь, – вздохнул Арнольд. – И похоже на этот раз все серьезно.... Всё началось несколько часов назад, когда весеннее солнце ещё только-только начало своё путешествие по небосводу. Духота стояла неимоверная – синоптики обещали аномальный всплеск солнечной энергии, и Хельга, раздражённо смахнув со лба прилипшую прядь волос, в очередной раз поплелась в душ, дабы как следует освежиться перед многочасовой каторгой под названием "школа". В отражении на неё смотрела высокая стройная блондинка, в глазах которой утонуло небо. Нет, парни не падали штабелями к её ногам, а лишь иногда оглядывались ей вслед, но даже это весьма раздражало девушку. Она не любила внимание, как например Ронда – топ-звезда всей параллели, и предпочитала играть свою излюбленную роль девочки – пацанки, которой чихать на других и их мнения. Вот и сейчас она отбросила в сторону девчачьи наряды, невесть как оказавшиеся у неё в шкафу, и напялила свои любимые светло-голубые джинсы, обычный белый топ и рубашку в клеточку, с которой не расставалась уже целый год. Тот день Хельга помнит, словно он был только вчера. Стояла отвратительно-холодная погода и дул ледяной ветер, бросающий колкие капли дождя прямо в лицо прохожим. Девушка промокла до нитки, но продолжала пробираться через стихию, волоча за собою маленький чемодан. Ей поскорее хотелось увидеть любимого, которого не видела вот уже пять лет, и этому не могло помешать ни отсутствие такси, ни многокилометровое расстояние от вокзала до старого здания пансиона, в котором по-прежнему обитал её смысл всей жизни. Наконец, вдалеке показались огни знакомой ей улицы. Ветер остервенело бросал ей навстречу ледяные осколки, и Хельге пришлось почти на ощупь пробираться через этот последний квартал. Вдруг она с кем-то столкнулась и повалилась на землю, поднимая в воздух миллионы брызг. – Хельга?! – Арнольд?– глупая улыбочка растянулась от уха до уха, а в глазах заплясали сердечки. – Смотри куда прёшь, репоголовый! – Ты не исправима – улыбнулся блондин, протягивая ей руку. – Привычка – пожала плечами девушка. А после они поцеловались. И еще долго стояли под зонтом, обнявшись и вспоминая тепло друг друга. Спустя некоторое время любимая рубашка Арнольда легла на дрожащие плечи Хельги, даря ей долгожданный уют и покой. С тех пор они никогда не расставались. Сейчас им восемнадцать. Большой Боб смирился с неизбежным и уже не грезит об филиале в мегаполисе. Мириам, наконец, признала, что у неё есть проблемы и даже прошла курсы психотерапии в специальной лечебнице для алкоголиков. Сбылось всё, о чём мечтала Хельга – Арнольд рядом и любит её, и ей уже не нужно скрывать свои чувства за маской злости и раздражения. Правда, её коронное "репоголовый" иногда всё-таки срывается с языка, но это происходит так редко, что Арнольд уже не обижается, а лишь нежно целует её вечно обкусанные губы и прижимает к себе так крепко, что становится нечем дышать. Улыбнувшись себе и своим мыслям, Хельга вышла из дома. Казалось, весна сошла с ума, и сама преисподняя предстала перед ней – раскалённый донельзя воздух лез в горло удушливым потоком, а кожа моментально покрылась бисеринками пота. Солнце светило в глаза, глаза слезились от пыли, и не спасал даже ветер, лёгкими порывами шевелящий вывеску соседнего магазина. Верный спутник ждал её у крыльца. Девушка подошла к нему и нежно провела по черной, блестящей на солнце поверхности, чем едва не обожгла руку. Байк она купила ещё полгода назад на честно заработанные от репетиторства деньги, и теперь у неё был пусть и старенький, но свой железный конь. Мотор завелся не сразу – старина Джек по своему обыкновению решил немного покапризничать, но Хельга знала – он обязательно заведется. Так и есть. Спустя несколько минут девушка уже мчалась по дороге, с наслаждением подставляя лицо порывам ветра. До звонка оставалось ещё двадцать минут, и Патаки решила оглядеться. Кругом сновали бывшие одноклассники, но Арнольда не было – первый урок он был вынужден пропустить из- за похода к стоматологу. На другом конце двора Фиби ворковала с Джеральдом, Сид и Стинки о чем-то бурно спорили, Ронда хвасталась очередным своим нарядом от кутюр. Даже Юджин по своему несчастливому обыкновению умудрился угодить в помойку, на полном ходу слетев со своего старенького велика. Вслед Патаки донеслось его привычное "я в порядке", и Хельга усмехнулась. Школа 118, наверное, никогда не изменится. Вот мимо прошла Лайла Сойер – первая любовь её репоголового. Ух, как же она ненавидела её в детстве! Да и сейчас, если сказать по правде, она не испытывает к ней особой симпатии. Но при всей своей неприязни Патаки не могла не признать, что эта рыжеволосая нимфа перед ней весьма великолепна. Её длинные