Тот, кого всегда ждут

      Тепло. Очень тепло. Солнце стоит в самом зените и проливает свой теплый свет на дивный сад: дорожка из золотого кирпича, неестественно бурно цветущие кустарники и деревья, с которых иногда осыпаются лепестки красновато-розовых цветов и несколько коротких секунд парят в воздухе, плавно опускаясь на землю, устланную густой зеленой травой. Небо, не считая нескольких легких, пушистых белоснежных облачков, было необычайно чистым и глубоким. На перекрестке двух кирпичных дорог установлен простенький фонтан, однако его простота совершенно не портит эту волшебную картину. Вода, льющаяся из него, мелодично журчит в такт тихому шелесту листьев, будто пытаясь влиться в эту волшебную музыку. Легкие дуновения ветра чуть ерошат рыжие растрепанные волосы парня, медленно и крайне осторожно шагающего по золотой плитке, точно боялся лишним и небрежным движением разрушить идиллию, созданную этим прекрасным местом. Он был здесь впервые, совсем не помнил, как очутился тут, однако каким-то шестым чувством он понимал, что совершенно не о чем волноваться. Будто так и должно быть, будто так всегда было. Он чувствует легкий, приятный петрикор, хотя в райском саду ни одна деталь не служила индикатором недавно прошедшего дождя.       В голове на ничтожную долю секунды промелькнуло какое-то старое, давно забытое воспоминание. Кажется, люди называют это сказочное место раем. Место, куда попадают те, кто не совершил ни одного греха, кто готов раскаяться перед их так называемым Богом, в которого парень никогда не верил. Неправильно. Совсем неправильно. Он никогда не верил в их Бога, он совершил слишком много ошибок, чтобы даже упоминать об этом месте. Он слишком неправильный, слишком испорченный. Его душа пуста, а сердце чернее самой безлунной ночи. Настолько черное, испачканное в чужой крови, настолько смертельно ядовитое для других… да и для него самого. Чернота поглотила его полностью, без остатка. Он уже и забыл, как быть самым обычным человеком. Да и не нужно вспоминать. Ведь дорога в обычную жизнь ему заказана. Теперь он бариец. Теперь он монстр. А монстров не прощают. Им не дают второй шанс, к ним не проявляют жалости. Их презирают, ненавидят и уничтожают. Как и произошло только что. Быть поглощенным своим же создателем — не велика честь, верно? Будто он надоел и от него избавились, как старую ненужную игрушку, его просто выбросили из реального мира. Но неужели кто-то сжалился над ним, отправил в это место даже после такого долгого пути, который он прокладывал убийствами, где проливал кровь невинных? Лица невольно коснулась улыбка. Смешно. Чтобы кто-то пожалел такого, как он? Серьезно?.. Даже от одной мысли об этом хотелось расхохотаться в голос. И как только он мог подумать об этом? Глупец тот, кто бы так поступил. Самый настоящий болван без головы на плечах. Абсолютно каждый пожелал бы ему самой мучительной смерти. Нет такого человека, который сможет понять и принять его. Кроме…       — Вектор.       Он замирает. Этот голос. Этот ласковый, звонкий и такой родной голос, который он никогда не забывал, так давно не слышал и уже не надеялся, что услышит снова. Ему удаётся нервно сглотнуть. Вектор боится повернуться, чтобы увидеть её — обладательницу этого волшебного голоса. Боится, что это всё окажется лишь иллюзией, выдумкой, сном, что, стоит ему сделать хоть малейшее, неаккуратное и неосторожное движение — и она исчезнет. А ведь он так сильно хочет её увидеть.       — Не бойся, посмотри на меня, Вектор.       Осторожно, слишком осторожно он поворачивается. Она и правда стояла перед ним.       — Мама…       Такая прекрасная, как и всегда. Казалось бы, ни с чем несравнима с той женщиной, что была при жизни. Или же Вектор уже успел забыть столь родной образ? Эти тёмно-лиловые глаза, в которых плещется столько любви и теплоты, что парень сначала теряется в переполняющих его чувствах, та кроткая улыбка, всегда дарившая какое-то странное спокойствие, столь же любима, как и переполненный нежностью взгляд. Вектор даже и не заметил, как в уголках глаз выступили слёзы. Мгновенно сорвавшись с места, он кинулся в объятия матери, наконец-то ощутив столь родное, давно забытое тепло и вдохнув такой любимый запах.       — Я скучала, Вектор, — она крепко обнимает своего сына, не скрывая нежной улыбки. И улыбка эта исполнена гордости и любви. Только вот сам парень всё никак не может понять, что он чувствует точно. Радость от долгожданной встречи, смятение от того, что она так беспрекословно принимает его, вину перед ней? Ведь мама так хотела, чтобы он стал хорошим королём. Но Вектор совсем не оправдал её надежд. Он стал монстром, который не достоин того, чтобы его принимали. Знает ли она обо всех его поступках? И если да, то почему ведет себя так спокойно? А если нет, то стоит ли ей рассказывать? Может быть, она совсем отвернётся от него или, что гораздо хуже, совсем не захочет знать? Но сейчас… Сейчас он так рад видеть её целой и невредимой, понимать, что это не сон и никак не иллюзия, что все эти загадки и недосказанности уходят на второй план. Сейчас он лишь обнимает её, не в силах скрыть своих слёз.       — Я тоже скучал… Мама… — возможно, где-то глубоко в душе, где-то в самом укромном уголке разума он всегда мечтал об этом моменте. Даже находясь под контролем Дона Саузенда, даже понимая, что ему никогда не простят того, что он натворил, он всегда хотел, чтобы мама была рядом.       Он осторожно поднимает на неё глаза и, не видя ничего, кроме той огромной радости, чувствуя, как её рука мягко касается его щеки, только сильнее стискивает зубы, пытаясь не зарыдать в голос. Он действительно скучал. Сколько времени прошло с того момента, когда он потерял её? Тысяча лет? Две тысячи? А, возможно, даже намного больше? Он ведь и никогда не пытался подсчитать. Но Вектор точно знает, что было очень, очень давно. Однако сейчас они оба стоят здесь, они оба чувствуют друг друга, и они оба так рады, что спустя такое долгое время их встреча состоялась.       Вектор утирает слёзы рукавом, проходя вслед за женщиной в старую круглую беседку. Расположенная практически в конце сада, она была почти незаметна, но в ней царила какая-то приятная прохлада, дарившая некое спокойствие. Парень уселся на сиденье рядом с матерью, облокотившись об спинку скамьи. Женщина мягко провела рукой по волосам сына, мило улыбнувшись, от чего его щёки покрылись лёгким румянцем. Но вопрос, изначально крутившийся у него в голове, тут же вернул его в реальность, заставив встрепенуться.       — Почему я здесь? — она должна знать. Должна знать, почему он оказался именно здесь, именно там, где не заслуживает находиться.       На секунду в ее глазах промелькнула искорка печали, но женщина быстро отогнала непрошеное чувство.       — Я хотела увидеть тебя, милый.       Парень отвел взгляд.       ― Меня же не должно здесь быть. Ни на секунду… Я не заслужил.       — О, дорогой, ты заслужил этого гораздо больше, чем думаешь, — она улыбнулась, ласково приподняв голову парня пальцами за подбородок, тем самым заставляя посмотреть на себя. Нежность, что была в ее глазах, заставила появиться румянец на щеках парня.       — И даже после всего того, что я сделал… Ты шутишь? — нельзя. Нельзя верить. Нельзя верить в то, что он заслужил хоть что-то, пусть даже так и думает самый дорогой ему человек. Хотя, кого он обманывает? Он просто не может поверить. Слишком бессердечны его действия, слишком сильно его руки испачканы в чужой крови. Он просто недостоин прощения. Ни от собратьев, которых он так жестоко предал, не задумываясь, ни от Юмы, чью дружбу он он бессердечно растоптал, ни уж тем более от матери, чьи надежды он так и не с мог оправдать, и, скорее всего, только расстроил ее. — Я знаю, что разочаровал тебя…       — Глупенький, — женщина провела рукой по его ярко-рыжим волосам, — Что бы ты не сделал, я все равно буду любить тебя, мой маленький принц, — она ласково взъерошила его и так растрепанные волосы.       