На грани

Дождавшись того момента, когда Бейбарсов и Док исчезли где-то на улице, где ещё моросил мелкий, неприятный дождик, Панда облегчённо вздохнул и уселся на стул, окинув взглядом помещение. Церквушка, практически развалившаяся на куски, ему совершенно не нравилась. Игорь мечтал совершенно о другом. Несмотря на то, что когда-то он согласился с Доком по поводу того, что деньги – мусор, это было скорее ложью чем правдой. Тогда Панде хотелось жить – сейчас он думал о роскоши. Понимая, что с силами его обыкновенные люди не могут, он представлял себе, как будет сидеть в огромном доме, окружённый слугами, и покуривать сигарету, цена которой равняется месячной зарплатой далеко не самого бедного гражданина России. Рита, пошатываясь взад-вперёд, даже не смотрела на геймера. Почему-то, какими то клеточками своей души, она ощущала, что от оного исходила энергия ненависти и злобы, разрушающей тот последний оплот добра, который ещё имел место в его ничтожной душонке. Смирнова стала некромагом – и это не могло не изменить её. Маги с таким Даром всегда имели сильные интуитивные способности, к тому же, она прекрасно ощущала энергию себе подобных. Маша пока не могла этого делать, Таня была светлой, но вот Маргарите ничего пока что не мешало понимать все самые тайные замыслы Панды. - И неужели им не противно убивать людей? – внезапно, приняв самый благочестивый вид, изрёк Панда. Казалось, о фиолетовых прядях волос и собственной жестокости он совершенно забыл, поэтому теперь очень активно изображал ангела. Гроттер хмыкнула. Почему-то у неё в голове сразу всплыл образ Ваньки – с крылышками, нимбом и Библией. Иван монотонно читал проповеди, стремясь вовлечь во свет тёмных магов и простых людей, а толпы некромагов, тёмных ангелов и демонов лишь хохотали над его попытками. Но Валялкин всегда говорил искренне, пытаясь победить Мрак, без которого, увы, равновесие бы нарушилось. Образ Игоря же был насквозь пропитан ложью и враньём, настолько противным и скользким, что Тане хотелось плеваться. Как будто Чума-дель-Торт стала у ворот Тартара и начала рассказывать о том, как там хорошо и приятно, зазывая всех остальных продолжать грешить. Как будто Смерть облачилась в белое, и теперь зазывает всех умирать, дабы она смогла проводить этих людей к несуществующему Эдему. Такого количества всего-навсего в нескольких словах и выражении лица Гроттер не чувствовала уже давно. Скорее всего, ей вообще не встречались подобные «уникумы». И Таня ещё смела обвинять Бейбарсова в том, что он никогда не говорил ей правду! Да Глеба по сравнению с этим лицемерным геймером вообще можно не включать в список грешников. По крайней мере, он был некромагом и не скрывал этого за светлой, но, увы, лживой маской добродетели. - А тебе не противно убивать людей? – поинтересовалась Маша. Она была единственной изо всех девушек, кто пока закрывал глаза на ложь, ибо когда-то дружила с Игорем. Но позволить его поливать своим враньём Дока, которого девушка, несмотря ни на что, искренне любила, не могла. Она пока ещё не чувствовала двойного дна в словах Игоря, но что-то подсказывало Умке, что ничем хорошим сей разговор не закончится. Маша прекрасно помнила то, с каким удовольствием Панда уничтожал людей, какая самодовольная улыбка играла у него на устах. От этого становилось противно и холодно. Казалось, что Игорь просто-таки излучал Тьму, убивающую всё, что только попадалось под руку. По сравнению с ним многие из тёмных могли показаться безобидными котятами. - Противно! – не собираясь останавливаться во своей лжи, воскликнул Панда, посмотрев почему-то на Таню, - Я считаю, что их нужно уничтожить. - Что? – в один голос вскрикнули девушки, моментально схватившись на ноги. Рита удивлённо посмотрела на геймера, который, как ей показалось, был достаточно слаб для такого решения. Да, она чувствовала подлость, но никогда бы не поверила в эти слова, если б не услышала их лично. - Иначе у нас нет шансов спасти мир, - со звериной, причём явно не свойственной панде хваткой, Игорь продолжал твердить своё, полным ненависти взглядом сверля тёмные фигуры, передвигающиеся где-то за окном. Разглядеть, что именно происходит снаружи, было практически невозможным – Бейбарсов, рассчитывая на то, что