Спички

Выясняется, что школьные психологи должны присутствовать при сдаче государственных экзаменов, потому что нередко у подростков случаются нервные срывы, где необходима помощь соответствующего профессионала. Юнги хочет зло пробурчать, что это херня полная, что если какой-то человек заистерил за десять минут до одного из важных моментов в его жизни — это проблема не вселенского масштаба и пусть, если честно, этот человек сам решает «как, что и к чему». На самом деле, он так не думает, ему глубоко плевать на тех, кто не выдерживает накатившего стресса, ему просто не хотелось видеть Дженни. Никогда. Юнги почти забыл, какого это, не волноваться, не заглядываться в чужие глаза, не наблюдать за самыми мелкими изменениями, вроде изгиба губ или проступивших веснушек на скулах — Мин и сам не знает, как ему удаётся знать, хотя бы чисто внешне, Дженни вдоль и поперёк. Смахивает на какую-то болезнь, чем на адекватную симпатию или подозрительную наблюдательность. Как сдали экзамены, Юнги? Простой вопрос без подводных камней, наберись мужества и ответь без выкрутасов, притворись, что ничего между вами не было — вроде звучит неплохо, но Мину хватает несколько секунд, чтобы понять одну простую вещь: ему стало всё равно. На экзамены, на результаты этих экзаменов, на родителей, что сидят в ожидании дома; разнообразие волнений и мыслей сужаются до одной не то проблемы, не то обыденности — Дженни. Юнги думает о том, что у Ким не спокойный взгляд, как ему показалось в начале, что если немного задержаться и посмотреть в ответ, можно заметить, как дрожат ресницы, а в глубине зрачков волочется страх. Юнги бы хотел сказать, что всё это от отвратительной холодной погоды — ливень льётся вечностью и одурманивает запахом мокрого асфальта — Мин опускает взгляд на свои кеды, после чего хрипло проговаривает слишком простой ответ, который не вяжется с предыдущим долгим молчанием. — Не знаю, результаты только завтра. — Понятно, — Дженни слегка улыбается и поднимает глаза к пасмурному небу. Цветастый зонт в такой обстановке был похож на маленький огонёк, выделялся и приковывал к себе внимание. — Не смотрите прогноз погоды? Предупреждали ведь о дожде. — Смотрю. — Тогда хотите промокнуть? Или за вами кто-нибудь заедет? — Нет и нет. Дженни была замечательной, когда пыталась превратить их последний разговор в нечто воздушно-лёгкое, почти что бессмысленное. Почему последний? Потому что Юнги не представляет никаких других обстоятельств, при которых они могут вновь встретиться. Мин может сказать, что именно сейчас их дороги расходятся по разным сторонам, но если вдуматься, возможно их дороги никогда и не сходились. Они были по разным берегам одной реки, видели, махали друг другу, разговаривали, а когда Юнги попытался перейти некое «препятствие», течение мгновенно схватило его за ногу и отбросило в сторону. Юнги тогда захлебнулся Дженни водой. Параллели не пересекаются и принцип математики не сломать — вот, что тогда понял Юнги, когда задыхался. — Вы останетесь в школе и дальше? — Да, придётся. Мин свыкается с мыслью, что жизнь в местах, которые он покидает, неизменно продолжается. Что он очередная маленькая точка никчемного существования, которая вертится в орбите вселенной, но от этого его значимость никак не растёт. Дженни же сейчас с благодарностью смотрит на свинцовое небо, на бесконечные иглоподобные капли, врезающиеся в землю, на не утихающий плачь всего города, потому что если всего этого не было, биение её сердца можно было бы расслышать на другой стороне улицы. А так, стой спокойно и отсчитывай секунды до того, как всё кончится. Дженни знала, что всему приходит конец, и думала об этом весьма прохладно-спокойно, потому что между ними с Юнги теперь выстроена определенная стена, подпитываемая её