***
Все внутри него могло бесконечно клокотать в поисках ответа на простое: «Почему?». Хотя ответ Чандни много раз произнесла глядя ему в глаза: «Мой Дев никогда не даст мне проиграть. Это мой вызов тебе Дев». Ответ мог бы все объяснить если бы не одна простая деталь, он не хотел быть Девом… Ему было проще сейчас изо всех сил цепляться за имя Адвай. Адвай Синг Райзада мог быть взрослым, хитрым и холоднокровным мужчиной. А Дев… Навсегда останется мальчиком с разбитым сердцем. Подростком потерявшим семью, видевшим много боли, смерть, прошедшим сквозь беды, мили, границы, и не смотря на это до сих пор желающим уберечь свою Луну. «Прошу тебя просто сдайся! Упади на колени! Реви, кричи! Или просто опусти вниз наполненные слезами глаза! Просто признай чертово поражение. А еще лучше уйди! Прошу. Просто. Сдайся. Покинь этот город, страну. Но… Не смей, слышишь, не смей! Не смей снова начинать эту войну! Я не хочу видеть как ты в ней проиграешь! Я не хочу тебя побеждать! Не заставляй. Меня. Это. Делать!» — Дев просто выл и бился головой о не пробиваемую стену имя, которой было Адвай. Все мольбы были напрасны. Они проходили мимо той маленькой знакомой девчонки. Она давно вырасла. Ей больше не нужно было швырять камнем в то, что ее пугает! Казалась теперь она была бесстрашной, непобедимой, свободной. Настолько свободной, что и ему хотелось бы ощутить себя таким же, но он был связан непониманием: «Как за такой честностью в поступках может скрываться самая большая и всеразрушающая ложь?! Как можно казаться такой красивой, невинной и правильной, но быть при этом настолько… Черт возьми, только дай мне хоть один повод, и я сожгу тебя в огне мести, как ты сожгла всю мою жизнь».***
— Прости, — отвечая на ее слова Адвай, не мог не столкнуться с усмешкой. Чандни потешалась над ним, будто мало было того, что здесь собралась вся семья; будто мало было того, что Адди отвлек его от «общения» с девушкой; будто было недостаточно того, что она находится в этом доме; будто было мало того, что теперь она знала, кто он есть на самом деле. — Ничего подобного. «Уверенней, как можно уверенней!» — требовал разум Адвая, в то время как сам он ловил на себе непонимающие взгляды. — Я могу красиво рисовать, — желая встретить ее взгляд и доказать все продолжал мужчина. Однако кругляшки огурцов на закрытых глазах, подсыхающая глина на лице и эта чуть ухмыляющийся улыбка — все, чем он мог довольствоваться. Адвая удивляла не только наглость Чандни, но и само присутствие, то как она вошла в этот дом не только противоречило его целям, но и полностью убивало понимание законов вселенной. — Чику, — обращение бабушки, выдернули Адвая из очередной попытки прожечь девчонку взглядом. — С кем ты говоришь?! — С вашей любимицей. Она говорит, что я не умею рисовать. — Но я ничего не слышала! — утверждает Нани, чем вызывает у Адвая недоумение: «Как она может не слышать?» — но ответ сам собой слетел с языка Адвая., а вместе с ним пришло воспоминание из детства: — Это она на нашем секретном языке детства ска… — Ты до сих пор его помнишь?! Адвай искренне хотел бы забыть, и забыл бы, но Дев…***
«Чандни, Чандни» — собственный полушепот даже в памяти казался слишком громким, но еще громче звучало, ее: «Дев, ты чего там прячешься?!» В их паре он был «взрослым» массовиком затейником. Дети его возраста не любили дружить с младшими, но он очень ценил свою дружбу с Чандни и очень любил своего младшего братика. Там в далеком и счастливом прошлом, которое так сильно теперь старалась напомнить Чандни, она, Мику, мама и папа, были для Дева целым миром. Миром, в котором можно было создавать секретные места, дарить камни смелости со своим именем, говорить на известном только им двоим языке и держать ее за руку, веря в их дружбу. — Мы придумаем секретный язык! — Какай такой язык?! — Тише, секретный! — И для чего нам, какой-то язык?! — Чтобы мы могли разговаривать, а нас никто не понимал?! — У меня нет таин и секретов, значит и язык секретный мне не нужен. Вот и пойди докажи этой маленькой девчонке, что собственный секретный язык и тайное место, и камень смелости — вовсе не глупости, а стремление ее зачищать. «Секретно?!», «Очень секретно, и никто не поймет!», — в детстве так легко взлетать выше самых облаков, особенно если тот, с кем ты летишь всецело считает тебя своим мир… Или ты только веришь, что считает?! Все это не важно! В том далеком детстве он мог спасти ее от темноты, придать смелости перед высотой, защитить перед любой толпой обидчиков… А этом больном до безумия "сейчас" можно было только в сотый раз себя уговаривать не поддаваться ее слабости перед толпой; не жалеть ее слез; до дна пить ее боль отравляясь ей все больше, и далеко не в третий раз задаваться дурацким вопросом: «Как назвать эту любовь?!»***
Можно бесконечно долго смотреть на то как, повзрослевшая, уже не его, Чандни создает произведение искусства из ничего, пытаясь снова и снова донести одну единственную мысль. Можно было слушать девушку, но не слышать, ведь ее живой голос заглушало: «У меня нет ни сил ни желания продолжать эту войну! Просто остановись слышишь?! Будто мало было того, что ты швырнула в меня камнем, что я тебе когда-то дал, будто мало было, разбитой люстры в зале! Будто мало было тебе… Чего? Чего ты хочешь от меня?! Да, я тот, кого ты знаешь с самого детства. Я тот, кто готов был тебя защищать ценой своей жизни. Я тот, кто в какой-то спас и разрушил твою жизнь. Я прошел через ад, чтоб сжечь тебя в огне своей мести, но ты… Почему?! Почему ты не можешь просто сдаться?!» Дев мог бы понять это так же легко, как понял слова на секретном языке, но Адвай навсегда бы хотел стереть все из памяти.