Эвакуация

Канун осеннего праздника Хиган застал семнадцатилетнюю хозяйку школы Камия Кашшин на кухне ресторана «Акабеко». Под руководством главного повара Отоми-сана Каору пыталась приготовить пять свящённых кушаний о-хигани. Идея, поначалу казавшаяся восхитительной, потеряла свою привлекательность на втором часу, проведенном Каору около полыхающей жаром плиты. Но дело было вовсе не в ней, а в поваре! Этот высокомерный Отоми-сан с самого начала не скрывал скепсиса. Он всегда говорил, что ей лучше держаться подальше от кухни и только настойчивые просьбы Тай склонили его уделить ей время. — Самое сложное в инари-суши, Каору-сан, это сделать мешочки из жареного тофу — инари-агэ, — бубнил себе под нос Отоми-сан. — Всё остальное, — Каору на миг показалось, что его голос преисполнился ехидства. — Всё остальное по силам и малому ребенку: оборачиваем шарики из риса, варёной моркови и фасоли листом шисо и кусочком нори, а потом кладём его в инари-агэ. Закрываем инари-агэ и выкладываем на тарелку открытым концом вниз. Отоми был колоритен: чёрное кимоно, гладкая блестящая голова в белоснежной повязке и гигантский нож янагиба, которым он ловко нарезал полоски свежего тофу. Каору в оцепенении следила за тем, как они отправляются в глубокую сковороду с кипящим кунжутным маслом и через секунду — уже и вправду не белая пластинка, а золотистый склеенный мешочек. Отоми-сан ножом подбросил пару таких заготовок в её сторону — мол давай, сама пробуй. Конечно у неё ничего не вышло. Тофу, который она завернула треугольником и аккуратно положила в масло почему-то свернулся в колобок. Она в отчаянии вскинула синие глаза на мастера. — Тут, Каору-сан, сноровка нужна, — без улыбки сообщил Отоми-сан. — Наши поварята с девяти лет этому учатся, и начинают с того, что тренируются резать тофу. А вы хотели все за пару часов? — повар поджал сухие губы. — Неужели вы также учите своему кендзюцу? Каору в который раз стало стыдно. Ей и вправду казалось, что ничего сложного не будет и она под началом мастера быстро приготовит всё необходимое для завтрашнего дня. В конце-концов праздник осеннего равноденствия полностью вегетарианский! Рис, грибы, тушёные с овощами, неизменный мисо со свежей зеленью. Ничего сложного. Камнем преткновения оставались инари-суши и сладкие шарики охаги — она и пришла-то ради них. — Ну-ну, Отоми-сан, хватит уже третировать Каору-сан, — звонкий голос с легким кансайским акцентом перекрыл шкворчание кунжутного масла. — Она обратилась к нам за помощью! И мы ей поможем! Делайте ваши инари-агэ, а мы сейчас быстро скатаем шарики. Вперёд Каору-сан! Повязав фартук и рукава кимоно, трактирщица Тай ловко взялась за дело. В ее присутствии оно и вправду пошло быстрее. Отоми перестал нравоучительствовать, а сосредоточился на процессе. Тай недавно исполнилось двадцать два года. С Каору её связывали тёплые, почти семейные, отношения. Их отцы дружили ещё в те времена, когда Токио именовался Эдо. Секихара-сан держал большую кухню с закусочной в Асакусе. В основном там готовили нехитрую уличную еду — удон в бульоне на вынос, онигири с редисом, неизменные данго и пирожные моти. В распоряжении Секихары-сана также было человек двадцать уличных торговцев-лотошников, которые по сдельной цене покупали у него готовые блюда и с небольшой наценкой продавали их на улицах Нижнего города. Помимо этого, кухня Сэкихары поставляла готовые обеды в Камия-додзё — своей хозяйки у Камия-сенсея после смерти жены не было, а в Каору он видел продолжательницу своего дела. В довершение ко всему Камия-сенсей определил дочь в школу нового французского образца, где преподавали всё, что угодно — от основ механики до римского права, но только не азам ведения домашнего хозяйства. Тай знала про все эти обстоятельства детства Каору, почему-то всё время ее из-за этого жалела — считала, что из-за оригинальных методов воспитания Камия-сенсея у девушки будут большие проблемы с замужеством. Сама Тай, при этом, обзаводиться семьёй не спешила. Договорной брак её не устраивал, она ждала настоящей любви. Но Каору подозревала, что подлинной страстью Тай оставался трактир. Войди она в чужую семью — с любимым «Акабеко» пришлось бы попрощаться. А ведь она приложила столько усилий для того, чтобы сделать его самым популярным рестораном в Асакусе. Именно Тай в своё время уговорила отца прикрыть лавочку с уличными обедами и сосредоточится