поверхностными вопросами с подчеркнутым «вы». Обращение к малознакомым или незнакомым людям. Это сейчас не коробит Юнги, как коробило тогда, возможно задевает, но всё недовольство искусно прячется под сухим голосом. — Ну что, пойдёмте? Я провожу вас до остановки. — Вы не можете даже сейчас… — обрывок предложения слетает с губ Юнги, отчего Дженни застывает на одной из ступенек крыльца. Всё внутри мгновенно замирает, натянутая струна звонко звенит по всем уголкам души. Она не оборачивается, лишь крепче сжимает ручку зонта. Только не начинай. Юнги пытался, действительно пытался остановить себя от банальных и глупых поступков, но внутри откровенно жгло от раздражения, чувства несправедливости, от того, что они до сих пор притворяются, делают вид, что такие обыденные вопросы имеют значения в их жизни — нет, ни черта не имеют, Юнги говорит одно, а думает о том, что Дженни совсем рядом, наклонись — почувствуешь приятный запах парфюма. Мин понятия не имеет, откуда он: из дорогого французского бутика или же ничем непримечательного рынка, возможно, он не понимает всех тонкостей запахов и от неё несёт больше дешевым спиртом, чем чистым цветочным ароматом, но плевать. Этот запах подходит Дженни, он принадлежит ей и пахнет, по-крайне мере, ненавязчиво. Злится ли он на Дженни? Злится, но не с той степенью, с какой ненавидит себя за слабости. За то, что каждый раз ломается, за то, что каждый раз переходит черту и заговаривает о запретном первым. При таких случаях, иллюзия того, что именно он заморачивается по этому поводу, что именно он устраивает все эти подростковые истерики становятся реальностью. Неприятной, горчащей, потому что со стороны всё выглядит так, как будто Дженни плевать. Как будто она просто-напросто устала и единственное, что она может из себя выдавить — вежливые вопросы без смысловой нагрузки. Юнги правда ненавидит себя. Десятью минутами ранее он вообще не думал о Дженни, он забыл о её существовании и даже тогда, когда она появилась перед ним, он просто думал уйти, не ответить на её вопросы, нагрубить и остаться в её воспоминаниях чем-то остро-неприятным. Но ему нужны всего лишь пять минут молчания, тонны мыслей, взглядов на Ким рядом, чтобы подтаять и набраться сил для чего-то нового. Не было прежней дурной одержимости, лишь ощущение незаконченности, незавершенности. Несправедливости. — Не могу что? — Дженни оборачивается и удивлённо вскидывает брови. Слишком фальшиво. Прямой намёк на то, чтобы просто заткнуться и дойти до остановки, мило попрощаться и забыть друг о друге. Юнги не знает, насколько это профессионально или даже непрофессионально с её стороны, но он рад. Он рад, что она не «в режиме работы», что она сейчас такая, какая есть, что она выражает те эмоции, которые бы выразила Дженни Ким, а не школьный психолог из местной старшей школы. — Например, нормально поговорить. — А что мы сейчас делаем? — Хорошо. Если не хотите говорить — выслушайте. — Разве мы не разобрались со всем в прошлый раз? — Тем не менее, больше меня вы не увидите. Выражение её лица заметно изменилось. — Ты не идёшь на вручение? Наконец-то. — Не-а. Позже заберу аттестат. — Почему? — Не вижу смысла. Так что? — Поговорим по дороге, идём, — Ким качнула зонтом в пригласительном жесте, после чего кивнула в сторону дороги. Юнги плотно сжал челюсти. Что-то ему подсказывало, что так не стоит; не стоит вновь поддаваться и попадаться на одни и те же ловушки; если он не выскажется сейчас, то позже он просто не найдёт слов, чтобы донести до Дженни свою единственную и последнюю мысль по поводу их взаимоотношений. Дженни пыталась управлять ситуацией как прежде, но Юнги попросту не позволит. Если он сделает шаг и спустится вниз к ней — он замолчит. Он не хотел быть вместе с ней под одним зонтом, смаковать