Через семь дней

Ей снова снилось их далёкое детство. Они возились в пустой детской, ненадолго покинутые матерью. Играли в очередное сражение не то с Грозовым, не то с Тигриным племенем, Светик уже не помнила, если вообще знала. В «битву» она вступила далеко не сразу, только когда устала сидеть на месте и слушать крики младших братьев. Втроём они разворотили, кажется, все гнёздышки, не так давно заботливо устроенные оруженосцами. Рыжинка будет ругаться, едва переступит порог, а Огонёк и Когтишка — смотреть в пол, изображая стыд за свой поступок, но при этом продумывая следующую шалость. Светик отчитают ещё строже, она ведь старшая, должна быть благоразумной и останавливать младших, если они начинают творить непонятно что. Да только как их остановить, если ни тот, ни другой и слушать ничего не желают, а заставить их — невозможно? Запахи братьев, спрятавшихся среди развороченной груды мха, мешались с запахом молока, который будто бы впитался в стены детской, и уже почти выветрившимся ароматом цветка вишни. Его принёс не так давно отец, прекрасно знавший, что Рыжинке они нравятся, несмотря на все её попытки доказать обратное. Всё-таки пробираться за ними в гнёзда Двуногих (мама как-то сказала, что растут они только там) — дело довольно рисковое даже для таких воинов, как Рябинник. Светик цветок понравился тоже, жаль, что завял тот быстро. А на цветущую вишню своими глазами ей если удастся взглянуть, то очень и очень нескоро… Когтишка набросился на неё со спины и без труда повалил на бок, совершенно бесшумно, как настоящий воитель. И придавил лапой прежде, чем Светик успела нанести ответный удар. Она зашипела, безуспешно пытаясь врываться. Брат победно ухмылялся, даже распушился, став отдалённо похожим на комочек мха. — Ты проиграла! — гордо заявил он, вскинув голову. Светик не ответила, но посмотрела так свирепо, что Когтишка на мгновение сник. В следующее мгновение незаметно подкравшийся Огонёк сбросил его с сестры. — Проиграл здесь только ты, — негромко сказал самый младший брат, махнув хвостом. И оглянулся на поднявшуюся Светик: — Ну что, пощадим поверженного? Та медлила с ответом, неотрывно глядя на младших братьев. В том, что уступавший ростом и силой Когтишке Огонёк всё же победил, не было ничего странного, он всегда выжидал удобный момент для атаки, когда старший брат отвлечётся. Но каждый раз Светик всё равно ожидала иного исхода. — Пощадим, — твёрдо сказала, когда оба брата посмотрели на неё с нескрываемым недовольством. — Но в последний раз! Огонёк развесело улыбнулся, так светло, как умел только он. Светлоспинка проснулась в воинской палате от тычка в бок. Когтегрив возвышался над ней горой и снова смотрел мимо, видимо, в надежде на то, что сестра не увидит ненавистную жалость в его взгляде. И всё же она видела, просто никоим образом не давала знать — сил больше не было. В палатке больше не было никого, кроме них. Светлоспинка снова проспала, но никаких угрызений совести или страха от неминуемого нагоняя не испытывала. — Отец просил передать, что рассветный патруль вот-вот уйдёт, — неловко сообщил Когтегрив. — Сказал, чтобы ты поторопилась и не заставляла остальных ждать. Она неспешно потянулась и села. Младший (единственный) брат был выше на целую голову, и от него снова пахло кровью. Не так сильно, как в прошлые разы, но всё же достаточно ощутимо, чтобы запах учуяли и другие. Когда Светлоспинка равнодушно сообщила об этом, Когтегрив нахохлился и присел. — И что ты будешь делать теперь, когда Огнехвост… — она запнулась. Снова. Слово «мёртв» — простое, короткое, его легко произнести. Но у неё до сих пор не получалось, пусть и прошло семь однообразных дней и восемь ночей. Как будто замалчивание могло помочь, отменить эту глупую смерть. — Я что-нибудь придумаю, — быстро пообещал брат. — А ты иди… отец ждёт. Отец и в самом деле ждал, как и весь патруль. Охотничий, разумеется, глупо было ожидать, что её отправят в пограничный. Всё, что сказал Рябинник, Светлоспинка успешно пропустила мимо ушей, зная, что ни одно из его слов не окажется интересным или нужным. Вот если бы он сказал, что тело нашли, то тогда бы она слушала, да ещё с особым вниманием. А так… зачем? — Хватит, Рябинник, — мягко прервала глашатая Снежинка, которую он сам поставил во главе патруля. — Мне кажется, Светлоспинка уже поняла всё, что ты хотел сказать. Да и нам пора выдвигаться. — Как скажешь, — спокойно сказал Рябинник, никоим образом не высказав недовольства от того, что его прервали на полуслове. Ругаться со Снежинкой было бесполезно — она бы покивала, но всё пропустила мимо ушей. — Удачной охоты. Снежинка поблагодарила его, а за ней нестройным хором и все остальные. Светлоспинка сказала тише и позже всех, да и то лишь потому, что бдительный Скворец несильно толкнул её в бок. Отец кивнул им всем и проводил взглядом до тех пор, пока последний из патруля не покинул лагерь. Однако Светлоспинке казалось, что он смотрит лишь на неё, и взгляд глашатая жёг ей спину не хуже огня.