волосы всегда были аккуратно прибраны так, что не один волос с её идеальной прически никогда и ни при каких обстоятельствах не выбьется. Веснушки с ее аккуратного от природы носика исчезли насовсем, и белоснежная, без какого–либо намека на прыщи или прочую гадость кожа теперь притягивала мужские взгляды подобно магниту. Пухлые губы, которые и без помады были похожи на лепестки розы и сияющие глаза с длиннющими ресницами довершали образ идеальной "Мисс совершенство". Мальчики так и вились перед ней, желая заполучить её расположение. Вот и сейчас Сид стоит с глупым выражением лица и протягивает букет маргариток, а чуть в стороне притаился Стинки, весь позеленевший от ревности. Но Лайла Сойер, кажется, не замечает этого. Она переводит всё в шутку и глупо смеётся, раздражая блондинку всё больше, да так, что Патаки хочется подойти к ней и стереть идеальную улыбку с идеального лица. Но в очередной раз она подавляет себе это глупое детское желание и просто проходит мимо. Правда, напоследок она всё–таки задевает её плечом, но тут же извиняется – и ни одно живое существо на планете никогда не отличит её липовое раскаяние от скрытого внутреннего торжества, глядя на то, как осоловевший от нежданного счастья Сид прижимает к себе мечту своей жизни. Лайла поспешно отстраняется и кривит лицо, от чего на секунду оно становится не таким идеальным, как прежде. Но это успевает заметить лишь Хельга, для всех остальных же Сойер по–прежнему остаётся "Мисс совершенство". Звенит звонок, и ученики дружной толпой топают в душные классы. Не спасают даже кондиционеры, и в таком пекле меньше всего хочется слушать нудные лекции учителя по истории. Сейчас бы окунуться с головой в соленый океан, как тогда на побережье, выиграть первое место за самый красивый песочный замок, а самое главное – быть наедине с Арнольдом. Держаться за руки, обниматься, целоваться, тонуть в потрясающей зелени глаз, слушать его голос и возможно даже испытать нечто большее, о чём Хельга могла пока лишь догадываться... – Ну и когда закончилась Столетняя война, мисс Патаки? – гнусавый голос учителя всё-таки вырвал её из сладкой неги и заставил судорожно вспоминать пройденный материал. – В 1453, Мистер Брауни – отозвалась Хельга, ещё раз поблагодарив свою отличную зрительную память. – А вы что, забыли? Это же курс прошлого года обучения. – Очень остроумно, но, тем не менее, правильно – процедил Брауни. – Что ж, Патаки можете сесть и постарайтесь хотя бы иногда присутствовать в нашей скромной аудитории, а не витать в облаках. На втором уроке Хельга всё же заснула, отчего получила очередной выговор от директора. Директор Вортс почти не изменился, разве что морщин прибавилось, ну и характер стал более скверным. Но во всём остальном, он остался прежним. Танцевал фламенко в тайне от всех, пел в караоке, наказывал учеников с присущей ему нетерпимостью к нарушениям учебного процесса. Снова, как восемь лет назад, он принялся читать Хельге лекцию о важности учебы, и даже попытался нажаловаться её родителям, в очередной раз потерпев поражение. Патаки не изменяли себе. Беспокойство о младшенькой не входило в их распорядок дня ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Хельга возвращалась от директора, когда неожиданно услышала приглушённые голоса в пустующей в это время школьной столовой. Любопытство как всегда победило, и девушка легонько приоткрыла дверь, едва не прищемив свой собственный нос. Увиденное её настолько поразило, что она напрочь забыла об осторожности и буквально вывалилась из проёма, прямо под ноги обнимающейся парочке. – Хельга, это не то, о чём ты подумала – Арнольд резко оттолкнул Лайлу и попытался подойти к ней. Патаки отшатнулась, как от удара и выставила перед собой руки: – Не подходи, репоголовый. Думаю, я сейчас не в состоянии с тобой разговаривать. Сказав это, она выбежала прочь, пряча от всех непрошенные слёзы. Патаки не плачут – так учил её отец когда–то. Но видит Бог, сейчас это было почти невозможно сделать. *** – Ты что сдурел? – Джеральд округлил глаза, сначала не поверив услышанному. – Ты, Арнольд Шотмен – самый прилежный и честный ученик школы, вздумал встречаться с другой девушкой за спиной самой Хельги Джеральдин Патаки? Да, ты – покойник, старик! – Да, не встречаюсь я с Лайлой – ответил Арнольд раздражённо. – Она всего лишь поблагодарила меня за помощь, пусть и в весьма странной манере. Ее мама неожиданно вернулась в семью, но отец воспротивился этому и ушел из дома. А так как в нашем пансионе сейчас живёт полицейский, то я предложил Лайле встретиться с ним и поговорить. Утром я получил от него адрес и наведался к Мистеру Сойеру. И уговорил хотя бы позвонить дочери. Вот и всё. Больше ничего