Я соскучился...

Проведя очередную фан-встречу в родном Лос-Анджелесе я снова вернулся домой. Анны, как и детей, в доме не было, поэтому царила непривычная тишина. За все эти годы на сцене я так отвык от отсутствия шума, что сейчас почувствовал дикий дискомфорт. Мертвая тишина такого большого, но пустого дома немного пугала. Словно бурные волны штормящего моря, на меня стали накатывать мрачные мысли, которых я старательно избегал столь долго. Атмосфера казалась мне необычной, а через некоторое время и... угнетающей. Я давно не оставался наедине с собой, всегда стараясь окружить себя людьми, чтобы только отвлечься, чтобы только перестать задавать себе одни и те же вопросы. Всё, чем я занимался эти десять месяцев моей жизни - бег, бесконечный бег от себя самого, от собственных мыслей, от осознания реальности. В последнее время я чрезвычайно редко разговариваю с Анной. Нет, мы часто проводим время вместе, но она вполне ясно видит, что благодаря ней и детям я лишь пытаюсь, на время забыть о том, что будучи настолько важным, не перестает меня беспокоить ни днем, ни ночью. Я лишь использую шаблонные фразы, такие же шутки, старательно рисую улыбку на лице. Всё это расстраивает мою жену, но она остается хорошим человеком и не покидает меня, при этом ни разу не упрекнув в том, что я не уделяю достаточного внимания семье. Она проявила невиданное терпение даже когда случайно узнала, что я стал использовать наркотики, чтобы на время избавиться от душевной боли. Я рад, что она понимает меня, и не пытается лезть с помощью. Это, наверное, одна из таких ситуаций, когда ты либо справляешься сам, либо... Сегодня я просто дошел до кровати, осознавая, что этот вечер будет не из легких. Я всегда весел на публике, но сейчас я наедине с самим собой, и нет нужды перед кем-либо притворяться. В голове роились мысли, готовые заставить меня снова начать задаваться вопросами, ответов на которые просто-напросто не существует. Я попробовал расслабиться и ни о чем не думать, сконцентрировавшись на дыхании, как делают при медитации, но эта жалкая попытка не увенчалась успехом. Честер покинул нас почти уже год назад, но я до сих пор не могу поверить. Каждое утро, просыпаясь, я искренне верю, что это был лишь глупый кошмар, навеянный стрессом от порой изнуряющей работы, но осознание суровой реальности быстро возвращает меня с небес на землю. Многие считают, что прошло уже много времени и пора уже просто отпустить и двигаться дальше, но я не могу... просто не могу. Как можно продолжать жить словно ничего не случилось, когда ты теряешь человека, который стал незаменимой частью тебя? Еще хуже становится от осознания того, что ты даже не знаешь причины, которая заставила его расстаться с жизнью. Планировал ли он это задолго до совершения? Или внезапно решил, что больше не выдерживает? А если так, может быть, он передумал в последний момент, но тогда было уже поздно? Есть ли кто-то, кто по-настоящему виновен в его гибели? Посреди всего этого, стоит главный и простейший вопрос "Почему?". Ответ на него мог бы облегчить существование некоторых из нас и, наоборот, поставить крест на чьем-то спокойном образе жизни. Но что бы ни случилось в ту ночь на самом деле, кого бы сам Чес не посчитал виноватым, все мы, люди, кто постоянно находился рядом, те, кто смел считать себя его близкими друзьями, все мы причастны к этому. Причастны, потому что недопоняли, не заметили, не обратили внимания на тревожные знаки. А я... я виновен больше всех, ведь я смел называть себя его лучшим другом, а оказался тем, кто не смог понять, что с Честером что-то не так. Если бы я по-настоящему ценил его, то смог бы спасти, верно? А сейчас мне остается лишь это жалкое существование, полное горечи, сожаления и отвращения к себе самому. Да, друзья и фанаты всячески поддерживают меня и я безмерно ценю их искренние старания, но простите, невозможно ничем заполнить зияющую дыру от невосполнимой потери в моем, уже барахлящем сердце. М-да уж, когда это меня потянуло на философию? Эта мысль заставила меня горько усмехнуться перед тем, как я снова вернулся к самокопанию. Честно, я считаю, что мог бы все исправить, тогда, июльской ночью, когда он по-настоящему нуждался во мне. Но нет, я лишь спокойно наслаждался жизнью, пока жизнь покидала тело столь важного для меня человека. "Честер... прости меня... прости..." - едва слышно вырвалось из моих пересохших губ. Я знаю, я должен был понять, должен был заметить, что ты нуждаешься в помощи, нуждаешься во мне. Но все это время я был настолько туп и мог осознать, что скоро лишусь лучшего друга, если ничего не предприму. И вот она моя награда за непроходимую глупость: я пялюсь в потолок на протяжении часа, борясь с самим собой. Уже давно меня стала посещать мысль последовать за ним. Но всегда меня останавливала мысль о детях и Анне, что останутся одни. Но в последнее время я все чаще замечаю, что