***

Очень скоро Снежинка приняла решение разделиться, аргументируя это тем, что у двоих шанс спугнуть добычу ниже, да и поймать хоть что-нибудь будет легче. Крысобой её поддержал, как и всегда, и заодно увёл вместе с собой Скворца, Дымопят предпочёл охотиться в одиночестве. Светлоспинка хотела последовать его примеру, но Снежинка увязалась за ней. — Следишь за мной? — напрямую спросила Светлоспинка. — Только за тем, чтобы ты не натворила глупостей и действительно охотилась, — отрезала глава патруля. И всё же её слежка не принесла никаких результатов. Светлоспинка не сумела ничего поймать, будто вся дичь в лесу куда-то одновременно исчезла или же её переловили остальные. Только один раз ей на глаза попалась совсем маленькая и тощая мышка, да и ту она спугнула. Снежинка, не отходившая от неё далеко, смотрела на соплеменницу с недовольством и толикой жалости. Самой ей удалось поймать крысу, далеко не самую крупную, но всё же. — Что ты на меня так смотришь? — огрызнулась Светлоспинка, когда взгляды Снежинки ей окончательно опротивели. — Тебе легче охотиться, ты со снегом сливаешься. Едва последнее слово сорвалось с её языка, как раздражение унялось, но на смену ему пришёл стыд за всё сказанное. Оправдывать такими словами свой провал было недостойно воительницы. Тем более принадлежащей племени Теней. — Прости, — с трудом выдавила она, чувствуя, как от стыда горят уши. Благо, под шерстью этого не было видно. — Я… я не знаю, что на меня нашло. Светлоспинка опустила голову, ожидая чего угодно. Колкости, насмешки, ругани или нотаций. Всё-таки Снежинка была старше, говорить ей что-то подобное было той ещё глупостью. На снег перед ней упала та самая крыса, которую поймала соплеменница, а сама она прижалась к боку Светлоспинки. — Скажешь, что сама поймала, — тихо сказала Снежинка ей на ухо. — А вообще, твоя шерсть тоже далеко не самая тёмная. Светлоспинка оторопело уставилась сначала на дичь у своих лап, а потом перевела взгляд на ту, что её поймала. — Бери, — твёрдо приказала соплеменница. — Но… — Это приказ, Светлоспинка. А приказы не обсуждаются. Она неохотно взяла убитую крысу за хвост, подозревая, что это какая-то глупая шутка. На этом их охота кончилась, и Снежинка решительно направилась обратно к месту, где они разделились. Остальные их уже ждали. Как оказалось, Дымопят смог поймать только тощую полёвку, а Крысобой — небольшого дрозда и теперь с нескрываемым удивлением смотрел на Снежинку. Раньше она почти никогда не возвращалась без добычи, а тут вдруг пришла с пустыми лапами, а Светлоспинка, от которой последние семь дней вообще ничего не ожидали, умудрилась поймать целую крысу. Слишком странно для того, чтобы быть правдой, но Снежинка лишь плечами пожала в ответ на вопрос брата, действительно ли ей не удалось ничего поймать, после чего сразу же принялась отчитывать Скворца за то, что свою добычу он упустил. Тот старательно делал вид, что раскаивается, и всё же не слишком в этом преуспел. На обратном пути Светлоспинка снова шла последней, следом за Крысобоем и Снежинкой. Дымопят врывался далеко вперёд, торопясь в лагерь, чтобы отдохнуть и согреться, а Скворца Крысобой предпочёл держать в поле зрения. Пояснять, почему он так делает, не стал, хотя его сестра несколько раз пыталась выяснить. Светлоспинку никто не трогал, да и сама она не горела желанием ни разговаривать хоть с кем-то из соплеменников, ни слушать их разговоры. Однако невольно прислушалась, когда прозвучало её имя. -… у всех бывают плохие дни, — тихо говорила Снежинка внимательно слушавшему брату. И, помолчав, добавила ещё тише: — Я была бы не лучше, если бы потеряла тебя, понимаешь? Крысобой мельком оглянулся на медленно бредущую позади него Светлоспинку. Та попыталась сделать вид, что не заметила.