нет, но Хельга, похоже, думает иначе. – Если честно, я б на месте Патаки тоже подумал об измене. Наверное, вся школа знает, как ты сох по Лайле в детстве. Так что я вполне могу понять её. Неожиданно из другого конца столовой раздался визг, а затем хохот, присущий только одному человеку. Хельга Патаки возвышалась над растянувшейся на полу Лайле и держала над ней корзину с пищевыми отходами. Дурно пахнущая субстанция капала с одежды и волос девушки, Лайла попыталась встать, но вновь упала, поскользнувшись на банановой кожуре. – Хельга, прекрати это! – Арнольд подбежал к Лайле и помог встать. – Как ты можешь так поступать с ней? Она ни в чём не виновата. Ты всё не так поняла. – Что я не так поняла, репоголовый? Что эта мразь решила отбить чужого парня? Я что, слепая? У меня галлюцинации? – Хельга, я... – Молчи, тебя никто не спрашивает – блондинка оттолкнула Сойер прямо в объятия подоспевшего вовремя Сида. – Видит Бог, я сдерживаюсь, но моё терпение на исходе, куколка. Уходи, пока я тебе твои глаза не выцарапала. Убирайся, я сказала! Сойер громко и с надрывом заплакала. Сид как мог, утешал её, но ничего не помогало. В конце концов, они вместе вышли из зала, оставив остальных наблюдать за разгорающимся скандалом. – Ну, всё. Мне это уже порядком надоело – зло процедил Арнольд. Схватив, сопротивляющуюся блондинку за руку, он направился следом за Сидом и Лайлой. Дверь за ними закрылась с оглушительным грохотом, да так, что с потолка посыпалась штукатурка, прямо на голову ни о чём не подозревающему Юджину. – Как ты думаешь, они помирятся? – спросил Джеральд у своей девушки. – Не знаю – ответила Фиби. – Но точно знаю, что если даже Арнольду не удастся усмирить этот беснуюшийся вулкан, именуемый Хельга Джи Патаки, то и остальным это вряд ли удастся. *** – Ты осознаешь, что натворила? Ты только что прилюдно унизила человека, буквально макнув лицом в помои. Я тебя не узнаю, Хельга. Что за глупое и мерзкое поведение? Арнольд теперь был выше её на целую голову, а её хрупкая фигура с легкостью могла спрятаться за широкой спиной парня. В любой другой ситуации Хельга была рада оказаться здесь, в тесной кладовке, где и развернуться то нельзя было толком, не то, что спорить. Но сейчас Хельга меньше всего хотела прижиматься к Арнольду, и тем более прятать от него свои красные глаза. – Немедленно извинись перед Лайлой – процедил Арнольд. В его голосе послышались властные нотки, что было само по себе удивительно. Арнольд никогда прежде не повышал на неё голос, отчего Хельге вдруг стало невыносимо обидно и больно. – И не подумаю. Эта кукла заслужила это. В следующий раз пусть подумает, прежде виснуть на шее чужого парня. – Лайла всего лишь поблагодарила меня, а ты из-за своей ревности втоптала её в грязь. У неё в семье проблемы – отец пропал, а я всего лишь помог ей с его поисками. – Что-то я не припомню, чтобы ты был единственным полицейским нашего города. Почему ей понадобилось обратиться именно к тебе, а не к Сиду, например? Или к Стинки. И вообще, с каких это пор благодарность в таких тесных объятиях выражается? Да, она едва тебе не поцеловала, Арнольдо! Неужели, ты не понял? Или ты совсем идиот? А может ты только этого и ждал?... – Прекрати, Хельга. Даже, если всё именно так, как говоришь, а это не так, это не повод, так поступать с людьми. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к тебе, и за всё время даже ни разу посмотрел ни на кого, как смотрю на тебя. Но твоя глупая ревность всё портит. Почему ты не можешь хотя бы немного быть мягче и терпимее? Это так тяжело для тебя? – Значит, я веду себя как глупая и ревнивая истеричка, на пустом месте разводящая драматургию? – Я этого не говорил. – Но я ревнивая? – Ты и сама знаешь, что да. – Глупая? – Хельга! – И ты хочешь, хотя бы иногда видеть меня мягкой и нежной пай-девочкой? – Ну, иногда, мне действительно этого хочется. – И быть такой, как Лайла Сойер? –Именно! Резко наступила тишина, когда Арнольд с ужасом осознал, что сказал. Хельга оттолкнула его и выскочила в коридор, но он всё-таки успел схватить её за руку, вынуждая остановиться. – Хельга, я вовсе не это имел в виду, я… – В таком случае, почему бы нам не расстаться? – Хельга обернулась и посмотрела на него с таким отчаянием, что Арнольду самому стало больно и захотелось плакать. – Ты свободен, Арнольдо. Больше никаких истерик не будет. Иди к своей Лайле и утешь её. А потом она вырвала свою руку и убежала прочь, расталкивая любопытных одноклассников. На полу сиротливо валялась та самая рубашка, которую Арнольд тут же подобрал, прижимая к своей груди. – Ну вот, поговорили, называется – шепнул он ей в след. – Я же всё равно люблю тебя, дурочка! Но Хельга его уже не слышала.