на набиравших популярность новых блюдах Мэйдзи — сукияки-гюнабе, соба-я и яктоори-я, главным ингредиентом которых было мясо, ранее практически недоступное для обычных горожан. Именно Тай несколько лет назад нашла в небольшой закусочной Нагасаки Отоми-сана, лучшего, по ее уверениям, повара в Японии, специализирующегося на мясных блюдах и уговорила его переехать в Токио. — Не обижайся на Отоми, Каору-сан, — Тай скатала очередной рисовый колобок. — Это моя вина, надо было тебя определить к его помощнику Юте. После того как ты спасла его от уличных грабителей, избив их палкой — он души в тебе не чает. Но, увы, сегодня Юта взял выходной. Однако не волнуйся, мы все сделаем в лучшем виде. Надеюсь, ты сможешь порадовать Химуру-сана. — Тай лукаво ей подмигнула. — Как там ваш ремонт? Подходит к концу? Каору слегка порозовела. Трактирщица как всегда угадала. Именно этого она и хотела — по-человечески накормить Кеншина и Яхико в праздничный день. Весь последний месяц они были заняты ремонтом додзё и сильно уставали. Каору поначалу старалась им помогать, но Кеншин мягко отстранил её от строительных дел, предложив поскорее вернуться к тренировкам и частным урокам. Каору сначала возмущалась, но через неделю беготни по школам кендзюцу поняла, что дух её окончательно успокоился, а тело пришло в норму. Что вот она снова на своём месте — получает удовольствие от любимого занятия. Всё-таки мечник порой понимал девушку лучше её самой. — Ремонт затянулся, — сказала Каору, измельчая пропаренную морковь. — А всё из-за перфекционизма Кеншина! Мы начали разбор завалов почти полтора месяца назад. Шиномори-сан, перед уходом в Киото нашёл прекрасную бригаду строителей и они обещали управиться за десять дней. Но нет. Только на восстановление одной ограды с воротами ушло больше трёх недель — Кеншин внезапно решил, что необходимо переложить новую черепицу на воротах и обработать доски открытым пламенем. Дескать в этом случае остаётся вероятность, что ворота не пострадают при пожаре. Потом он задумал обшить такими же досками дом и тренировочный зал… К амбару я его уже не подпустила, а то пришлось бы ещё неделю разбирать весь хлам, что скопился там за последние семьдесят лет. Признаюсь, мне уже надоело просыпаться под стук топоров и звон пил, Тай-сан. Неделю назад я сказала Кеншину, что в нашей семье всегда чтили традиции осеннего Хиган. К поминальному дню дом должен быть убран, а кушанья готовы. Поэтому сегодня у него последний день. В три часа дня они с Яхико ждут меня, чтобы показать все усовершенствования. И пусть только попробуют затянуть! Завтра утром у нас запланирован поход на кладбище, а потом обед! С нами еще будут Генсай-сенсей и его внучки. Осенний Хиган считался днем почитания ушедших. Все предки Каору, за исключением Камия-сенсея, покоились на кладбище при храме Сэнсодзи. Отец Яхико лежал там же, как, впрочем, и умершие в холерный год родители Аяме и Сузуми. Так что маршрут на завтрашний день был определён. Тай покивала головой, словно соглашаясь с предложенным Каору распорядком. — Моя бабушка обычно говорила, что жара и холод заканчиваются в Хиган. Это самое лучшее время, чтобы привести дом и душу в порядок… И начать с чистого листа и холодной головы. А ты знаешь, Каору-сан, что завтра также планируется большое праздничное шествие Сюмбун-но-хи? Маршрут пройдет как раз от храма Сэнсодзи мимо «Акабеко», мы уже распродали посадочные места на балконе. — Какого ещё Сюмбун-но-хи? — с удивлением вскинула брови Каору. — Разве ты не знала, Каору-сан? Это новый праздник, утверждённый правительством Мэйдзи, — Тай всегда была в курсе последних городских новостей. — Это и день поминовения предков и праздник начала осени. Только теперь вместо предков сёгуна будем поминать предков императора. Но шествие обещает быть очень весёлым, с факирами, барабанами, танцами и даже огненным представлением. Так что после обеда приходите сюда — посмотрим все вместе. Каору была рада, что ресторан, разрушенный приспешниками Эниши чуть больше двух месяцев назад, вернулся на главный променад Асакусы. С коробкой денег, оставленной ей беловолосым мстителем, последствия Джинчу преодолевались куда скорее, чем могло бы быть. Деньги, кстати, принёс Сайто. Он появился в додзё через пару дней после их с Кеншином возвращения из Киото. Причём сделал это в своей характерной манере — дождался когда в доме останется она одна