***

В лагере их встретил Рябинник, будто и не уходил никуда. Поздравил патрульных с удачной охотой, на несколько секунд задержав взгляд на крысе, которую тащила за хвост Светлоспинка. Потом приказал Скворцу отнести дрозда в детскую. В любой другой момент тот бы попытался отказаться и напомнил о том, что уже давно является воителем, а не оруженосцем, но последнее время спорить с глашатаем было слишком страшно. — Я рад, что ты наконец-то начала приходить в себя, — негромко сказал Рябинник, когда Светлоспинка положила крысу Снежинки в общую кучу, удручаюше маленькую. — Жутко было видеть тебя… такой, — он замялся, но быстро продолжил. — Мы переживали за тебя. Это не было ложью, Светлоспинка много раз ловила на себе сочувствующие взгляды соплеменников и слышала своё имя в разговорах, смолкавших, стоило ей появиться рядом. Им всем сочувствовали после потери Огнехвоста, но только не ему самому. О брате даже не говорили, разве что в тот вечер, когда Чернозвёзд кратко сообщил о его смерти. Это время чётко отпечаталось в памяти Светлоспинки, будто уродливый шрам. «Утонул.» «Тело до сих пор не найдено.» «Несчастный случай.» Ложь. Это не было несчастным случаем, та ошибка природы из Грозового племени, слепой целитель (почему у них в целителях одни отбросы?) убил Огнехвоста. Она говорила это Чернозвёзду, но тот проигнорировал, а когда ему надоело слушать Светлоспинку, грубо велел ей замолчать и успокоиться. Светлоспинка бы успокоилась, вот только почти все поверили предводителю безоговорочно. Только Рябинник и Когтегрив присоединились к ней, но и они сомневались. Как и Рыжинка. — Не стоило переживать за меня, — проговорила Светлоспинка, когда пауза слишком затянулась. — Я в порядке. Отец, конечно же, не поверил. Но он, не умевший утешать, ничего не мог сделать, разве что отправить к целителю. Это было бы бесполезно, ведь Пёрышко и сам убит горем, а трав, способных излечить от этого самого горя, не существовало. Рябинник был бессилен, и это убивало его изнутри. — Я правда в порядке, — улыбнулась Светлоспинка, прижавший к боку отца. — Не волнуйся. — Мне бы очень этого хотелось, — едва слышно прошептал он. «Мне бы тоже.» Некоторое время они сидели молча, прижавшись друг другу. Говорить им было не о чем (или Светлоспинка просто не смогла найти ни одной общей темы), а расходиться не хотелось никому. Рябинник и Рыжинка последние дни старались проводить всё свободное время рядом с оставшимися в живых детьми или хотя бы держать их в поле зрения, благо, ни один из детей не имел ничего против. К тому же близость хоть кого-то спасала от морозов, на которые был так щедр этот сезон. (но, к сожалению, не от холода, порождённого болезненной пустотой внутри.)

