Жизнь — обман с чарующей тоской

      Этот год в Корее был тяжелым. Намного тяжелее, чем все, что Хигучи приходилось выдерживать до сих пор. Если раньше ее поддерживала мечта о недостижимом, но, по крайней мере, близко находящемся Акутагаве, то теперь не было никакой опоры. Рядом не было сестры, рядом не было Рюноске, ради которых она могла превозмочь все и даже чуточку больше. Рядом не было даже Дазая, который очень скоро покинул ее в чужой стране. И хотя Ичиё понимала, что особенности Дазая как никогда нужны в Агентстве, вину за свое шаткое положение она, в какой-то степени, перекладывала на Осаму. Все, что было у нее перед глазами — это далекая, призрачная встреча с Акутагавой, для которой должен был пройти целый мучительный год.       Еще со времен Мафии Хигучи похоронила мысли о том, что жизнь прекрасна, и в Корее ничего не изменилось. Ей приходилось работать — тяжело работать — каждый день среди чужих людей, говорящих на чужом языке. Рядом не было никого, кто мог бы поддержать или дать совет, и после отъезда Дазая обратно в Японию все стало только хуже. Хигучи все свое время проводила одна, так и не создав близких знакомств. Бывали дни, когда, выключив свет в своей маленькой квартирке, она плакала, глядя в окно, думая, что уже никогда не будет счастливой. Поэтому, когда год, тянувшийся мучительно долго, прошел, Ичиё ощущала себя так, словно прошла одна минута.       Дазай не приехал, чтобы проводить Хигучи обратно, он лишь связался с ней по телефону и сообщил все необходимые детали поездки. С ней на корабле в Японию должна была возвращаться компания японских подростков, работник областного суда Токио, перекупщик старинных монет и некая загадочная женщина-кореянка. И, честно говоря, Хигучи было абсолютно наплевать. Волновалась она лишь о том, что ждет ее в конце пути.       Когда капитан сообщил о скором прибытии в Йокогаму, Хигучи уже едва могла стоять на ногах от волнения. Казалось, что все душевные и физические силы соединились в одной точке в груди и теперь намертво приковывали ее к полу. Внутри тянуло и покалывало, и как справиться с волнением и нетерпением Ичиё не знала. Она смотрела, как из-за синих волн медленно начинает прорисовываться город, и чувствовала что-то среднее между самым сильным восторгом и самым угнетающим страхом. Хотя, пожалуй, страха было больше. Так же, как год назад Хигучи не знала, что ждет ее на другом берегу, теперь она не знала, что ждет ее в знакомой Йокогаме. Что если город ее детства, контролируемый Мори, отвергнет ее? Что, если Мафия решит избавиться от нее? Ведь, несмотря на все заверения Дазая, Хигучи не была уверена, что ее не убьют и позволят остаться. Как строить свою жизнь, если Мори все-таки даст позволение? Что делать с сестрой, которая за год могла натворить что угодно?       Но все эти вопросы меркли, по сравнению с главным…       Когда причал стал четко различим, Ичиё затрясло от волнения. Хотелось одновременно заплакать и засмеяться. Она не знала, будет ли кто-то встречать ее, и если будет — кто этот человек? Хигучи так хотелось надеяться, что приедет он. При одной мысли о том, что, возможно, через двадцать минут, она встретится с Акутагавой, все внутри сжималось, а сердце сладко замирало. А подумав, что Рюноске не приедет вовсе, хотелось тут же броситься за борт.       Хигучи пришлось изо всех сил вцепиться в поручни, чтобы не грохнуться, когда стало возможно различить, есть ли кто-то на пристани. Встречающих было немного, и Ичиё тщетно искала среди них Акутагаву. Знакомого черного плаща нигде не было видно, и Хигучи поняла, что ее душа разрывается на части. Он все-таки не пришел сегодня, как не пришел и год назад. «Значит, он просто не хотел, поэтому не успел тем утром», — думала девушка, пока не заметила стоящую поодаль одинокую фигуру. Сердце подскочило, как сумасшедшее. Хигучи едва смогла ответить подошедшему администратору, куда следует отправить ее багаж, и даже не пыталась запоминать, что он ей говорит.       