Пустота.

- «Мы едем в аэропорт. В молчании. Ты пытаешься коситься в мой дневник. Всё ещё не можешь поверить, что я улетаю. Всего через два часа. Ты пытаешься меня развлечь. По радио играет королева Би. Ты подпеваешь. Я подпеваю. Мы смеёмся. Всё хорошо. Я хочу, чтобы ты запомнил меня таким. Потому что я не знаю, что будет, если когда я вернусь. Умоляю. Запомни меня таким.» - Это были последние настоящие эмоции. Последние крупицы счастья, что оставались в моей душе. - Митч говорил всё так же тихо. - Я искренне рад, что разделил их с тобой. И оставил с тобой. - Я ценю это, - хрипло ответил Скотт. Хотя ему было сложно вспомнить тот день. И от этого ему было дико стыдно. Он помнил, как был поражён столь внезапным отъездом лучшего друга. Затем помнил их прощание в аэропорту - сухое, напряжённое. Встречу с родителями - бурную и радостную, но с нотками грусти. Но он не помнил его смеха. Его улыбки. Он не помнил. - Ты ведь и понятия не имеешь, о чём я, верно, Хоуинг? - Митчелл усмехнулся. - Всё в порядке, я понимаю. Это был обычный день для тебя. Всё хорошо. Парень не язвил, не шутил. Он говорил вполне серьёзно. Но это задело Скотта. В последнее время его вообще было слишком легко вывести из себя, особенно Грасси. - Ох, ну извините меня. С моей стороны это так непростительно. – Блондин раздражённо провёл рукой по волосам и ядовито усмехнулся в ответ. – А то, что мой лучший друг лгал мне три месяца, начиная даже раньше того дня, это у нас нормально. В порядке вещей. Его злило и обижало то, что Митч умудрился скрыть нечто столь важное. - Скотт Ричард Хоуинг, не смей говорить об этом с таким сарказмом! – взорвался вдруг Митч, дёрнувшись, словно от пощёчины. – Думаешь, я так хотел этого!? Лгать каждый день, что всё хорошо, слыша твой весёлый смех в трубку, воркование твоих родителей, когда на самом деле хотелось кричать!? И, чёрт возьми, улыбаться, улыбаться, УЛЫБАТЬСЯ каждый блядский раз, чтобы ты слышал! Ты даже не представляешь, каково это, Скотт! И я каждую ночь молюсь всем богам, которых знаю, чтобы ты как можно дольше не мог этого представить! Так что вместо того, чтобы думать о том, что я лгал тебе, подумай над тем, ради кого я это делал. И, уж поверь мне, ответ будет не «ради себя любимого»! Парень подорвался с места, пошатнувшись, и нетвёрдой походкой, цепляясь за стены, направился в свою комнату. Он знал, что рано или поздно это произойдёт. Что обвинения будут звучать в его адрес. Даже от Скотта. Он знал. Но, чёрт возьми, было действительно рано. И слишком больно. Брюнет не смог удержать тихого стона - голова дико кружилась. Но он не хотел обращать на это внимания. Сейчас он хотел оказаться как можно дальше от гостиной. Дальше от одного голубоглазого блондина, который порой говорит быстрее, чем думает. Он не слышал звука пощёчины - у Кирст не выдержали нервы. Он не слышал, как Ави процедил: - Хоуинг, иногда ты просто не можешь держать язык за зубами, да? В голове Грасси сейчас был туман. Он лишь чувствовал, что с каждым шагом слабеет. И когда, как ему показалось, у него подкосились ноги, кто-то удержал его за пояс, помогая идти. Митч уловил едва заметный запах полыни. - Ави... - Тише, принцесса, давай дойдём до твоей комнаты. Парень не нашёл в себе сил даже кивнуть. Он позволил довести себя, а затем усадить на кровать. Авриель встал перед Митчем на колени, чтобы не нависать над ним, подобно грозной грозовой туче. Он гладил его по плечам, говорил что-то успокаивающее. А затем о том, какой Скотт, всё же, идиот. И этого хватило Грасси, чтобы окончательно сорваться. Он не начал истерить, разбрасывая всё вокруг, не начал крыть матом всё и вся. Митч сейчас был слишком слаб для таких порывов. Или, возможно, слишком беспокоился о людях в этом доме, чтобы вести себя так. Он, вцепившись в плечи Ави, медленно сполз на пол, утыкаясь лицом мужчине в грудь. Парня била крупная дрожь, он буквально задыхался от нахлынувших на него эмоций. Здесь было всё: одиночество, боль, отчаяние, тоска. Они разрывали его на части. Рыдания комом стояли в его горле, по лицу скатывались слёзы, но Митч даже не всхлипывал – боялся быть услышанным. Он слишком привык быть тихим, слишком привык держать всё в себе. Слишком привык… защищать других. Как бы это странно не звучало, он пытался защитить свою семью от собственных эмоций. Каплан молча прижимал к себе хрупкое тело, медленно покачиваясь из стороны в сторону. Он понимал – слова сейчас слишком неуместны. Его друг должен был выпустить всё, что скопилось в его душе. Но Ави было страшно за него. Действительно страшно.