Комната цвета крови.

      Наташа ненавидит синий. Пожалуй, больше всего на свете ей хотелось бы уничтожить этот дурацкий костюм Капитана Америки. Она не знает почему, но от одного лишь взгляда на этот цвет в любом проявлении в душе, Боже неужели она еще есть?, рождается паника. Не то, чтобы это влияло на Вдову, нет. Она все также боеспособна и вообще не откликается на это чувство. Она умеет подавлять любые эмоции. Но тем не менее, это настораживает.       Черная Вдова знает, что с ее разумом не все в порядке. Знает, что ей промывали мозги. Не потому что она что-то помнит, нет. Даже не чувствует. Но попытки вспомнить детали из своего прошлого в России, детали обучения в Академии Красной Комнаты приводили лишь к рвотным позывам, адской головной боли и даже потере сознания. Сначала она догадывается, что это связано с сывороткой и прочими экспериментами над ней в красной комнате. Но когда она видит, как Зимний Солдат вспоминает, что он не только солдат, то понимает — с ней было тоже самое. Сначала она чувствует что-то вроде надежды, а потом понимает — она не хочет вспоминать. Красная комната — это лишь боль и страдания, из которых сделана сама Наташа. Эти воспоминания не принесут ей ничего полезного. Наташе хотелось быть подальше от Академии во всех смыслах этого слова. Даже если это всего лишь в ее голове.       Наташа не могла найти природу лишь немногих чувств. Чувства к Баки были для нее большой загадкой. И это выбивало ее из колеи. Потому что она не чувствовала привычного раздражения от его попыток узнать о ее прошлом, ей не хотелось отправить его в нокаут, когда он смотрел на нее слишком долго и изучающе. С ним она пару раз сидела ночью на кухне и вела разговоры, неподобающие черной вдове. Но они, оказывается, были необходимы Наталии.       Она перестала использовать русскую версию своего имени, как только появилась возможность. Отчего-то ей не нравилось, когда кто-то называл ее Наталия. Точно также как и синий цвет. Но Баки пробует эту вариацию впервые полушепотом, она не сразу улавливает это, не сразу понимает — ей не противно. Ей не хочется исправлять его. И он пользуется своей маленькой привилегией только ночами, когда они вдвоем сидят на кухне и говорят обо всем на свете, кроме самих себя. После первого их разговора тема прошлого избегалась обоими.       Баки кажется, что они смогут построить что-то заново. Он буквально чувствует, что снова влюбляется в Наталию. Он думает, что они смогут быть счастливы, как когда-то тогда, украдкой, в красной комнате. Он хочет ее поцеловать, но покорно ждет. Исправно заваривает кофе поздно вечером, ставит две кружки на бар и садится. Он никогда не смотрит на дверь в кухню. Он смотрит в окно. Ее присутствие он чувствует спиной, вдыхая еле уловимый аромат ее геля для душа, легкую свежесть ее тела. Она садится рядом, он готов поклясться, что каждый раз все ближе, и первое время они молчат. Она греет руки о горячую кружку и обоим это напоминает некую минуту молчания. Отдают дань их прошлому, что связывало их вместе. Отдают дань тому, что она даже не помнит, а он видит при каждом взгляде на нее, каждый раз закрывая глаза.       Ему не нужно собираться с собой, чтобы просто взять и поцеловать Наталию. Нет, Баки может просто сделать это. Время нужно не ему, ей. По крайней мере, это говорит себе Барнс, раз за разом откладывая решительные действия на следующий день. Им некуда торопиться. Но беда приходит откуда не ждали. Доктор Беннер возвращается в башню Старка, и Наташа легка в общении с ним, также как и со всеми. Легкий флирт, который она допускает с каждым мужчиной в доме, раздражает Баки больше обычного. Потому что он видит, что Беннер принимает это за чистую монету.       Брюс в какой-то момент влюбляется в Наташу, именно в Наташу, а она позволяет ему. Она не разбивает его чувства об асфальт, позволяет его фантазиям заходить так далеко, как ему угодно. Баки ничего не говорит. Ночами Наталия все также приходит к нему на кухню, а днем Наташа перекидывается с ним дежурными фразами. Все как обычно. До той самой ночи, когда она не приходит. Он ждет ее. Она опаздывает уже на полтора часа, у них даже выработалось подобие расписания, и Баки решает уйти. Он не позволит ей думать, если она вообще явится сюда, что он прождал ее до утра.       Баки идет в сторону своей спальни, когда слышит шум. Он доносится с нижнего уровня и Барнс незамедлительно спускается к его источнику. Первое, что бросается в глаза — зеленый великан. Халк. Но то, что заставляет Джеймса стоять столбом и просто смотреть, это то, что в его руках была Наташа. Абсолютно спокойная, напевающая какую-то ненавязчивую мелодию, поглаживающая своими крохотными ручками кисти Халка. И то, как он держит ее в воздухе, чтобы их лица были на одном уровне. Она словно хрусталь в этих невежественных, грубых лапах. Баки не может поверить в это, но когда Халк осматривается по сторонам, а затем возвращает взгляд к Наташе, его лицо полно сожаления.       "Красавица и чудовище". Джеймс всегда ассоциировал эту сказку с отношениями с Наталией. Он всегда считал чудовищем себя. Он и был им. Не во внешности, но в поведении, поступках. Как солдат он сделал много плохого. Наташа тоже хороша, но по крайней мере душа у нее была светлой. Он это видел, знал, чувствовал. И поэтому он видел себя и девушку эдакими героями сказки. И все вокруг всегда были жителями той несчастной деревушки, которые разлучали их раз за разом.       Но сейчас все было совсем по другому. Он видел настоящее чудовище, которое держало в руках все ту же, настоящую красавицу. И он не видел лица Наташи, не мог судить о ее эмоциях, но был уверен, что ее взгляд также нежен, как и с ним когда-то. Потому что он видел, что ее тело обманчиво расслаблено, видел, что когда Халк держит ее одной рукой, а второй, буквально одним пальцем, проводит по ее волосам, она перехватывает этот палец и прижимает к своему лицу. И он не видит, но она оставляет легкий поцелуй на его коже. И этот момент такой волшебный, что Барнс просто стоит в ступоре.       Он приходит в себя, только когда Халк ставит ее на землю и возвращает доктора. Теперь Наташа расслабляется на самом деле, она подходит к Брюсу и принимается успокаивать его, прежде, чем он в ужасе начнет отшатываться от нее. И Баки уверен, что ее лицо озаряет теплая улыбка, заверяющая, что все хорошо. Он видит, что Беннер расслабляется, что для него это нечто большее чем просто помощь от агента, от черной вдовы. Он видит, что доктор наклоняется к ее лицу, чертовски медленно, и она может отойти, отвернуться, но она ничего не делает. Брюс целует ее, и она не отшатывается. Не отталкивает. Баки почти тошнит, ему отчего-то больно. Наташа ведь свободная девушка. Он разворачивается и уходит, также тихо, как и пришел. Никто и не знал о том, что он был зрителем этой сцены. И так на самом деле лучше. Наталии ведь больше нет. Есть только не-его-Наташа.       Наташа не отталкивает Беннера потому что он чертовски уязвим в этот момент. Она ни в коем разе не даст их отношениям двигаться куда-то дальше, потому что для нее это не то же самое, что и для доктора. Когда он ее целует, она думает, что это хотя бы не Стив в его ярко-синем костюме. Она вспышкой видит синюю криокамеру, цвет которой кажется ярче из-за морозного инея. Но не придает этому значения. Зеленый цвет — нейтральный.       Когда следующей ночью она приходит на кухню — Баки там нет.