***
С того разговора, который вернул Лисицына к жизни, да и не только его - Юле тоже как-то легче стало после того разговора с Валей, прошла уже неделя. Сна, конечно же, у Константина Львовича почти ни в одном глазу не было - не до этого было. В первые ночи он думал и анализировал все то, что произошло. И, запомнив из уроков обществознания, что в конфликте всегда виноваты оба, понял, что, по-сути, и сам был не прав. Он ведь действительно не возражал до поры до времени. Вот только Юле не надо было ждать - она, как и любая женщина, услышала то, что услышала, а другое ее не волновало. А если бы он сразу заступился за нее или вообще на корню зарубил этот злосчастный диалог с матерью? А еще он прекрасно помнил своих коллег - того же Котова или Шустова, например, которых со спины тоже не зля было отличить, злились они или были абсолютно спокойны. А он, дослужившись до майора, отточил этот навык практически до состояния Рогозиной, лишь по глазам можно было понять, какой он. Вот только глаз она не видела. В последние ночи он судорожно обдумывал, как бы извертеться, чтобы спокойно поговорить с майором Соколовой, а заодно еще и показать серьезность своих намерений, а затем изнывал от ожидания и тревоги. Да, определенно не до сна было.***
Прибежав на службу за 5 минут до начала рабочего дня, майор Лисицын довольно ухмыльнулся: как он и предполагал, в преддверии дня России, когда они наконец-то уйдут на долгие выходные, ФЭС расследовала сразу 5 дел. Естественно, все оперативники были в строю. Вот и подпись майора Соколовой в журнале учета красовалась прямо над его. Видимо, тоже из-за пробок чуть не опоздала. Ну, или проспала. Хотя последний вариант мог бы сразу был отметен, потому что Юлия не спала спокойно уже давно, о чем свидетельствовали ее почти черные синяки под глазами и уставший вид. Но ведь Константин Львович не мог этого знать - напарницу, хоть и бывшую, он видел последний раз неделю назад, если не больше. Значит, сегодня просто идеальный день для исполнения всего того, что выдумала умная головушка майора. А выдумала она ох как много и ох как сложно. Но зато сработать должно было 99%. Стопроцентной вероятности не давал никто, потому что Юля - девушка достаточно своевольная, поэтому в ее случае что-то могло пойти не так. Но Костя надеялся, что этот 1% останется только в расчетах. Работать в паре с Шустовым Юле нравилось. Не так сильно как с Лисицыным конечно, но капитан делал работу так же хорошо, а главное не задавал глупых вопросов, почему ему резко поменяли напарницу с Власовой на Соколову - понимал, потому что сам когда-то был такой. Это, правда, было ох как давно - по молодости, а майоры уже давно не дети, пора бы уже определиться, но со своими советами, зная характер Юлии, лезть не спешил. Дело, которое они сегодня закрыли, было одним из самых простых за все время существования ФЭС. Хотя было ли оно таким уж простым за все время, Соколова утверждать не могла: половину из жизни службы она пропустила, а что там было в ее отсутствие, девушка знать не хотела. Может потому что не хотела понимать, что это все было без нее, а может потому что боялась мимоходом узнать о всех романах майора Лисицына. Его, кстати, она сегодня видела всего пару раз, но специально избегала его, потому что пообещала себе вычеркнуть его из своей жизни. А он и не горел особым желанием. Что ж, так даже проще. Дело закрыто, отчеты написаны и отнесены на подпись Галине Николаевне, а оперативники заспешили домой. Юля домой не собиралась, даже несмотря на то, что глава ФЭС отпустила аж на 2 часа раньше положенного. Любая нормальная девушка убежала бы на встречу с подружками, или по магазинами, или на свидание с любимым человеком... но не она. Домой не хотелось - там пусто и холодно, а подружки со своим шоппингом раздражали. Оставалось лишь шататься по коридорам родной ФЭС, изредка заходя в буфет выпить кофе. В очередной раз проходя в одном и том же месте, майор почувствовала на своем запястье и на губах чьи-то руки, которые тут же затащили ее в какую-то темную