С горящими глазами Хигучи спускалась по трапу, одновременно пряча глаза и вовсю высматривая Акутагаву: он стоял все так же, не поворачиваясь и ничем не показывая, что заметил ее. Это немного смутило Ичиё — но ведь не мог же он прийти сюда по ошибке. Собрав все свое мужество в кулак, Хигучи приблизилась, набрала в грудь воздуха, но так и не произнесла ни слова. Дрожа от смятения, она наблюдала за тем, как Акутагава поворачивается и смотрит сквозь нее. За год он изменился — стал шире в плечах, сменил черный плащ на бледно-серый; в глазах появилось непривычное спокойствие. Теперь он выглядел старше.       — Акутагава-семпай, — поздоровалась Хигучи.       — А, это ты, — сказал Акутагава, кладя руки в карманы. — Рад тебя видеть, — судя по выражению лица Рюноске, это было совсем не так. — Как добралась?       Обычные, ничего не значащие вопросы, но Хигучи чувствовала, как желудок падает куда-то вниз. Она ожидала совсем не этого. Как он может быть таким холодным? Неужели все ее страхи — правда? Он забыл ее? Он ее разлюбил? Но ни одного вопроса Ичиё не решилась задать вслух, хотя была уверена, что все ее мысли написаны у нее на лице. Ей ничего не оставалось, кроме как потерянным голосом пролепетать:       — Нормально.       Ее сердце медленно плавилось, и Ичиё казалось, что земля под ногами начинает ходить ходуном. Чтобы как-то успокоиться, она принялась оглядываться. Большинство людей уже покинуло причал, и лишь маленькая компания молодых людей и девушек дико хохотала. Смех казался Хигучи чем-то нереальным — как кто-то может смеяться?       — Нас должны доставить в офис на машине. Она скоро приедет, — резюмировал тем временем Акутагава отстраненным голосом, и Хигучи даже не решилась поднять на него взгляд. Она была совершенно убита тем, как холодно он ее встретил. Ей очень хотелось разрыдаться и прямо сейчас уехать обратно в Корею, но, во-первых, это было просто ребячество, а, во-вторых…       — Хорошо.       Давно забытая привычка: в поведении с ним всегда соглашаться, как бы больно ни было от его слов и действий.       — Зайдем в зал ожидания. На улице холодно.       Сказав это, Акутагава медленным шагом направился к пустому серому зданию. На нем горело пара вывесок, но Хигучи даже не была уверена, работает ли оно. Но Рюноске не ждал ее и не оборачивался, чтобы проверить, следует ли она за ним — как всегда полностью уверен в том, что Ичиё будет беспрекословно болтаться за его спиной. Хигучи бросила отчаянный взгляд в затылок Акутагаве, жалея, что никогда не сможет забраться в его мысли. Эспер обернулся уже у самого входа, открывая стеклянную дверь. Он медленно следил за тем, как вяло топает Ичиё, и девушке казалось, что он едва сдерживается, чтобы не прикрикнуть на нее. С каждой секундой находиться на территории Йокогамы становилось все больнее.       Зал ожидания был абсолютно серым и пустым. Казалось, что им не пользовались уже довольно долгое время. «Возможно, так и есть, — думала Ичиё, пробегаясь глазами по обшарпанным стенам, полузакрытых тканями предметам мебели, пыли. — Видимо, это здание Мафии. И когда Акутагава успел достать ключ? Опять я все упустила». Чтобы как-то поддержать разговор, Хигучи заговорила:       — Рада видеть вас, Акутагава-семпай.       