и проник с чёрного входа под видом торговца лекарствами. — В прошлый раз вы как-то чересчур быстро сбежали с Химурой с места событий и забыли вот это, — прокомментировал он, вытаскивая из заплечной корзины памятную коробку с китайским орнаментом. — По закону эти средства необходимо было конфисковать, ведь они заработаны нечестным путём. Но Юкиширо Эниши отказывается идти на какой-либо дальнейший контакт, пока не удостоверится, что сумма в три тысячи иен не вручена тебе, Камия-сан. — И как он удостоверится? — полюбопытствовала тогда Каору. — Поверит вам на слово, Сайто-сан? — Ты напишешь расписку, — последовал холодный ответ. — Напишу, при условии, что вы скажете мне как он и что его ожидает, — возразила она, поймав себя на мысли, что после свидания с Эниши только один раз задумалась о его дальнейшей судьбе — когда просила за него Томоэ. — Я смотрю, ты научилась ставить свои условия Камия-сан, — усмехнулся Сайто. — Даже не знаю — хорошо это ли плохо. Что же до Юкиширо, то многого не скажу. Но он жив, здоров и содержится в хороших условиях. Если будет сговорчивым, получит и свободу. Относительную. — Не знаю чего вы от него хотите, но он вас переиграет при любых обстоятельствах, — с убеждением заметила Каору и взялась за перо. — А ты так хорошо успела его изучить? — сверкнул зубами Сайто. — Может тогда имеет смысл привлечь тебя для дальнейшей его обработки? Сдаётся мне, он готов есть только из твоих рук, Камия-сан. Каору стоило больших усилий не поддаться на провокации полицейского. — Боюсь вы заблуждаетесь, Сайто-сан, — тихо произнесла она, выдержав его тяжёлый взгляд. — Если кто и может повлиять на Эниши, так это только он сам. И спасибо, что нашли способ возвратить нам эти деньги. Наверняка вам тоже пришлось нарушить закон, иначе зачем бы вам снова одеваться продавцом трав? Этим же вечером Каору показала коробку Кеншину и высказала свою идею — разделить деньги на несколько равных частей и раздать их пострадавшим от погрома — то есть семейству Сэкихара, Маекава-сенсею, чья школа была разрушена первой, а также семье инспектора Урамура, оказавшемуся практически в эпицентре взрыва при нападении банды Джинчу на полицейский участок. Кеншин безропотно с ней согласился, но Каору видела, что большой радости сама ситуация ему не доставила. Очевидно, он не хотел быть чем-то обязан Эниши. Хоть они и договорились больше не обсуждать двусмысленный характер её взаимоотношений с братом покойной Томоэ, Каору понимала, что Кеншину до сих пор трудно переварить информацию о том, что Эниши почти удалось довести её до пограничного уровня близости. Но, что было, то было. Видит бог, она была достаточно убедительной, чтобы доказать рыжеволосому свою безграничную любовь и верность. Но ведь и Эниши, как слово из песни, никуда не выбросишь. Так же как и Томоэ из глубин памяти Кеншина — пропищал у нее в голове противный голосок. Между тем, после памятной поездки в Киото прошло почти полтора месяца. И они были весьма насыщенными на события. Сказать, что они с Кеншином вернулись в Токио другими людьми — ничего не сказать. Каору до сих пор бросало в жар, при воспоминаниях об обратном пути, совершённом на каботажном судне «Белая камелия». В этот раз её не интересовали ни пассажиры, ни гора Фудзи, ни морские пейзажи. Они спрятались в маленькой каюте без окон (заплатили за неё тридцать иен!) и не отрывались друг от друга до самой гавани Ситама. Они хоть и были сдержаны в главном (Кеншин почему-то считал, что ей требуется длительная реабилитация после его яростного ночного натиска в Осаке), но не отказывали себе в иных, может быть даже и более чувственных, способах получения телесного удовольствия. Каору поражалась откуда в ней взялось столько бесстыдной смелости. От откровенно бурных проявлений страсти её удерживали разве, что только не до конца зажившие раны Кеншина. Впрочем и он дал себе волю… Эти восемь часов бесконечной нежности пока ещё нигде и ни в каком виде не повторились. О, да! Это было настоящее откровение. Он медленно снимал с нее одежду, в свете неяркого пламени свечи рассматривал каждый сантиметр её тела, внимательными пальцами выискивал все чувствительные точки, а найдя подолгу ласкал каждую из них, словно пытаясь запомнить ее реакцию. Он легко касался губами затылка, проводил языком между лопаток, доходил до поясничных ямочек, которые приводили его в какой-то особенный восторг, целовал внутреннюю сторону коленей, опускался до щиколоток…а потом внезапно поворачивал её к себе, прижимался горячими губами к животу, опускался ниже.