Восход большого дня

Ракета отошел на пять минут, а Грут уже бумажку притащил какую-то, вся такая изрисованная мелким почерком на другом языке. — И что это? — Я есть Грут. Ракета вздохнул, глядя на асгардийский диалект, который опознал телефон Грута. — И зачем нам туда? Грут пожал плечами. Ракета завел двигатель, и они тут же оказались на какой-то бедной планете. Дом с черным кирпичом они искали долго, так как тут все из черного кирпича, из-за чего автор карты (Енот догадывался, кто ее написал. Спасибо Тору с его депрессией после смерти брата) был послан к сестрице несколько раз, однако карта, заботливо нарисованная по линеечке, имела хороший указатель, который Ракета с Тором даже не заметили сразу. Рынок и цыгане сначала не хотели выдавать им расположение их главаря, а потом сдались. Что не сделаешь для дьявола с пулемотом, правда? Их внимание привлекла коробка около дома начальника рынка. Она шумела и двигалась, что напугало сначала Грута, а потом и Ракету. Но собравшись с силами, они обнаружили в коробке ребенка. Сначала енот не понял, что хочет тень, но затем ребенок открыл глаза, сверкая зелёными изумрудами. Ракете лицо плказалось смутно знакомым, но потом он решил, что это не важно. Он было хотел пойти к хозяину рынка, но Грут начал сопротивлятся. Малыш, буквально 5 месяцев от роду, понравился Груту так, что дерево было готово тащить коробку чуть ли не в себе, цепляясь за каждый повод забрать ребенка, будто пытаясь угодить этой несчастной рогатой тени. Ракета не смог убедить его в том, что ребенка брать не обязательно, поэтому малыш был взят на корабль. Сначала ребенок ворчал, когда его в руки брал Ракета, но Мантис, призванная им помочь со свадьбы Питера и Гаморры, видимо, произвела большое впечатление на малыша, отчего тот орать перестал, но смотрел на Мантис как-то подозрительно, будто побаиваясь, зато у Ракеты сидел смирно, весело поблескивая зелёными глазами. Внезапно Мантис о чем-то догадывается, убаюкивая малыша, который к ней почти привык, даже иногда улыбаясь ей. — Ракета, он ищет что-то. — задумчиво протянула женщина. — И вроде как благодарен тебе и Груту. Но хочет что-то найти. Он думает, что вы знаете путь. Енот повернулся к Мантис. — К совести? Спешу его расстроить — Груту одолжил мою совесть, использовал и не отдал. Мантис отрицательно махнула головой, держа ребенка. Тот издал звук, похожий на ноту из какого-то гимна. Фальшивит, конечно, но лучше, чем песни, которые слушает Дракс. — Скорее семью. Может, брата — слишком отчаянно он реагирует на это слово. Ракету как током прошибло на слове «брат». Лицо ребенка -, Господи, что ж он сразу не додумался! — напоминало ему Локи, фотографии которого есть у Тора в доме. Стоят рядом с матерью Тора, через одну от Одина. Мантис, поблескивая золотым кольцом, уже ушла, отвечая на звонок Дракса. Ребенок спал на руках у Грута.