Вектор опустил взгляд, пряча выступающие на глазах слёзы. А ведь он уже давно позабыл об этой нежности и такой безграничной материнской любви, которая несравнима ни с чем другим. Вечная, ласковая, та, которая никогда не предаст и никогда не оставит. Парень быстро вытер рукавом кожаной куртки слёзы, после чего осмелился поднять взгляд на маму, но женщина не дала ему возможность посмотреть ей в глаза и лишь крепко обняла сына. Значит, знала, видела, как тяжело ему на нее смотреть. Рыжеволосый обнимает ее в ответ, блаженно прикрыв глаза и наслаждаясь тем теплом, которое она всегда дарила ему, от которого становилось так легко и спокойно, будто не было того чёртового безумия, сопровождавшего Вектора всю её жизнь, будто бы он и не был никогда таким… монстром.       — Тебе пора, — она мягко улыбается, наконец-то, в последний раз заглядывая в его глаза, почти такого же цвета, как и ее, однако чуть темнее и намного, намного глубже. — Иди, Вектор. Тебя уже ждут.       — Мама… — он протягивает руку, однако хватает лишь прохладный воздух. Силуэт женщины слишком быстро исчезает, как и все вокруг, однако это теплое чувство остается внутри, окутывает с головы до ног и просто дает понять, что мама всегда будет рядом с ним, всегда будет оберегать и защищать. Спустя еще несколько мгновений Вектора полностью окружает непроглядная тьма.       Парень резко распахивает глаза, поначалу не понимая, где находится. Однако недавние события молнией ударили в голову, заставляя вздрогнуть. Точно… Он совсем не думал о том, как к нему будут относиться собраться после всего этого. Хотя, что тут думать? Все шестеро, скорее всего, еще очень и очень долго будут презрительно на него коситься и вряд ли когда-нибудь смогут доверять. Ничтожество, лицемер, грёбаный психопат. Кто в здравом уме довериться такому существу? Вот именно, что никто. Однако, что еще ему остается?       «Тебя уже ждут.» — слова матери эхом прозвучали в его голове. Ждут. Кто его вообще может ждать? Есть в мире хоть один, кого он не предал, кому не причинил вреда? Разумеется нет. Его будут ненавидеть все и всегда, и ему никогда не избавиться от этого липкого и противного чувства собственной беспомощности.       Вектор молча идет по каменной плитке тротуара, подходя к главной статуе Хартленда. Сейчас он как никогда не хочет возвращаться в свой родной мир. Знает ведь, что его там ждет.       На секунду Вектору вновь захотелось почувствовать себя тем простодушным мальчишкой, которого он так хорошо играл, чтобы разрушить связь Цукумо Юмы и Астрала. Те дни были единственные, когда он мог жить обычной жизнью, жизнью совершенно обычного Шингецу Рея. Но даже тогда он не расслаблялся ни на секунду, даже тогда у него все было продумано до мелочей, чтобы потом торжествовать над тем, как рушиться дружба двух лучших друзей, оскверненная ложью и предательством.       Вектор резко замирает, отвлекаясь от своих мыслей. Ну вот, а он так хотел побыть в одиночестве. Парень оборачивается, окидывая взором шестерых собратьев, которые, в свою очередь, не скрывали своей настороженности. Вот же ж… Рыжеволосый отводит взгляд, не в силах снова посмотреть им в глаза.       Он чувствует приближающиеся шаги Наша, который, словно издеваясь, нарочно идет слишком медленно. Или же для самого барийца эти несколько мгновений сравнимы с вечностью. Вот он останавливается в каком-то жалком метре от Вектора. Неловкое молчание затягивается, а в голове, как назло, ни одной здравой мысли. Однако рыжеволосый резко поднимает голову, готовый встретить ненависть и осуждение в таких глубоких голубых глазах… Но замирает, видя лишь понимание и… прощение? Не в силах оторваться от его глаз, Вектор и не замечает, как Наш протягивает ему руку, а затем улыбается легкой, но такой нежной улыбкой. Парень колеблется, борясь с желанием бросить все и убежать так далеко, чтобы больше никого не видеть, однако лишь покорно протягивает дрожащую руку в ответ, словно боясь, словно опасаясь чего-то. Опасаясь того, что это все может стать лишь обычным сном? Скорее всего. Боясь того, что это может быть очередной галлюцинацией сумасшедшего? Верно. Однако он не может сдержать облегченного выдоха, когда Наш берет его руку в свою и Вектор ощущает такое знакомое и родное тепло.       — Мы ждали тебя, Вектор. Пойдём.       Он лишь кивает. Едва заметно, не в силах скрыть дрожь во всем теле, но Наш-то знает, что они всегда будут вместе. Все семеро, везде и всегда. И, пожалуй, даже очередная угроза их миру не способна разрушить эти крепкие узы.