Глава 11. О том, что к любимым бегают в любую погоду.
29 июля 2019 г. в 19:00
— ….и о вкусах не спорят, — непринуждённо улыбнувшись, закончила я.
— Смотря, какая ситуация, — послышался вежливый голос, — но впрочем я с тобой соглашусь, Арина. И добавлю то, что к этим вкусам относятся трепетно и восхищенно.
Это был Канафинвэ, облачённый в бирюзовый камзол и чёрные штаны. Он бесшумно спустился с лестницы и сейчас, в расслабленной позе, с редкой для него плутоватой улыбкой, наблюдал за нами, наклонив голову немного вбок, будто умилялся над детьми.
— И я думаю, — с хитринкой улыбнулся менестрель в несвойственной себе манере, — храбрые разведчики Первого дома нолдор со мной согласятся, верно, Наутомано?
Я невольно вскинула брови и посмотрела на зардевшегося близкого друга Амбаруссар, который в ответ только кивнул и неловко почесал нос. Лирулин понаблюдал за своим товарищем по службе и, сдерживая улыбку, прыснул в кулак.
— В какую сторону пошел разговор? — аккуратно полюбопытствовала я в тотальном недоумении.
— В такую, когда к любимым бегают в любую погоду и в любое время дня и ночи, — глянул на меня Канафинвэ, своими словами введя в ещё большее непонимание, и промолвил серьезнее и странным тоном. — Арина, ты ведь помнишь, где находится моя комната?
Я молча кивнула, осознавая, что короткой беззаботной беседе конец. Макалаурэ быстро вернулся к своему обычному настроению.
— Подожди меня там, пожалуйста, — попросил нолдо и перевёл взор на разведчиков. — А я ненадолго задержусь.
Я утвердительно мотнула головой и, не оглядываясь, направилась к лестнице и поднялась на второй этаж, прошла по коридору, пропустив по две комнаты вдоль стен, и остановилась в конце напротив единственной двери с узорами, напоминающими ноты. С моих губ сорвался вздох: что теперь-то? Я устало прислонилась к холодной стене. Так, думай только головой, а не сердцем.
«Почему я всегда удивляюсь тому, что со мной постоянно что не разговор, то важные встречи и беседы, иногда и жизненно необходимые? Столько времени уже прошло, пусть я и преувеличиваю эти две недели — но ведь более важно то, с кем ты, а не где, однако, боюсь, в моём случае значимо и то, и другое — столько моментов, хороших, весёлых и не очень, проигралось. Если трезво рассудить, мне дозволяется вольностей с лордами больше, чем некоторым, пусть и приближенным. Всюду можно сослаться на различия условностей, воспитания и принятых норм, причем сделать это могу не только я. С тем допущением, что я повесила на острые уши своих спасателей столько словесной лапши, что невольно удивляешься, как они ещё не прогнулись под такой тяжестью, какой резон вообще задумываться о прошлом, о нормальном для меня, когда мой мир сгорел, а мои нынешние друзья, если я могу их так называть, и теперь мои короли и принцы даже не люди и что ни день дают пищу для размышлений? Лучше быть голодной. И приходится постоянно думать, что я говорю, но ведь не долго ещё осталось…»
— Как все сложно, — прошипела я, зажмурившись.
— Что сложно? — спросил не слышно подошедший Макалаурэ. Я распахнула глаза.
— Всё в этом мире, — незамедлительно нашелся честный ответ.
— Если бы было всё просто, жить было не интересно, — также быстро откликнулся менестрель и моментально перевёл тему. — Я ведь сказал, чтобы ты в комнате подождала, а не снаружи. Хочешь напороться на Атаринкэ или Тьелкормо? — пошутил Маглор и жестом пригласил в свои покои.
Я оттолкнулась от стены и прошествовала в королевские апартаменты, почти как в свои собственные, оглядывая привычную обстановку: по-простому застеленная кровать, заваленный письмами и другими бумагами стол, пара удобных стульев и кресел, арфа и лютня, большое окно и дверь в купальню. Атмосфера в светлой комнате певца мне очень приходилась по сердцу. Мы с Макалаурэ часто уединялись здесь.
— Я с утра напоролась на одного, охотника. Что мне теперь кузнец? — улыбнулась я и без зазрения совести, без приглашения, уселась на огромное полюбившееся кресло, обитое изумрудной тканью.
— А разница, между прочем, есть, — улыбнулся музыкант, но занимать место напротив не спешил.
— Один с луком и стрелами, другой с молотком и наковальней? — усмехнулась я и в оный раз порадовалась легкой манере речи певца, когда разговор не касался важных — опостылевших — вещей.
Макалаурэ хмыкнул.
