Подожди, не вдыхай

      Бумажный пакет в руках мнётся и шуршит под ледяными порывами осеннего ветра. Замёрзшие пальцы крошат хлеб на мокрую от дождя и желтоватую от прилипших листьев брусчатку. Серые и коричневые нахохлившиеся птички жадно кидаются на крошки.       Создание видимости счастья на осенних каникулах в Лондоне даётся куда тяжелее, чем если бы она уехала на время в родной Ашвилль. В этом огромном городе и сейчас есть человек, который был её уютом в новенькой квартире меньше года назад.       Рейес зябко пожимает плечами, разворачивается и медленно начинает путь по направлению к дому. Подходя, она поднимает голову и видит темные окна в ряд. На что надеется — непонятно. Рейвен задерживается на мгновение у двери в квартиру. Она поворачивает ключ в замке дважды и входит. Пусто и темно, а на кухне вот уже год не пахнет свежим кофе и горячими пончиками из пекарни напротив. На диване в гостиной лежат всё те же серые подушки и свернутый плед, но уюта они больше не прибавляют. В ящике пылится коллекция фильмов на дисках, к ней Рейес и прикоснуться боится — слишком много лишних воспоминаний. Нечего скрывать: из большой спальни Рейвен в маленькую перебралась. На двуспальной кровати удобней, но чем-чем, а этим она готова пожертвовать, чтоб не заходить в ИХ спальню. Там ведь каждая деталь только о нём и говорит. Она даже любимое постельное подальше в шкаф спрятала, комнату закрыла, и ключ убрала, чтоб соблазна не было. И всё равно даже на подставку для обуви взглянуть нельзя: рядом с замшевыми сапожками и изящными туфельками больше не толпятся несуразные высокие ботинки, и уже от этого плакать хочется.       Рейвен взглянет в зеркало, встав с дивана утром, и останется недовольной. В его футболке по утрам она выглядела куда лучше. Тогда-то рука к телефону и потянется. Но Рейес ведь сильная. Каблук повыше, помаду поярче, и никто ничего не заметит, только огонёк живой в глазах давно погас. Двойная бездна и не думает сиять — не для кого.       «Хоть чем-то заниматься надо, » — рассуждает Рейвен и решает, что дополнительные курсы механики во время каникул идеально подойдут на роль убийцы времени. Холодным и тусклым ноябрьским вечером она снова вернётся в квартиру, скинет пальто, бросит тетрадь с чертежами на стол и упадёт на диван. Учить и читать ничего не хочется, есть не хочется, даже смотреть из окна с 8 этажа — неинтересно одной. Как по будильнику, ровно в 10 вечера звонок в дверь. Рейвен накидывает на майку кардиган и выходит из комнаты. Смотреть в глазок — излишняя мера предосторожности, она подходит к двери и открывает. Смотрит в пол и видит черные кроссовки, но взгляд поднять не решается, потому что знает, кто это.       С бумажным пакетом в руках он шагает вперёд, не спросив разрешения войти. Он всегда тут будет на правах хозяина. — Привет, родная, — не к месту вставит он нелепое обращение и сунет горячий пакет с промасленными пончиками ей в руки.       Последний раз Джон являлся вот так в августе. Отличие состоит в том, что тогда он был подвыпившим и с букетом лилий в руках, но даже тогда у неё рука не поднялась выгнать.       Рейвен машинально достаёт две кружки. – В кофе сахара, как обычно? – это обращение из её уст прозвучало так, будто они всё ещё живут вместе. – Я на чай перешёл, – спокойное возражение, но боли оно принесёт, пожалуй, столько, сколько его слова «Мы расстаёмся».       Рейвен послушно ставит на стол две кружки: в одной налит кофе, в другой – зелёный чай. На тарелке остывают пухлые румяные пончики, к которым так никто и не притронется этим вечером. – Рей? – осторожно, словно канатоходец, боясь оступиться. – Это глупый вопрос, но... Всё хорошо? – Всё отлично, – эти слова звучат комично, когда в горле застыл горький ком, а в глазах – слёзы. – Ты ведь не против... Я пойду, пожалуй? Займёшь потом большую спальню.       Рейвен оставляет кофе на столе и пулей вылетает из кухни. Только бы не закричать во весь голос – плакать надо так, чтоб было неслышно. Она ложится на диван, не раздеваясь. Вопросов – сотни, претензий – ноль. И это удивительно, но засыпает Рейвен всего за несколько минут.       Она открывает глаза, когда электронные часы на столике уже показывают девять. Рейвен осторожно заходит в спальню. Необъяснимое желание сейчас увидеть, если не Джона в кровати, то хотя бы неубранную постель. Нет. Покрывало идеально гладкое, только декоративные подушки не вниз головой положены – ни одного признака, что он ночевал здесь. На кухне никого нет. Чашки помыты и убраны в шкаф, записки на столе не лежит, зато лежит бумажный пакет с уже черствыми пончиками, стоит ваза, а в ней – лилии с аккуратно обрезанными наискосок стеблями.       Рейвен идёт в спальню, скидывает покрывало и ложится. Она не знает, что он там поменял, а что – нет, но постельное бельё всё так же пахнет им. Он был здесь. Рейес утыкается лицом в подушку и не может надышаться.       Чужие? Чужие. Навсегда? Неизвестно. Что будет дальше? Непонятно. Звонок в дверь.