Это вышло очень неловко. Мало того, что Ичиё обращалась к возлюбленному на «вы», так еще и голос у нее был, как у Тачихары, которому Гин ударила по яйцам… Рюноске же ответил равнодушным взглядом и принялся скидывать белые тряпки с сидений. И ничего не ответил. Но Хигучи следовало прямо сейчас вернуться в Корею, если бы она решила не пытаться заговорить снова. Злясь на себя за робость и на Акутагаву за обманутые ожидания, она принялась рассказывать о поездке. Максимально общие и отдаленные слова:       — Дорога была спокойной, все прошло хорошо… Да, кормили хорошо… Соседи были хорошими… Никто, кстати, меня не беспокоил… В Корее да, много друзей осталось… Конечно, буду поддерживать с ними связь. В Корее было просто замечательно. Обязательно вернусь туда, как только представится возможность…       Она совсем не ожидала того, что произойдет в следующий момент. Акутагава развернулся и посмотрел на Хигучи совершенно другим, обжигающе-болезненным взглядом. Через мгновение он оказался рядом, а его руки уже притягивали к себе ее лицо, его губы накрыли губы Хигучи в жарком, стремительном поцелуе, и на секунду Ичиё показалось, что она сейчас упадет в обморок. Акутагава целовал ее сильно и глубоко, распаляя позабытые за долгое время ощущения, и когда он отстранился, чтобы посмотреть на нее жгучим взглядом, Хигучи почувствовала, как горят ее щеки. Рюноске снова припал к губам Ичиё, на этот раз более неистово, проникая языком в ее рот, нависая сверху и прижимаясь все теснее. Его руки скользнули вниз, обнимая ее плечи, сжимая ткань рубашки. Затем ладони Акутагавы неожиданно обхватили ее бедра, и Хигучи, не выдержав, застонала ему в рот.       В следующее мгновение Акутагава отстранился, тяжело хватая воздух. Он часто дышал, и его плечи вздымались, когда он хрипло произнес:       — Мне лучше остановиться…       Несколько секунд Акутагава и Хигучи стояли молча, приходя в себя, затем девушка все-таки подняла на эспера нерешительный взгляд. Как все это понимать? Действия Рюноске говорили красноречивее любых слов, но что, если Хигучи снова ошибается? Но Акутагава, все еще не восстановивший дыхание, снова приблизился, однако теперь он трепетно обнял Ичиё за талию, прижимая к себе.       — Прости за спектакль на пристани, — пробормотал он, опуская голову на ее плечо. Хигучи почувствовала, как его волосы щекочут ей шею. — Там было много народу, мало ли что… Я должен был перестраховаться…       Ичиё нервно хихикнула, тут же смущаясь, что ее глупое хихиканье портит всю серьезность ситуации. Она нашла в себе силы обнять Рюноске за плечи.       — А я уже испугалась… — начала было Хигучи, и Акутагава напрягся.       — Ты приняла все взаправду? — подняв голову, тихо спросил эспер. Ичиё, потупив глаза, спрятала лицо у Рюноске на груди.       — Да…       Хигучи могла чувствовать, как поднимается и опускается его грудная клетка от дыхания, как бьется сердце, расталкивая кровь. Акутагава и правда был рядом — живой и теплый. Он тяжело вздохнул и недовольно пробормотал, крепче сжимая в объятиях:       — Что ж, ты всегда была такой.       Поразительно, насколько сильна была теперь радость Хигучи, по сравнению с тем беспокойством, что одолевало ее на корабле. Больше не нужно было ничего бояться, ведь Рюноске был рядом. От этой простой мысли мир вокруг тысячекратно преображался — как можно было сомневаться? Как Хигучи могла хоть на минуту допустить, что Акутагава стал равнодушен, ведь все в нем говорило об обратном! Он был не равнодушен, а тщательно прятал напряжение. Он внимательно слушал ее рассказ о Корее, занимаясь бесполезным перекладыванием вещей. Он вышел из себя, когда она сказала, что хочет снова уехать… Но Ичиё не успела насладиться спокойствием, потому что дверь вдруг открылась, и на пороге появился… Чуя Накахара. Его брови удивленно взметнулись, когда он увидел их, но затем эспер усмехнулся и произнес:       — Так и знал, что найду тебя тут, Хигучи.       