***

Тор не хотел возвращаться на корабль к Валькирии — мало того, что его печень опасно скрипела, так ещё и его комната оказалась без обогревателя, а единственное помещение, где есть тепло или хотя бы стена, — это комната брата, куда возвращаться хотелось не меньше, чем на Сакаар (Воспоминаниями о Грандмастере Тор обеспечил себе очередной внутренний крик, который он заглушал двойной сменой на работе). Он бы там с бессонницей начал бы бороться, а ему и так достаточно проблем. Неожиданно обещавший приехать Ракета не совсем то лекарство, что ему нужно, но все лучше, чем воинственная Валькирия с криком в стиле «вернись, пожалуйста, или я тебя отправлю прямиком к брату, алкоголик несчастный». Правда, звучал Ракета как-то виновато, почти дойдя по тонкости голоса до Грандмастера (Тор мысленно говорит себе, что ещё пару смен ему не повредят), что пугало Тора. Ещё больше его пугало то, с какой скоростью прибыл Енот вместе с Грутом, который, к слову, вошёл в дом первым под крики Ракеты о том, что с такими вкусами внуков он дождется только через 30 посадок. Впустив довольного Грута в дом, Тор на секунду забыл, что вообще когда-либо был жив. Ракета в буквальном смысле принес ему ребенка. Сине-зеленый сверток шумел на руках у Ракеты, издавая подобие подозрительно знакомой песни. О, святые отцы, ребенка! Поющего асгардийские песни, что ситуацию лучше не делает. Они простояли где-то минуту, глядя друг на друга подозрительными взглядами. Неловкое молчание прервал Грут. — Я есть Грут? Ракета тут же кинул ребенка в руки бога, подходя к дереву. Тор едва схватил малыша — благо, реакция у бога неплохая. Малыш орать перестал, будто успокоился. Руки ребенка потянулись к пальцам Тора. — Нет, у тебя так жуки заведутся. Ты не будешь есть конфеты. Тор посмотрел на сине-зеленый свёрток, слегка приоткрывая лицо ребенка. Сердце забилось, как будто ожило — кажется Тору. Из простыни на него смотрели зелёные глаза брата, даже одна черная кудряшка на голове выбилась, будто доказывая Одинсону, что это именно Локи, а не просто ироничный двойник. Ребенок засмеялся, протягивая руки к богу. Тор неверяще, почти на автомате, протянул руку малышу. Тот схватил его за палец, сверкая зелёным светом в глазах улыбающегося Одинсона. Кожа ребенка слегка отливала синим, что ещё больше отдавала надеждой, что уж на этот раз Локи будет рядом с ним, и Тор сможет его защитить от всяких фиолетовых булок. Ракета где-то на фоне все ещё отчитывал Грута за несбалансированное питание, но это Бог грома слышал плохо, увлеченный игрой с новорожденным и вернувшимся братом. Ребенок тянулся руками с шее Тора, явно надеясь на объятия. Одинсон аккуратно, стараясь не задушить малыша, притянул его к сердцу, которое пошло будто часы, почти по-старому. Локи успокоился и уснул на руках у брата спустя два часа. Ракета молча улыбался, глядя на необычно чистое небо с ярким солнцем. Тор открыл рот. — Кролик, я даже не знаю, как тебя благодарить. Ракета устало улыбнулся, накрывая одеялом Грута. — Знаешь, если перестанешь называть меня «кроликом», можешь не извиняться. Тор крепко обнял сопротивляющегося Ракету. — Хорошо, заяц. — Енот было рот открыл, но бог тут же начал снова говорить. — Ты знаешь, что на этой планете только раз в год светит такое яркое солнце? Это означает большой праздник и мой выходной. И ещё — начало новой жизни для всех, кто не может продолжить эту. — он замолчал, прижимая брата к себе. — Где ты его нашел? Ракета помолчал минуту, думая, сообщать ли Тору, что тень, рогатая причем, постоянно крутившаяся рядом с Одинсоном, карту ему нарисовала за ночь своим мелким почерком на асгардским диалекте. И переводили они это вручную целых пять часов, не отрываясь на обед. Малыш в руках Тора дернулся во сне, отчего внимание Бога тут же всецело перешло на ребенка. Тор развернулся, покачивая свёрток и напевая уже приевшуюся мелодию. — Впрочем, не так уж это и важно. Сейчас я просто хочу его уберечь. — он начал уходить в комнату. — Ты останешься? Ракета недоуменно посмотрел на Тора. — А как же правило семьи? Ты же сказал, что не пустишь ночевать, пока не поймёшь, что готов. Из соседней комнаты голос Тор звучал живо, даже слишком. Так хорошо начинается только ловушка, а учитывая то, что Бог Обмана в ближайшем повороте, вероятность срыва Тора высока. Однако, не прошло и секунды, как Ракета передумал, глядя на умоляющего Грута. — Ты тоже часть семьи, так что хоть живи тут. Ты вернул мне брата, все это время ты был моим другом, даже когда я не мог сам себе помочь. Ну, жить Ракета точно не на левой планете собирался, так что переезд был отложен до лучших времён, а вот ночёвка была принята сразу. Все равно топливо заканчивается — думает Ракета, когда проходит в комнату спящего Грута. Тот сопит, листики шевелятся — не то, что месяц назад, когда его только вернули. Дерево росло как буквальное растение, а не человекоподобное дерево. Ракета лично выхаживал Грута. Из соседней комнаты было слышно грубое пение Тора, который даже уснул с братом на руках куда позже. Ракета не стал будить Тора, когда захотел есть, потому был удивлен, обнаружив в холодильнике детское питание и даже нормальную еду на 3 персоны с учётом тонкости питания Грута. Ночью, что ли, в магазин сбегал? Или заказал доставку на дом? Ракета улыбнулся, когда Грута с утренним приветствием случайно выдал его преположения. Солнце в окошке осветило силуэт богов, спящих на диване. Две тени — одна рогатая, другая спящая, точно принадлежавшая Тору, сплелись в клубок объятий. Ракета улыбнулся — ничего ещё не было сломано Таносом так, что бы это нельзя было вернуть. И слава Одину, что это так.