тишину и вновь теряться в своих размышлениях — нет. Не позволит. Проходили множество раз, Юнги тупо не выдерживает и не заканчивает то, что не должно было начинаться. — Нет, стойте на месте и слушайте, — рявкает Мин и крепко сжимает кулаки. Дыхание перестаёт быть тихим и беззвучным. Непонимание напротив он игнорирует. — Слушай, Дженни. Мин глубоко вдыхает в себя холодный кислород и понимает, что у него миллион вариантов идеально закончить эту встречу. Забить на свои догадки и просто отпустить человека напротив, который и понятия не имеет, сколько резонанса внёс в другую жизнь. Если не сильно нырять в его грязный океан, то Дженни — это просто Дженни. Молодая девушка со своими амбициями, привычками, мыслями, семьёй, друзьями, заморочками. Относительно счастливая принцесса, которая наткнулась не на своего принца. Да и на принца Юнги не смахивает, скорее на страшного надоедливого дракона, который хочет взять и притвориться обычным человеком с обычной влюбленностью. Вся проблема их отношений в голове Юнги; кисло-ядовитые мысли спрятаны под черепной коробкой и стоит им хоть раз выйти наружу, что-то обязательно рушится. Если не окружающий мир, то его тело. С одной стороны, Мин знает, как идеально завершить то, что не должно было начинаться, нужно всего лишь мягко улыбнуться и со всей искренностью произнести:  Спасибо, что говорили и не забили. Я должен был сказать это в тот день. Не оскорблять, не задевать вас, не признаваться в чувствах, а просто поблагодарить. Всё могло быть куда лучше, верно? Но это не значит, что я жалею. То, что случилось неисправимо, поэтому я договорю недосказанное. Спасибо, слышите? Вы замечательный психолог. Тогда тяжелый груз слетит с хрупких плеч и Дженни Ким позволит себе улыбнуться, поблагодарить. Они дойдут до остановки и пожелают друг другу самого наилучшего, от хорошей и веселой студенческой жизни до обыденного спокойствия в школе. Сядут по разным автобусам и, собственно, всё. Он останется для неё каким-то жизненным опытом, проблемой, которая легко решилась и оставила после себя невесомый след. Небо заиграет новыми красками, где-то блеснёт капелька тоски, но мир Юнги неизменен: такой же дождливый, мрачный, шумный — убитый. Он будет чувствовать неправильность каждого выдавленного слова, не избавится от той же тяжести и желания разорвать грудную клетку на части, потому что всё плохое, что было и есть между ними, он вобрал в себя. Скрыл под благородной, светлой мыслью, но оболочка быстро разошлась по швам от массы гложущего склизкого монстра. Блять. Юнги уже не по вкусу изводить себя до черных кругов под глазами и очередной выкуренной сигареты. Мальборо съедает его легкие раз за разом, но оставляет непривлекательную пустоту и голод. Голод по обычным чувствам без излишних переживаний. Голод по рутине и обманчивой стабильности. Голод по иллюзии, где спички не горят, где спички остаются сухими и нетронутыми. Голод по времени, где не было Дженни. Ну же, отпускай. Ким стоит напротив и цветастый зонт забавно смотрится в контрасте с её строго-официальной одеждой. Она смотрит с ожиданием и Юнги должен оправдать её неподдельный интерес — на языке вертятся тысячи слов от «прости», «спасибо», до «ненавижу», «сдохни», «прощай». Всё не то, потому что корень зла — Юнги и его заколебавшие чувства — сами по себе противоречивы, неоднозначны, иррегулярны. Спасибо, что были со мной. Всё из-за тебя, Дженни. Извини за все беспокойства. Не притворяйся, задолбала. Не притворяйся, как будто только я сошел с ума. Между ними пять-шесть ступенек, мягкая улыбка, фальшивость и ненависть Юнги, которая сжирает изнутри и хочет причинить вред всему миру. Стать такой же причиной боли, бессонницы, исцарапанной кожи. Юнги не обеспечит ей лучший конец этой дурацкой