Накахара скрестил руки на груди и выжидательно посмотрел на переплетенные руки Рюноске и Ичиё. Акутагава хмыкнул и нехотя разомкнул объятия, чем немало удивил Хигучи — она ожидала, что он будет всеми силами скрывать свои чувства, что он быстро отойдет в сторону или снова начнет ее не замечать. Однако Рюноске лишь встал чуть впереди, закрывая Ичиё собой, и атмосфера в зале тут же изменилась: казалось, что Акутагава приготовился к битве. Чуя же, в свою очередь, смотрел на происходящее с видом человека, наблюдающего за возней котят. Не выдержав, он громко расхохотался, и этот смех вызвал у Акутагавы невольный рык.       — Что ты о себе воображаешь? — прошипел он. — Какого черта ты приперся сюда?       — У меня инструкции от Мори, Акутагава, — все еще посмеиваясь, но уже становясь серьезным, произнес Чуя. — Босс прямо указал, что за вами прибудет машина. А курировать все буду я. А ты, как всегда, все проворонил.       Акутагава напрягся и поднял одну руку, призывая Расёмон.       — Никто не посмеет подойти!       — Рю-рюноске, — позвала Ичиё, едва дотрагиваясь пальцами до его плеча и поражаясь тому, как натянуты его мышцы. Акутагава мотнул головой, не оборачиваясь. — Рюноске! Так ведь должно быть! — предприняла еще одну попытку Хигучи.       — Что ты имеешь в виду? — не сводя с Чуи подозрительного взгляда, спросил эспер. Накахара снова рассмеялся.       — …то, что ее встреча с Мори была обговорена заранее, и ты это знаешь. Чем раньше они встретятся, тем быстрее все закончится. Ты как из-под земли выполз.       Рюноске хмыкнул, но не отступил, продолжив с подозрением смотреть на Накахару. Тот лишь театрально вздохнул:       — Пошли быстрее! Машина ждет!        Чуя не стал больше задерживаться и вышел из здания, Ичиё, во избежание дальнейших обсуждений, последовала за ним. Накахара прав: чем быстрее она предстанет перед Мори, тем быстрее освободится. От нее требуется совсем немногое. Главное, чтобы колени не дрожали от страха. Девушка уже почти достигла выхода, как вдруг Рюноске схватил ее за руку:       — Хигучи…       Ичиё обернулась: сейчас, в полутьме, жестокий и агрессивный обладатель Расёмона казался ей как никогда серьезным.       — Если что, у меня есть план.

***

      Акутагава вышагивал перед входом в зал заседаний, едва сдерживаясь, чтобы не разнести тяжелые двери к чертям. Хотя он и занимал достаточно высокое положение в Мафии, ему не разрешено было присутствовать на слушании. И ведь доводы были куда как логичными: «Она твоя бывшая подчиненная. Ты будешь предвзятым». Конечно, он будет предвзятым! Девушку, которую он любит, могут приговорить к казни, так как он может голосовать за ее смерть?! Он послал к черту Мори, даже не пытаясь говорить сквозь зубы, когда тот отверг его просьбу присутствовать на слушании. Поток его ругательств остановила женщина, которую, как думал Акутагава, он ненавидит больше всего на свете. Коё Озаки легким жестом погладила его по руке и, улыбнувшись, тихо сказала, что будет голосовать за жизнь его подчиненной. У нее не было никаких причин делать это, но Рюноске помнил замятую историю с несостоявшимся изгнанием Озаки-сан. Мори должен был лишить ее всего, но вместо этого провел несколько дней в ее доме (боги знают, чем они там занимались?..), а когда уехал, размолвки как не бывало. В измене были обвинены неудобные боссу Портовой Мафии люди, а Озаки заняла свой прежний пост. За полгода они вдвоем развалили еще одну американскую торговую диверсию, а пару месяцев назад в кулуарах стали поговаривать, что госпожа Коё ждет ребенка…       Но это все, конечно же, были только догадки, которые к проблеме Акутагавы не имели никакого отношения. Сейчас его занимала только одна мысль — поскорее бы Хигучи вышла из этого угнетающего