***
Золотистые лучи наполняли пространство вокруг; Мол ощущал легкость и радость и не верил, что облекшей его тьме забвения пришел конец. Где он? В другом измерении, где теперь вечно будет жить и радоваться, прощенный своей супругой? Восторженная мысль оборвалась, как только едкая боль пронзила грудь, а зрение наполнили краски действительности. Он лежал в постели, где не так давно переживал наиболее яркие моменты за последние несколько лет, но он был один. Он попытался подняться, и едкая боль перешла в класс сокрушающей. Он отодвинул одеяло и нашел себя, словно мумия, почти что с ног до головы покрытым бинтами. На груди розовел подтек сукровицы от наиболее обширного ранения. Как он остался жив? Почему Она пощадила его? И почему позволила Фрине найти его? Ему на ум приходили разные теории, но он заставлял себя верить в самую радужную из них. Он пострадал достаточно, несравнимо меньше, чем, умирая, страдала любимая, но она всегда была лучше, добрее него. Она всегда умиротворяла его, доказывала, что гнев – не лучший помощник в достижении могущества, и, быть может, ее жестокая, но гораздо более светлая душа, простила его, удостоверившись в его искреннем раскаянии? Опираясь на перила, он кое-как спустился на первый этаж апартаментов психоаналитика, подстегиваемый желанием поскорее увидеть свою спасительницу, и отчасти - соблазнительными ароматами завтрака. Фрина хлопотала у плиты и не услышала приближение Мола за звуками шкворчащей на плите еды. - А где дроид? – прошептал он ей на ухо. Она резко обернулась и с выражением бесконечной радости повисла у него на шее. Мол стойко выдержал вспыхнувшую в груди боль, с радостью позволяя женщине покрывать себя поцелуями. За завтраком они почти не говорили: Фрина не спрашивала, а Мол не имел желания делиться подробностями своих фатальных приключений; оба довольствовались тем, что все кончилось хорошо. Окончив с трапезой, доктор промокнула рот и присела на столешницу рядом с ситхом. Соблазнительные изгибы ее тела, просматривающиеся из-под длинного прозрачного пеньюара из темной органзы, пробуждали в нем страсть. Она была так хороша! Мол не мог объяснить, но чувствовал, что после путешествия на Коррибан в докторе Фортис произошли некоторые перемены. Сильная, отважная – она пустилась вслед за ним, и спасла его несмотря на опасность, которая могла подстерегать ее там. Как она похожа на Нее! - Ты помнишь, что я говорила, когда ты уходил? - Ты много чего тогда сказала, - ситх слабо улыбнулся, проводя дрожащей больной рукой по ее ляжке. - Я все еще хочу от тебя детей. Она приблизилась и подарила ему поцелуй настолько страстный и даже развязный, что он сперва не поверил ощущениям. После него он захотел взять Фрину немедленно, хотя и был очень слаб! Спустя мгновение посуда с угощением полетела вниз, звонко разбиваясь об пол; кувшины, стаканы – все превратилось в осколки, а Мол нашел себя распластанным на обеденном столе, и Фрина уже восседала верхом на нем. Перевязка на груди окрасилась пятном открывшегося ранения, Мол шумно потянул воздух сквозь зубы. Женщина мельком взглянула на выступившую кровь и впилась в глаза ситха своими. - Я никогда не отпущу тебя, Мол! Больше никогда! Он не знал, откуда взялись силы, но их близость никогда еще не была столь долгой и упоительной. В ней было больше животного, чем духовного, но ощущая это тело, губы, наслаждаясь жаркими криками, он не мог остановиться. В последний раз нечто подобное происходило с ним много лет назад, и сейчас он познал если не то же, то нечто очень похожее. В иные моменты, глядя затуманенным страстью взором в глаза своей возлюбленной, он видел в них вместо блеска кварца изумрудный блеск; целуя губы цвета лепестков роз, он представлял их фиалковыми; гладя нежные белокурые локоны, он мог поклясться, что ощущает жесткие, сильные короткие волосы. Они зачали ребенка.***
Фрина проснулась глубокой ночью. На измятом ложе она просидела несколько минут, любуясь лицом Мола. Он был прекрасен, и даже не по причине его «самцовой» привлекательности, а просто потому, что она до сумасшествия любила его. Она прошла в санузел и заперла дверь. Сперва она долго стояла у зеркала, осматривая свое отражение с различных ракурсов, но потом улыбнулась себе и, повернувшись в профиль, огладила живот, который вскоре обещал округлиться. Она мечтала об этом. Она любила Мола так, как ни одна живая и даже мертвая душа не способна любить; она была готова сделать ради этого мужчины все - даже убить или умереть. На цыпочках пройдя в гостиную, она налила себе шампанского и, взяв пачку сигарет, которую зачем-то стащила из сумочки у Сафо, закурила. Сегодня днем она сделала для себя открытие, что воровать - весело: Фрина представила себе раздосадованное лицо помощницы, когда та обнаружила пропажу, и тихонько, но достаточно для того, чтобы в ее голосе зазвучало злорадство, рассмеялась. Допив алкоголь, она еще некоторое время придавалась раздумьям о всем произошедшем, но не долго. Ее взгляд пал на стойку с ножами. Она выхватила самый огромный и острый из них, и, невероятно умело провернув его в пальцах, взяла обратным хватом, как боевое оружие. - Фрина… - протянула она, смакуя каждый звук. – Красивое имя. Сильное. Она провела рукой по своим длинным роскошным волосам и оттянула их. Пара резких движений – и пшеничные локоны невесомым густым пологом опустились на паркет. Фрина опрокинула в себя еще бокальчик и вновь направилась в ванную где предстала перед зеркалом. Новая прическа ей была куда более по душе. Привычным движением она провела пальцами по обрубленным по плечи волосам, стягивая застрявшие пряди. Осталось лишь несколько штрихов. Через полчаса из глубины зеркала на нее смотрели уже не ее глаза, ей улыбались не ее губы. Очень похожая на нее, но совершенно другая женщина предстала перед ней: с темными волосами, темными губами и глазами, в бывших когда-то серыми, радужках которых мерцала глубокая зелень с переливами расплавленного золота. - Я не отпущу тебя, Мол, - сказала она не своим голосом. – Теперь мы всегда будем вместе.