Выбор

      «Как дежавю», — думал Грек, откинувшись назад и оглядывая салон самолета. Еще совсем недавно он жил иначе, думал по-другому и видел жизнь с обратной, красивой и блестящей стороны. Мечтал о звездах. О тех, что на погонах. А получил другие. Те, что в небе. Сначала вся Карелия, всё в ней, и сам отряд 4221 казался ему не тем, что ему нужно. Это было что-то потустороннее. Из другого мира. Или даже вселенной. Там не было щегольской формы, охоты за большими деньгами и званиями. Здесь было как-то по-домашнему, по-своему, без лицемерия и фальши. Только вот понял это Саша далеко не сразу. Не видел он этой чистоты всего отряда спасателей, который казался таким колючим. Только на первый взгляд. И для него — москвича, привыкшего, что на тарелке всегда лежит пирожок, а кто его испек — не его забота.       И эта, такая простая и непохожая на Лину девушка. Дочка Саида. И только спустя какое-то время он увидел за этой хрупкостью силу. Силу, которой никогда не было в Лине. Которой не было ни у одной его девушки. И как же не вовремя появилась Лина на его голову, там, в Карелии. Разум тогда словно помутился. Он не знал, что делать. Бросить Лину? Да, наверно, так и надо было сделать еще тогда. Побоялся? Может, и побоялся. Но не смог, это факт. А ведь уже тогда прекрасно знал, что не нужна она ему, что ему нужна Таня. Таня, за которую его Саид закопает и земелькой присыплет. Таня, которая, как и он, поняла, кто он, этот москвич.       Карелия впилась в него, вросла всем своим существом. И горы, и озера, и леса — всего этого ему не хватало в душной, пропахшей выхлопными газами столице. По возвращении туда он понял, что не чувствует ничего ни к городу, ни к людям. Всем, кроме матери. Тянуло обратно со страшной силой. И Лина со своей беременностью. Всё получалось как нельзя некстати. Благо, что вовремя она прокололась. Телефонный разговор, слова о том, что это не его ребенок, и мысли, что Грека нет дома. А он пришел. Вот так прозаично и банально. Саша и не думал закатывать скандала. Смог снова дышать полной грудью. Разум снова затуманился. Но на этот раз Карелией. Будто вдохнул тот воздух, свежий, резко бьющий в голову.       И их поцелуй… Прощальный, но так переполненный надеждой. Надеждой на будущее, на встречу, на хотя бы редкие телефонные звонки. А ведь он так и не перезвонил ей тогда. Не знал, что сказать. Отправил СМС, короткое, мелочное и сухое: «Я не вернусь». Ни слова про беременность. Просто, сухо, больно. И в этот момент ему казалось, что за спиной появился Гиреев, протянувший бы ему лопату и сказавший: «Копай!». А Грек бы с удовольствием выкопал себе могилу.       Его манила опасность, адреналин играл в крови; штабная работа была не для него. Даже вон, Пузырь, и тот людей спасает, а он, человек, будет в кабинете штаны просиживать и вздыхать по прошедшим временам? Он, даже если бы ребенок был его, не смог бы жить в Москве. Уехал бы. С Линой или без. О Тане в столице он не думал. Старался не думать. Только ее смех, голос, улыбка — всё это врезалось в память. Все было в ней так ненавязчиво, так естественно, а в Лине всё было другое. Видимо, не долго по нему горевала. Впрочем, его это мало интересовало и волновало, да и вообще было на руку. Теперь ничего не держало в душной столице. Можно жить так, как зовет душа и сердце.

***

      Пузырь выскочил ему навстречу первый. Раннее утро, проскальзывающие сквозь ветви сосен лучи солнца рассыпались по базе. Этот заливистый лай встрепенул Грека. Пес уже прыгал на него и норовил облизать лицо. Саша присел на корточки, смеясь и поглаживая собаку. Как же он скучал по всему этому. Бревенчатый домик, натянутая поперек волейбольная сетка, тишина, нетронутая красота.       Грек и сам не понял, как вместе с Пузырем перед его глазами образовалась Таня. Она тоже гладила пса, почему-то робко и взволнованно дотрагивалась она до шерсти.       — Я же обещал вернуться, — улыбаясь, сказал он.       — Ты обещал «не вернуться», — поправила его Белова и собственнически начала гладить Пузыря.       — Ошибся. Автозамена на телефоне, — пожал плечами Саша и, сказав: «Пузырь, иди погуляй», взял Татьяну за руку и, не теряя времени, поцеловал.