зала заседаний. И они поедут отсюда куда угодно, только бы подальше, хоть в Корею, хоть в Новую Зеландию. «Спокойно,  — уговаривал себя Рюноске, — рано или поздно это завершится. Время все равно идет вперед, когда-нибудь это дебильное заседание закончится». Вариант, что казнь (если Мафии все-таки выберет казнь) состоится на месте без отлагательств, обладатель Расёмона даже не рассматривал. При любом подобном исходе, Рюноске был уверен, он просто сойдет с катушек, и тогда масштабных жертв среди мафиози не избежать. Однако буря творилась лишь у Акутагавы внутри: внешне он казался непоколебимым, как скала, в своем аккуратном и четком сером пальто, изящных ботинках, со стальной волей во взгляде. И только в карманах ладони позволяли себе сжаться в кулак.       Как странно вышло: Акутагава всегда хотел быть один, еще до того, как попал в Портовую Мафию. А после предательства Дазая и вовсе замкнулся в себе, становясь нелюдимым и непонятным для окружающих. Но вот — она углядела что-то в нем, и бежала за ним все эти годы, боясь, не смея прикоснуться, не понимая, как пробиться за его стены. И ведь добилась своего! Губы Рюноске тронула слабая улыбка, когда он вспомнил о своем первом поцелуе с Хигучи. В конце концов, это он начал преследовать ее. И как же хотелось перестать гоняться и остановиться на несколько мгновений в тишине…       Словно в замедленной съемке, тяжелые двери отворились, и из зала медленно прошествовал Огай Мори. Акутагава, тут же от волнения забывший все правила мафиозного этикета, уставился на босса с воинственным видом. Мори молчал, а Акутагава бешеными глазами оглядывал мужчину перед собой: «Пятен крови нет, кровь даже не чувствуется… Но это ничего не значит, у всех в зале есть способности… Кроме Хигучи…». Акутагава судорожно вздохнул. Но тут лицо босса Портовой Мафии приобрело почти добродушное выражение, и он слегка усмехнулся.       — Ты можешь забрать ее, Акутагава, — произнес Мори, кивая в сторону зала, из которого один за другим выходили члены Исполнительного комитета, — только впредь не теряй. В знак твоих заслуг перед организацией было принято решение подарить девушке жизнь.       — Благодарю, — сухо выдохнул Рюноске и поклонился. Он вытащил руки из карманов, разжимая сжатые в кулаки дрожащие пальцы. — К вашим услугам.       Мори взметнул полами плаща и направился по своим делам, не обращая больше внимания на обладателя Расёмона. Акутагава же повернулся к заветной двери и почувствовал, с какой силой заколотилось сердце. Наконец-то все закончилось. Сейчас он заберет отсюда Хигучи, и они поедут домой. На непослушных ногах Акутагава двинулся вперед и у самого входа натолкнулся на Коё Озаки. Она была холодна и величественна, но при виде Рюноске загадочно улыбнулась и точь-в-точь повторила фразу Мори:       — Впредь не теряй.       Акутагава, от нетерпения уже скрипящий зубами, размашисто кивнул и, буркнув «Спасибо», поспешил внутрь зала заседаний. Он не увидел, как искренне улыбнулась ему вслед Озаки.       Хигучи сидела на стуле посреди зала, сцепив руки в замок, и не шевелилась; перед ней протягивался длинный стол, во главе которого обычно сидел Мори. Стулья были еще не расставлены должным образом, бумаги не убраны, хотя свет уже приглушен. Скоро сюда придут люди, чтобы привести зал в порядок, но до тех пор есть еще немного времени. Рюноске тихо подошел к Ичиё и опустился рядом, затем коснулся ее руки.       — Все хорошо?       — Да… — Хигучи схватила его руку, словно не осознавая, что делает, и Акутагава понял, что слушание заставило ее изрядно понервничать.       — Тебе надо успокоиться, — проговорил он глубоким низким голосом, неожиданно для самого себя обнаруживая, что начинает так разговаривать, только когда находится рядом с Ичиё. — Пойдем.       