***

Долго просидеть в лагере ей не позволили, отправили в вечерний пограничный патруль вместе с Когтегривом, Углехвостом и Выдролапой. Светлоспинка не протестовала — в лагере ей было немного не по себе, с трудом удавалось подавлять желание заглянуть в палатку целителя, как раньше. Находиться там теперь было тяжело, стены будто давили на плечи, а отсутствие Огнехвоста ощущалось особенно сильно. Кроме того, видеть Пёрышко, совсем убитого горем, не хотелось. Углехвост и Выдролапа ушли далеко вперёд, устав подгонять постоянно отстающую Светлоспинку и не желавшего оставлять сестру Когтегрива. Никто против не был, скорее наоборот. — Если ты не поторопишься, мы вернёмся в лагерь только ночью, — фыркнул Когтегрив, в очередной раз обгоняя Светлоспинку. В голосе его, вопреки словам, не было ни капли недовольства, будто ему нравилась идея задержаться до ночи. Светлоспинка тихо хмыкнула в усы и ускорила шаг, пытаясь успеть за братом, уже унёсшимся вперёд. В вечерник сумерках его было сложно разглядеть, а вот её саму, обладавшую светлой кремовой шерстью, не представляло никакой сложности. Ей казалось, что она почти сливается со снегом, как Снежинка во время утреннего охотничьего патруля. В темноте поверить в это было особенно легко. До границы с Грозовым племенем оставалось совсем немного, и Светлоспинка непроизвольно замедлилась снова, не желая и близко подходить к территории, где живёт убийца. — Мы можем уйти, Выдролапа и Углехвост сами всё сделают, если уже не сделали, — прошептал Когтегрив, поравнявшись с ней. — Вовсе не обязательно… Светлоспинке очень хотелось поверить брату, развернуться и уйти, неважно куда — в лагерь или вглубь территории племени. Лишь бы подальше от границы. Но Рябинник и Чернозвёзд будут очень недовольны, когда узнают. Ни проблем, ни усиления контроля (маловероятно, но всё же) ей не хотелось, тем более если учесть, что и Когтегриву тоже влетит. — Закончим и вернёмся, — вздохнула она. — Незамедлительно. Брат молча согласился и больше не отходил ни на шаг. Но до границы они всё же не дошли, пусть и оставалось лишь два-три лисьих хвоста. Светлопинка остановилась, как вкопанная, не веря своим глазам. И приняла боевую стойку, не контролируя себя. Когтегрив положив хвост ей на плечи, будто надеясь, что это её удержит. Воробей замер у самой границы, в каком-то мышином хвосте от не так давно обновлённых меток. Таращился слепыми голубыми глазами, лишёнными всякого выражения, в пустоту, но Светлоспинке на несколько секунд показалось, что смотрит целитель исключительно на неё. Холодная ярость, ничуть не похожая на боевую, затемняла взгляд. Ненависть, самая горячая и сильная, на которую она только была способна, побуждала действовать. Как угодно. Разодрать убийцу в клочья, сломать шею, вспороть живот, как следует подрать и оставить истекать кровью. Выпущенные когти впились в снег. Светлоспинка была готова отомстить, никто бы её не остановил. Но Воробей должен был умереть тем же способом, что и убитый им Огнехвост. Чтобы тонкий лёд хрустел под его лапами, дрожащими от ужаса, а холодная вода обжигала и свободно лилась в распахнутую в безмолвном крике пасть. Светлоспинке хотелось видеть, как он пытается всплыть, но неизбежно тонет из-за её вмешательства. Она грезила этим шесть дней, разыгрывала в воображении каждый миг мести. И только это не давало ей убить Воробья сейчас. — Пойдём отсюда, - глухо сказала она, отворачиваясь. И побежала в лагерь, не видя, но зная, что единственный брат бежит рядом с ней. Свист ветра в ушах заглушал любые звуки. Злоба, душившая изнутри, медленно стихала, не оставляя после себя ничего. Сил, которых придала проснувшаяся ярость, тоже не осталось, они исчезли вместе с ней. Половину пути до лагеря Светлоспинка проделала с трудом, очень медленно, опираясь при этом на плечо брата. В лагере их ждал разъярённый их выходкой Рябинник, которому Выдролапа и Углехвост уже доложили о том, что патрулировали, по сути, вдвоём. И пусть виновата была исключительно Светлоспинка, весь гнев глашатай обрушил на её брата. Когтегрив, никогда не терпевший подобного, спокойно выслушал отца. Светлоспинка прошла мимо них в воинскую палатку, готовая остановиться, если окликнут. Этого не произошло, Рябинник не сказал ей ни слова, только проводил взглядом, в котором смешались недовольство, лёгкое раздражение и что-то вроде сочувствия. Его совсем доконало поведение единственной дочери, и та не могла винить отца за это. Поменяйся они местами, Светлоспинка бы тоже наверняка злилась. Не разбудить никого, пробираясь к своему гнёздышку — не так-то просто. Два или три раза она наступала на чьи-то лапы и хвосты, чудом никого не разбудив. Соплеменники только ворчали сквозь сон и очень скоро засыпали ещё крепче. Светлоспинке заснуть не удавалось ещё долго. Даже когда Когтегрив лёг рядом, делясь теплом. Тоска и чувство вины терзали её с особым рвением, будто бы ночь придала им сил для этого. Убийца брата был так близко, словно само Звёздное племя даровало ей возможность отомстить за Огнехвоста. А она эту возможность так бездарно проигнорировала, слепо надеясь на то, что однажды сможет убить Воробья тем же способом, каким был безжалостно убит её брат. Такая может и не выпасть, тогда Огнехвост, любимый младший брат, останется не отомщённым… Она провалилась в сон, так похожий на реальность. В этом сне слепой недо-целитель стоял перед Светлоспинкой, а рыжий, как пламя, брат маячил за спиной и шептал невесть что. Холодный ветер Сезона Голых Деревьев уносил его слова далеко-далеко, но ей казалось, будто Огнехвост просил мести за себя. Справедливости. Воробей смотрел то на неё, то на убитого им так, будто глаза его не были слепы. Пронзительно, будто видел сквозь шкуру, и с непонятным выражением. И молчал, потому что в словах его не было нужды, всё, что требовалось сказать, надо было прочесть в его глазах. Светлоспинка против воли (на что ей слова убийцы?) пыталась и была в каком-то шаге от разгадки. И именно в этот момент под лапами оглушительно, внушая панический страх, затрещал тонкий лёд.