неугомонные девушки попытаются помочь, намертво заблокировал и двери и окна, точнее, проёмы от них – ни стёкол, ни дерева здесь не было. Они давно уже уступили место камню – более прочному, более стойкому. - Спасти мир? – хмыкнула Гроттер. Конечно, для всех остальных это и могло звучать более-менее правдоподобно, но она-то знала, что значит бороться с Чумой и ей подобными. И прекрасно понимала, что Глеб и Док, уйдя воевать с этими непонятными людьми, если это, конечно, были люди, не стремятся разрушить весь мир. Где-то в глубине души они стремились к обыкновенному человеческому счастью. И это и было той самой схожей, общей чертой между магом и геймером. Свет в их душах долго и упорно изничтожали, пытаясь превратить в чудовищ, настолько жестоких, что мало кто смог бы с ними сравняться. Но Таня, лично знакомая с Чумой, могла бы сказать, что те люди, в которых уже окончательно умерло добро, любить не могут. А они могли. Пусть странной, практически ненормальной любовью, больше похожей на зависимость, как от наркотиков, но всё же могли любить, пряча чувства за привычной им жестокостью, убийствами и собственными ранами, которые так быстро заживали. Как говорил когда-то Бейбарсов, регенерация, исцеляя раны и кровавые порезы, сращивая поломанные кости и воскрешая некромага, коим вскоре должен был стать и Док, ещё вчера ничего не подозревающий о подобном, не может залечить навсегда разрушенной души. Туда лучше не заглядывать – никаких нервов не хватит. В памяти любого некромага, естественно, уже получившего Дар и обучавшегося у весьма хороших, естественно, по мнению мага Смерти, учителей, там столько боли, что никто, пережив всего-навсего сотую часть, жить с этими чужими чувствами не сможет. Ванька, переживая из-за связи через Зеркало Тантала, часто говорил о том, что иногда изнутри его просто-напросто изгрызает, разрывает на части чья-то ненависть, причём к самому себе. После этого у Ивана впервые возникла мысль о том, что он – Мрак, и жить ему в этом мире больше не стоит. Почему-то тогда Валялкин сказал, что, даже если он очень пожелает, то умереть не сможет, пока не натворит чего-то худшего или просто не запрёт себя в клетке, находящейся далеко от живых людей. И мёртвых тоже. Тогда Гроттер не поняла. Не смогла осознать его слов. А сейчас дошло – в тот день, как раз перед уничтожением жуткого артефакта, в Иване говорил Глеб, чьё сознание слишком сильно действовало на Маечника. Добро же Ваньки почему-то никак не могло проявиться в Бейбарсове – тот слишком долго боролся с ментальным воздействием старухи и прочими испытаниями, чтобы позволить какому-то ветеринару, жалкому светлому мальчишке, разрушить те руины, в которых до сих пор витал призрачный огонёк любви. Некромаги умеют любить – в книгах писали неправильно. У них действительно есть чувства, просто проявлять их тоже надо уметь. И надменные, пафосные речи да чёрные розы – это было единственное, что мог сделать Глеб, борясь сам с собой. Надо было бы – писал и стихи, вот только об этом ещё надо знать. В алтайской глуши, вдалеке от людей, их учили ненавидеть весь мир и проклинать свет. А теперь следовало пробуждать в себе то, что умерло уже года три назад, если не больше. Умерло тогда, когда Глеб решил сражаться с самой Смертью и жить, чего бы это ему не стоило. А стоило это слишком многого. И Док тоже был чем-то подобным. Возможно, сумасшедшая некромагиня не учила его быть живым мертвецом, но он умудрился натворить нечто подобное самостоятельно, убивая людей и, чего скрывать, получая от этого удовольствие. И не потому, что он хотел их уничтожать с самого начала. Возможно, игра на мгновение и слилась с разумом самого Руслана, но ненадолго. Дело было совсем в другом. Просто Авдеев прекрасно знал, что его будут ненавидеть вечно, вечно опасаться и проклинать. Даже если он будет дарить цветы и улыбаться. Переводить старушек через дорогу, все постоянно станут упоминать о его Даре, том жутком проклятье, что переломало жизнь стольких людей. - И как же мы их уничтожим? – внезапно спросила Таня, подумав, что парней наоборот спасать надо – от этого чудовища, задумавшего непонятно что. Вот кто грозил миру больше всего – человек, поглощённый беспричинной, глупой местью, настолько бесполезной, как