каморку. Она даже испугаться не успела, потому что ее тут же отпустили, но руки переместились на плечи. В них она с ужасом узнала его руки - сильные и родные, которые нельзя ни с какими другими. Догадку подтвердил и едва уловимый аромат его парфюма. Соколова резко развернулась и увидела того, кого и так знала. - Лисицын, какого черта! Пусти меня! - она была возмущена его наглостью. Ну это ж надо! Среди бела дня добропорядочных девушек по углам зажимать! Его руки все еще крепко держали ее плечи, а расстояние между майорами шло на сантиметры, потому что каморка (Черт бы ее побрал, откуда она вообще здесь взялась!?) была площадью дай бог 3 квадрата. Незаметно для нее, руки скользнули вниз и крепко обхватили запястья, так, что вырваться теперь было еще труднее. На ее визги и бесполезное барахтанье он никак не реагировал. Лишь продолжал крепче сжимать запястья. - Костя! Хватит! Отпусти меня! Что ты вообще удумал!? - Юль, нам надо поговорить, - дождался, пока их взгляды встретятся и чуть ослабил хватку. - Нам не о чем разговаривать! Ты уже все решил! - она все-таки вырвалась и теперь отвернулась от него. На последней фразе голос предательски дрогнул. "Только не реветь, Соколова, не реветь!" - она пыталась хоть как-то успокоить себя, но получалось плохо. В глазах защипало. Каких только усилий не стоило Лисицыну, чтобы остаться таким же спокойным и невозмутимым. Он решил! Не она, а он! Он сделал из мухи слона, он обиделся на чепуху, он ушел, ничего и никому не сказав! Бесшумно выдохнул. - Ты забыла у меня. Юля резко развернулась к майору и уставилась на него, но не видя его. В голове мелькали картинки всего того, что она брала на несколько дней к мужчине. Пижама? Шампунь и щетка? Или ее любимые сережки? Она судорожно вспоминала, но ничего не получалось. Пользуясь ее замешательством, он вернул пропажу на свое законное место и своей законной хозяйке. Она очнулась, когда безымянный палец правой руки обжег холод металла. Так и есть: обручальное кольцо, которое она оставила ему вместе с запиской. Но это же не может быть тем, что она забыла - она целенаправленно и специально оставила его. А выходит, что..? Она попеременно переводила взгляд, полный непонимания, удивления и... неверия? Глаза были огромными, как у маленькой девочки, которая вот-вот расплачется. Она и вправду готова была разреветься, даже слезы поблескивали, но стояла в полнейшем ступоре, не смея пошевелиться. - Если уж подслушивать, то до конца, - он улыбнулся, смотря на нее, и аккуратно привлек к себе за талию. Она даже не сопротивлялась. - И все, что ты там удумала, выбрось из головы. Юль, я люблю тебя, и единственный человек, который может помешать мне жениться - ты, если не согласишься, - он говорил будто смеясь, но тихо, полушепотом, успокаивая и одновременно гипнотизируя своим голосом. Юля до сих пор не верила, что это происходит именно с ней. - Но ты ведь согласишься? - оставался серьезным, но она всем нутром чувствовала, как он ждет ее ответа. По щекам уже вовсю катились слезы, но из ступора они ее не вывели: она все так же продолжала стоять и смотреть на него, чуть улыбаясь. Не дождавшись от нее ответа, он легко коснулся ее губ своими и почувствовал на них соленый привкус. - Юля, Юль, ты чего? Что случилось? - аккуратно вытер слезы со щек. Теперь Соколова разревелась навзрыд. - Господи, Костя, я такая дура! Прости меня, я тебя очень люблю, - уткнулась куда в шею, а он на миг замер от ее слов. Она его любит. Это решало все. Стал гладить по спине, целовать в макушку и слегка покачивать. Когда она более-менее успокоилась, и стали слышны лишь редкие всхлипы, мужчина легонько приподнял ее голову за подбородок и заглянул в ставшие бездонными серо-голубые глаза. - Ну что, горе ты мое луковое, поехали домой? - он мягко улыбнулся, боясь в очередной раз спугнуть ее. Хотя куда уж сильнее? - Домой? - словно маленькая наивная девочка. - Ну, ты же теперь моя невеста. Или нет? - снова напрягся, боясь отказа. - Да, - утвердительно кивнула она и солнечно улыбнулась, - только теперь по-настоящему.