— У настоящего кузнеца кузнечный молот; а простым молотком в кузне только доводить до ума украшения, а не править оружие, на что, кстати, сейчас и направлено внимание всех кузнецов, в том числе Куруфинвэ.
— Да неужели никто не находит времени и более того любви, для которой создают украшения, чтобы сделать что-то красивое? — я очень надеялась, что разговор получится мимолетным и забавным, как бывало прежде.
Но нет.
— Разумеется, эльдар находят и время, и любовь, и время для любви, и любовь, чтобы творить что-то поизящнее мечей и ножей, — как-то грустно отозвался певец и, наконец, опустился в кресло. — Ни я, ни мои братья никому этого не запрещаем, да и кто я такой, чтобы не допускать любовь?
— Ты Верховный король нолдор, — пожала я плечами.
— Я регент, — ровно произнес он. — Настоящий Верховный король нолдор прибудет совсем скоро, однако и в этом случае не в нашем праве владеть сердцами других.
Мои глаза расширились, а брови подпрыгнули. На последние слова я не обратила никакого внимания.
— Что? — прошептала я. Не думала, что так мало останется ждать.
— Как раз об этом я хотел с тобой поговорить, — начал Маглор и глубоко вздохнул. Внутри что-то затянулось, и я поняла, что не зря.
И рассказал, что было до того, как взошли Солнце и Луна; затронул те времена, когда и Маэдрос носил титул принца, а после принял венец Верховного короля и решился на то, чего делать не стоило ни под каким предлогом. Пусть я не хорошо знала события Эпохи Древ, но последние годы, когда нолдор покинули Аман, выжглись в моей памяти лучше всего. По мере того, как Канафинвэ говорил, я опускалась в кресле всё ниже и ниже и смотрела в пол мрачнее, чем Атаринкэ на меня в первый день. Когда замелькало имя Финдекано, я окончательно вжалась в кресло так, что мои ступни касались пола только пальцами, и смяла край рубашки до той степени, что он стал мокрым от моих вспотевших рук.
Послевкусие от рассказа нолдо оказалось в стократ хуже, чем от прочтения книги, как и от полученных знаний. В воздухе от хорошего настроя мало что осталось.
— То, что мы из разных миров, как раз на руку, — будто сам себе произнес певец.
— Кому на руку? — подозрительно спросила я дрогнувшим голосом. — Макалаурэ, прошу, говори уже всё, как есть. Прямо. Я знаю, ты можешь.
Маглор тяжело вздохнул.
— Ты как-то поведала о недугах, существующих в вашем мире, что люди борются даже с самыми тяжелыми болезнями, в которые с трудом верится, а если и верится, то мне, воину, повидавшему уже многое, страшно их вообразить.
— И что с того? — у меня засосало под ложечкой. — Что ты хочешь?
— Ты говорила, что… — он неловко обвел свое лицо ладонью, — это для людей не является столь отталкивающим.
Я молчала, смотря во все глаза на эльфа, и совсем не понимала, куда певец клонит.
— Эльдар пока не приходилось встречаться с настолько ужасными ранами на теле, — Макалаурэ поджал губы и горько и зло процедил сквозь зубы. — Будь трижды проклят этот гнусный червяк!
Он выдохнул и прикрыл глаза, но быстро совладал с собой и проговорил, просительно глядя мне в лицо:
— Я хочу попросить тебя о помощи, Арина. Помоги моему брату.
— Как, интересно, я это сделаю? — скептично спросила я, покривив душой. — Мне что, рассказать ему страшных болезнях, которые я только знаю? Особенно касающихся красоты, — нарочито подчеркнула я.
— Нет, не нужно, если только, конечно, не будет на то острой нужды. Помоги ему понять, что он жив, — Маглор устало потёр лоб. — После плена… не знаю, как сказать… ему тяжело видеться с кем-то, показываться кому-то на глаза, особенно женщинам, но ведь ему придётся. Вечно сидеть в тени не получится.
— А если я откажусь? — невозмутимо спросила я.
— Никто на тебя давить не будет, — также ответил Канафинвэ.
Мы ненадолго замолчали, и я спросила, мой голос был недовольным:
— Вы это с братьями все вместе обсуждали?
— Нет, — покачал головой регент. — Об этом раздумывал лишь я. Мои братья в неведении. Не беспокойся. Если ты откажешься, этот разговор останется только между нами.
«А ведь это прямая возможность!» — осенило меня.
Я опустила глаза и прикусила губу, чтобы Маглор не увидел мою радость — урок, который я усвоила, общаясь с эльфами. Никогда нельзя показывать им своих глаз, когда думаешь о чём-то постороннем. Они всё замечают.
— Макалаурэ, — сказала я после долгой паузы, также не поднимая глаз, — я не обещаю тебе, что у меня получится и Нельяфинвэ воспрянет духом, но я попытаюсь.
Примечания:
Прошу отклика