Акутагава потянул на себя Хигучи, заставляя девушку встать, но она вдруг с легким вздохом прижалась к его груди. От этого доверчивого жеста у Рюноске замерло сердце. Год назад он непременно залился бы румянцем и чувствовал бы себя очень неловко, но сейчас внутри было лишь спокойно и радостно. Эспер скользнул руками по спине девушки, прижимая к себе, и прошептал:       — Хочешь, я активирую Расёмон? Тогда к нам точно никто не приблизится.       Хигучи тихонько рассмеялась ему в пальто, и в том месте сразу стало жарко от ее дыхания. Пора было уходить. Акутагава осторожно вывел Хигучи из здания, давая ей прийти в себя, не задавая ей лишних вопросов. Но когда он подвел Ичиё к машине, она удивилась:       — Не думаю, что я сейчас в состоянии вести машину…       — Тебе не придется, — не понимая ее удивления, ответил Рюноске. Он открыл дверь заднего сидения. — Ты сможешь прилечь тут.       — Но… кто поведет?       Акутагава испытал легкую досаду от того, что Хигучи до сих пор не понимает. Он коротко усмехнулся.       — Я.       — Разве ты водишь?       — Теперь да.       — Научился за этот год… — пробормотала Ичиё, залезая на заднее сидение. Рюноске хмыкнул.       Всю дорогу до дома они почти не разговаривали, хотя Акутагава и пытался рассказывать Хигучи о ее сестре, которая сейчас жила у сыщиков Детективного Агентства — брата и сестры Танизаки. Но девушка больше молчала или отвечала неразборчиво, и Рюноске все чаще поглядывал в зеркало заднего вида. Что ей такого наговорили эти чертовы верховные шишки?! Она же была нормальной! А сейчас, как будто при смерти. Акутагава недовольно сжал губы и надавил на газ. Когда он припарковал машину и обернулся, чтобы проверить, как там Хигучи, то обнаружил, что девушка… спит. Рюноске едва не рассмеялся от охватившего его облегчения. Подперев щеку ладонью, он принялся рассматривать Хигучи — за этот год она изменилась: волосы стали длиннее, кажется, в уголках глаз появились маленькие морщинки, да и выглядела она несчастной, беззащитной. Как она могла когда-то пытаться тягаться с ним силой? Рюноске улыбнулся: безопаснее всего Ичиё всегда было у него за спиной. И дальше он ее просто не пустит.       Когда Акутагава поднимал Хигучи в квартиру, она брыкалась у него на руках, и Рюноске каждую секунду был уверен, что Ичиё вот-вот проснется. Но она продолжала спать, видимо, слишком измотанная поездкой и слушанием. Знала бы она, как он сам сходил с ума в течение последних дней и как едва не прикончил сторожившего вход в зал заседаний охранника, просто потому что переживал слишком сильно. Акутагава столкнулся с проблемой, когда ему нужно было открыть дверь, но достать ключи он не мог — обе руки были заняты.       — Эй, — он осторожно опустил Хигучи на пол, но до конца девушка, кажется, так и не проснулась…       Войдя в квартиру, Рюноске сразу же направился в спальню, где уложил Ичиё, а потом уже вернулся, чтобы закрыть дверь и проверить, не следит ли кто-нибудь за ними. Но все было спокойно. Вид маленького тела Хигучи в его кровати принес Акутагаве странное, давно забытое чувство правильности. Они дома, под защитой стен и Расёмона, Ичиё останется в Йокогаме, а с Мафией они что-нибудь придумают. Рюноске снял плащ и, осторожно сложив, повесил на спинку стула. Он надел домашний свитер и брюки и лег рядом с Хигучи и затем долго смотрел на ее лицо — оно постепенно расслаблялось во сне, становясь таким же милым, как он запомнил. Не удержавшись, Рюноске провел пальцами по щеке девушки, и она неосознанно подалась ближе к нему.       — Рюноске? — прошептала Ичиё, сонно моргая.       — Тихо, все хорошо. Спи.       Акутагава притянул Хигучи ближе к себе и закрыл глаза.