и он сам. Панда не смог бы больше восстановиться. И зря она тогда остановила Бейбарсова – Игоря стоило убить, дабы покончить с ним раз и навсегда. Но Гроттер почему-то всё равно не жалела о том, что одёрнула некромага. В конце концов, что бы он не говорил, а ненависти со стороны остальных ему и так предостаточно, и нечего добавлять что-то новое. И без того плохо. Слишком плохо. - Ну, думаю, с Доком можно справиться и потом, - в глазах Панды загорелись маниакальные огоньки, те самые, что Гроттер каждый раз замечала в пустых глазницах Чумы-дель-Торт, окончательно покорившейся ненависти, окружающей её со всех сторон, - А вот этот маг… - казалось, геймер забыл даже имя своего главного врага, не сделавшего до этого момента ещё ничего плохого конкретно этому человеку, - Я уверен, что если его трость разломить, то он умрёт. - Да, - Таня вновь кивнула. Она знала, что это не так, а разломанный некромажий инструмент скорее убьёт самого Панду, но вот все остальные даже не думали об этом. Маргарита вообще не понимала, что именно происходит, чувствуя подсознательно лишь магию Глеба. Все чувства, естественно, блокировались с помощью волшебства, да и Бейбарсов был гораздо могущественнее, но его Дар скрыть было практически нереально. Маша же, перед этим видевшая вполне нормальную Таню, теперь поняла, почему называла его мысленно только Ведьмой. Перед ними действительно стояла средневековая ведьма, уничтожающая инквизиторов взмахом руки, а заодно убивающая и обыкновенных людей, не сделавших ей ничего плохого. - Вот и прекрасно, - Игорь бросился к трости, но на мгновение остановился. Битва за окнами прекратилась, судя по всему, враги уже отступили. Это же только радовало Панду – он знал, что сам с сотнями магов не справится. А вот с застигнутыми врасплох Доком и Бейбарсовым – это да, это запросто. Правда, только за спинами девушек, которых явно не тронут, но это ничего. В Панде жила трусость, желание бездействовать – всё то, что действительно свойственно вымирающему медведю, но оно граничило с поразительной жесткостью, безумием, страхом смерти. - Просто разломай – оно тебе не навредит, - Гроттер вновь заманчиво улыбнулась, приправляя улыбку нужной дозой магии, которой раньше и не пользовалась никогда. Сейчас она опять сражалась за тех, а точнее, того, кто был ей дорог. Несмотря ни на что, Таня не могла позволить себе потерять некромага – единственное звено, связывающее с миром магии. - Да, Ведьма, думаю, ты права, - Панда говорил по наитию, но он всё-таки угадал нужные слова. Таня кивнула, наблюдая за действиями Игоря. Она была готова сама схватить ту чёртову трость и ударить геймера ею – лишь бы успеть спасти. Но ей больше не надо было ничего делать – Панда сам всё успел, зачёркивая все те остатки доброты, живущие ещё в его душе. От магического оружия некромага, немножко повреждённого и тут же восстановившегося, бросился поток магии, настолько могущественный, что церковь едва устояла. Впрочем, было видно, что ещё несколько часов, и она окончательно рухнет. А жаль – пристанище было хорошее, во многом помогло. Но здесь больше некого обучать мастерству убивать – это-то они все умеют, увы, но умеют. Нет, место, где пролилась кровь учеников, так и не ставших нормальными людьми, должно было быть разрушенным для того, чтобы стереть с памяти связанные с ним воспоминания. И магия не щадила ничего, разбивая и магические окна, и созданную с помощью волшебства дверь. В тот же момент, когда Панда наконец-то выронил трость, в церковь, трещащую, как говорится, по швам, влетели Док и Бейбарсов – проверить, что именно случилось. Сзади по полю витали ветры, развевающие прах мертвецов. Смерть неизменно гуляла по этому месту. И волшебство, в несметном количестве извергаемое тростью, казалось бы, совсем уж маленькой по сравнению с могуществом, принадлежащем ей, тоже несло только гибель. Хаос прекратился так же внезапно, как и начался. Оружие оказалось в руках своего владельца, и только ненависть осталась на месте. И исходила она от полуживого Панды. Пытающегося отойти от магического давления некромагии. Это был конец – конец его так и не оборвавшейся жизни. Некромагов учили уничтожать своих жертв, это было их ремеслом. Это было истинной магией Смерти – заставлять страдать людей долго, практически вечно, удерживая их на той тонкой границе между существованием и смертью тела. Их учили убивать и дух, разрушать его, уничтожать, разрывать на куски. И почему-то то жгучее желание убивать никогда не могло уничтожить истинные чувства, тоже живущие в некромагах, только немного дальше. Они были чуть лучше спрятаны, чем жестокость и ненависть. Сначала испортилась репутация, а потом уже маги Смерти – только сейчас, только в этот миг Гроттер наконец-то осознала сию простую истину. Ей не было страшно или больно – скорее даже наоборот. Некое чувство торжества, победы над очередным злом опьяняло. И ей почему-то, несмотря на здравый смысл, хотелось броситься к Бейбарсову и обнять его. Таня наконец-то добилась того, о чём мечтал Глеб – она поняла его, осознала всю ту жуткую душевную боль, прячущуюся за маской равнодушия. Жаль, что это случилось тогда, когда у них уже было множество проблем, но Гроттер почему-то верила в хороший конец. Просто хороший конец. - Неужели ты думал, что сможешь победить? – вопрос раздался, как гром среди ясного неба. Взмах трости, и Панда отлетел к стене, не издав при этом ни звука. Он пытался ответить, но не мог, захлёбываясь кровью и собственными словами и ненавистью, излучаемой им. Бейбарсов презрительно скривился, опять вскидывая руку. Он, возможно, и сохранил бы жизнь Игорю когда-то давно, но не сейчас. Магия, высвободившаяся, вырвавшаяся наружу, бушевала, и некромагу надо было её как-то остановить. А помочь в этом могла только ненависть и смерть. Кровь можно смыть только кровью – так их учила старуха, лучшая подруга Чумы-дель-Торт. Между ними была огромная разница – Чума убивала, пусть не сразу, но убивала. А некромагиня, сумасшедшая ведьма, всегда наслаждалась страданиями своей жертвы, оставляя её сломленной и опустошённой. Старуха обожала танцевать на пепле, оставшемся от душ её несчастных учеников. Тех, кто остался живым. - Да, - наконец-то выдохнул Панда, подписывая себе смертный приговор. Он даже не представлял, чем именно был в данный момент. Куском мяса. Просто-напросто куском мяса, бездушным и бесчувственным, который требовался для того, чтобы угомонить магию и излить ненависть на того, что не был для Бейбарсова хоть немного важен или дорог. У некромага не поднималась рука на Риту, сражающуюся за Свет в себе, умерший и вновь проснувшийся. Он не хотел рушить судьбы Маши или Дока, которые, убивая, не стремились к уничтожению, а просто хотели быть вместе. И, конечно же, он не мог поднять руки на Гроттер, единственную частичку добра в его душе. Добра – не света. Игорь вновь ударился о стену – наверное, в тысячный раз за последние несколько минут. Это был просто способ выплеснуть собственную ненависть, выбросить её из души. И Глеб не мог остановиться, впервые в жизни действительно наслаждаясь чьей-то смертью. Его тоже сотни раз ударяли о стены – только не так. Физическая боль не могла сравняться с душевной. А старуха пыталась затоптать его душу. Именно поэтому некромаг уничтожал именно того, кто не имел истинных чувств – светлых и искренних. Он уничтожал животное, поглощённое жаждой крови и мести, своеобразным способом править и утвердиться в этом мире. Панда издал последний вздох и умер – окончательно и бесповоротно. Бейбарсов не знал, скольких людей тот убил, но понимал, что Игорь попадёт прямиком на девятый круг – и не из-за прохоти Лигула, а потому, что не умел ничего чувствовать. Такие люди превращаются в существ всегда. Рано или поздно, но всегда. Док бросился к Маше, как будто подозревая, что Панда мог причинить ей вред. Бейбарсов же, руководясь не умом, а чем-то более серьёзным и глубоко спрятанным, шагнул к Гроттер, притянув её к себе. А Таня, несмотря на всю только что увиденную жесткость, обняла Глеба в ответ, чувствуя, как привычный мир рушится, а на его месте выстраивается другой – почему-то более понятный и искренний, устойчивый и настоящий. Без иллюзий. И, несмотря на жестокость некромага, она не хотела убегать, ибо уже поняла, что именно значит любовь некромага и его чувства. Это гораздо большее, чем страсть. Просто Сарданапал слишком сильно ошибся, считая, что там, где есть желание, нет места настоящим чувствам. Слишком сильно ошибся.