они вполне справляются сами, а я постепенно становлюсь для них обузой, словно... лишним. И именно по этой причине идея о самоубийстве стала преследовать меня все назойливее. Раньше я жил ради музыки, ради своей группы, ради друзей и семьи. Но сейчас... сейчас не осталось ничего: музыка больше не так интересует меня, группы без Чеса быть не может, друзья стали казаться лицемерами, а семья окончательно от меня отдалилась. Я знаю, что я не один, кому так тяжело переживать смерть Честера, но Анна с Талиндой держаться ради детей, которые дают им надежду и силы двигаться дальше, но это, к сожалению, совершенно не про меня. Все твердят что потери - это неизбежная часть человеческой жизни, но как они могут назвать потерей человека, без которого мне трудно представить саму жизнь? Ага, я превращаюсь в сопливого подростка, сам знаю. Тем не менее, я пытался вернуться к тому, что обычно давало мне силы жить. Музыка. Я пытался писать на какие-либо отвлеченные темы, но... каждая песня была о нем, он оживал в каждой строчке, в каждом слове, что я мог написать. Весь альбом наполнен эмоциями, что его поступок вызвал во мне: я был неописуемо расстроен, зол как черт, ныл как ребенок, которому не купили понравившуюся игрушку, или психовал как трудный подросток. Все это, а также еще куча эмоций, которые я просто не могу описать словами вылились в целый альбом, посвященный Честеру. Да, ребята, я явно двигаюсь дальше. И снова в голове всплыл образ Чеса всего за несколько дней до его смерти. Он как всегда был весел, озаряя мир своей лучезарной улыбкой. Я помню наши разговоры тогда, помню его смех, помню, как он вдруг сказал что счастлив, что мы встретились. В голове стали всплывать подробности, которых я так долго не мог вытащить из глубин памяти. Тогда он сообщил, что уедет в родной город с семьей, но лишь ненадолго, "Чтобы ты не успел соскучиться, Майки", - в шутку сказал он. Удивительно, но сейчас я будто снова переживал те моменты. Ведь я... соскучился. Я открыл глаза и осмотрелся. На прикроватной тумбочке стояла баночка со снотворным Анны, словно специально для меня. Я взял ее в руки и слегка встряхнул, чтобы удостовериться, что содержимого будет достаточно. Пришлось заставить себя дойти до домашнего бара за бутылкой виски - слышал, так точно сработает. Я не знаю, зачем я делал это, не знаю, почему именно сейчас, но я почувствовал, что так нужно, что так будет правильно и все встанет на свои места. Ноги сами понесли меня в нашу домашнюю студию звукозаписи, с которой связано немало воспоминаний. Расположившись на черном кожаном диване, на котором Чес часто засыпал после долгих часов работы, я высыпал все таблетки снотворного на ладонь. Сколько выпить? Здесь около тридцати, но думаю, что стоит принять все, чтобы уж наверняка... три штуки, пять, девять... Я сбился около семнадцатой, ведь почти каждую я сопровождал немаленьким глотком виски и мое сознание стало потихоньку покидать меня. Веки стали будто свинцовыми и не желали слушаться, голову пронзила острая боль, а тело вдруг стало необычайно легким. Я будто отключился на секунду, но потом снова пришел в сознание и почувствовал себя гораздо лучше, чем когда-либо. Проклиная снотворное, которое не действует даже в больших количествах, я рывком поднялся и повернул в сторону выхода и тут... остолбенел. У самой двери стоял Честер с самым грустным выражением лица, которое мне приходилось видеть. Я сразу списал это на галлюцинацию, но решил насладиться моментом. Carpe Diem, так вроде? Он стоял прямо передо мной и ненадолго мне показалось, что это все же он, живой, пришел сказать что на самом деле всё в порядке. Я едва слышно произнес его имя, все еще не в состоянии поверить своим глазам. Мне уже приходилось сталкиваться с галлюцинациями, но эта была чрезвычайно четкой. Я видел перед собой до боли знакомые черты лица, которые бы никогда не стерлись из моей измученной памяти. Он выглядел очень уставшим и расстроенным и, будто смотрел мне в душу с неописуемой жалостью. Я хотел до него дотронуться, пусть и галлюцинация, но это ведь Он! Но мое не желало меня слушаться и я стоял, словно прикованный к полу. Слезы покатились из моих глаз, ведь хоть такое и не подобает взрослому мужчине, перед Честером я всегда был самим собой, не скрывая ничего. Он сделал шаг в мою сторону и тут, наконец-то, я услышал столько родной голос: - Майк? Зачем ты это сделал? - Но... оно же не подействовало... - уверенно и, с небольшой усмешкой, сказал я. Но я понял как сильно ошибся, когда взгляд Чеса, прикованный к чему-то позади меня, заставил обернуться. На полу у дивана распласталось мое бездыханное тело. На пол было пролито виски, рядом с россыпью ярких таблеток, что позволили нам встретиться снова. Подействовало. Всё-таки. Он снова заговорил дрожащим голосом: - Нет... ты должен был жить, Майки... Ты должен был остаться. - Так как же я без тебя? Я ведь... соскучился.