сказки, он не отпустит, не обманется и не будет жить ради её облегченного вздоха. Он щедро поделится тем, что изводит его до сумасбродного состояния, выкуренного от и до Мальборо, тошноты с горькими плевками в раковину, эгоизма. Юнги спускается вниз, ступенька за ступенькой, внутри разливается необычное спокойствие. Спички не должны были гореть, но они загорели. Спички сгорели и после них по рукам мажется черная зола. Ким стоит прямо и не отходит, когда между ними нелепые полметра. Юнги высвобождает руки из карманов и задерживает дыхание. Чтобы прочувствовать максимально боль, нехватку кислорода, чтобы забрать чужой воздух и стабильность. Слышишь, Дженни? Не отмывается, ничего не отмывается. Юнги улыбается, легко, непринужденно, так, что никакой опасности не чувствуется. Так, что Дженни ничего не понимает и удивлённо хлопает глазами, когда Мин выбивает из её рук дурацкий зонт. Зонт стукается о мокрый асфальт, пока парень крепко хватает Дженни за плечи и впивается смазанным поцелуем в губы. Внутри что-то содрогается, но Юнги не останавливается даже тогда, когда Ким мгновенно пытается вырваться из сильных рук. Он чувствует её мокрые, холодные губы, чувствует, как по их телам не разливается привычное тепло и трепет бабочек, наоборот, внутри них, внутри Юнги плещутся жестокость, зло, отчаяние. Гарь растирается по коже, Мин забирает, как и обещал, чужой воздух, дарит в ответ никотиновую затхлость и тихое «Наслаждайся». Конечно, Дженни отбивается и он отпускает. Помада размазывается по губам и Юнги протирает ладонью рот — бледно-красный отпечатывается на коже. Звонкая пощечина вырывается быстрее усмешки и пробивает дождевой шум. Дженни тяжело дышит и смотрит на Юнги с таким презрением и страхом, на которое только способна. Пощечина горит, но Юнги не больно и не жалко. Ким близка к нервному срыву, Мин же дышит размеренно, взгляд — спокойный, почти что мёртвый. Наверное, не стоит говорить «извини», потому что с каждым разом оно стремительно обесценивается. Дженни кричит и что-то говорит ему, но он не слышит. — Всего хорошего, — даже их поцелуй — сплошная неправильная химия. — Дженни. Юнги срывается с места и игнорирует последующие, обращенные к нему, слова. Возможно, оскорбления. Ливень продолжает лить, как из ведра, а он бежит по лужам и смеётся. Позади бибикают изредка проезжающие машины, но ему кажется, что с каждым шагом мир позади стирается, белеет, исчезает — орбита миновской вселенной сбивается. Юнги задыхается, одежда тяжелеет и всего его магнитит к грязной земле, но он попросту не может остановиться. Ноги несутся вперёд, в голове пусто и задыхается он правильно. Задыхается так, что в лёгкие впервые проникает воздух, свежий, холодный — сдувает пыль и освежает кровь. Домой он возвращается полностью мокрым и опустошенным, встречают встревоженные родители с остывшим ужином. — Что случилось? Я же говорила, что за ним нужно заехать! — Он сам отказался! Горячая ванна расслабляет, размягчает кожу. В ямках выступающих ключиц собирается вода, Юнги клонит ко сну из-за приятного запаха масла. Внутри безмятежно и он ничего не помнит. Как добрался до дома, как отмахнулся от родителей, как оказался здесь, а теперь, в чистой одежде, на кровати. Тук-тук-тук. Сердце бьётся, размеренно, под рёбрами, не где-то в глотке. Завтра результаты экзаменов, но он не волнуется. Не волнуется, потому что впервые понимает и знает: жизнь продолжается не только в теории. Завтра — новый день. Завтра — новый Мин Юнги, не готовый ко взрослой жизни, но готовый познать её по частям. Завтра — неизвестность и эмоции под значком «инкогнито». Только прогноз погоды не подводит, он гласит, что в ближайшие дни не ожидается никаких осадков. И Мин Юнги, чтобы жить, достаточно, достаточно этого «безоблачного завтра».