и останавливался. Только одним этим трюком он весьма умело доводил её до изнеможения. Казалось, он был влюблён во все её выпуклости, голубоватые венки, хрупкие косточки ключиц… -Ты совершенна, любимая, — шептал он. — Чудо, дарованное недостойному. Твой покорный слуга наверное никогда не поверит в то, что ты сейчас рядом… Сначала эти слова её испугали. — Почему же не поверит, Кеншин? — она даже отстранилась от него на секунду, услышав про недостойного. — И откуда снова этот покорный слуга? Неужели ты останешься Рурони и продолжишь называть меня Каору-доно, даже после того как мы… Он внезапно прервал ласки и даже накинул на неё одежду. Золотой блеск глаз сменился привычной дружелюбной прозрачностью. — Я бы не хотел, чтобы Рурони покидал меня, Каору, — он успокаивающе притянул ее обратно к себе. — В конце-концов, он — это не самая худшая часть меня. Обладает даром убеждения, вызывает доверие… Нравится старушкам… А потом… Неужели Каору-доно и вправду звучит так раздражающе? — Нет, — признала она после некоторой паузы. — Не раздражает. Даже порой льстит… Но Кеншин… Иногда это выглядит так, будто ты по-прежнему хочешь сохранить ту невидимую черту, что выстроил между собой и остальным миром. И потом…разве Рурони может быть таким же…- она почувствовала, что розовеет. — Таким… — Каким, Каору-доно? — прошептал он ей в ухо и снова медленно провёл сухой и жёсткой ладонью по самому низу живота. Ей снова стало жарко-жарко. Похоже она ошибалась насчёт Рурони. Он тоже способен превратить её в парящую лужицу. — Ооххх, — выдохнула она, ошеломлённая ударами собственного сердца.-.Хочешь сказать, что когда-нибудь у меня получится соблазнить и его? — Вам не нужно прикладывать к этому особых усилий, Каору-доно, — его грудной голос зазвенел смехом. — Рурони давно целиком и полностью ваш. Он правда не решался об этом сказать. Химура Кеншин оказался смелее. Но какая разница, кто из них оказался первым? Со временем Каору поняла, что двойственность Кеншина заводит её ещё больше. На людях он обращался с ней в своей обычной нейтрально-вежливой манере, но стоило им оказаться наедине, как он неуловимо менялся, от него начинали исходить мощные энергетические волны, которые заставляли Каору лететь в его объятия. Они играли в эту игру уже полтора месяца, но девушке это ничуть не надоедало. По возвращении они не сговариваясь решили повременить с объявлением их нового статуса и сойдя с корабля, предстали перед домашними прежними Кеншином и Каору. Причин тому было достаточно, но главная заключалась в том, что они пока не хотели делиться своим хрупким счастьем с остальными. Хаос Джинчу ещё не был ликвидирован: обломки каменной ограды, полуразрушенный тренировочный зал, строгие глаза Мегуми, загипсованный кулак Саноске, бледность и худоба Яхико… Всё указывало на то, что время для праздника ещё не пришло. — Давай уже приведём в порядок додзё, а потом и сообщим? — неуверенно пробормотала Каору, после того как подрядчик присланный Шиномори Аоши рассчитал им стоимость полного ремонта школы. По-обыкновению они спрятались в комнате Кеншина для обсуждения дальнейших действий. — Сделаем всё как ты пожелаешь, любимая, — лёгким поцелуем он коснулся её виска. — Если хочешь — проведём официальную свадебную церемонию, пригласим всех близких, ты наденешь белое кимоно невесты, я чёрное хаори жениха, подарим всем по кувшину сакэ или что там принято дарить гостям? — Свадебную церемонию? — Каору задохнулась от удивления, но и почувствовала что-то близкое к её пониманию счастья. — Но…это же страшно дорого и не очень-то быстро, Кеншин. Шить кимоно…нанимать кучу людей — сваху, например… Назначать дату, решать с храмом, угощением. Мы можем обойтись простым обрядом… Настоящие церемониальные свадьбы могли себе позволить только очень состоятельные люди. Выходцы из самурайского сословия ограничивались заключением договора-усыновления-удочерения и совместным походом молодожёнов в храм. Простолюдины же просто съезжались под одной крышей, зачастую даже не ставя в известность власти. Мэйдзи внесла кое-какие изменения в старые традиции. Регистрация гражданского брака, по-крайней мере для горожан, стала обязательным условием. Это событие молодые люди обычно отмечали небольшой пирушкой. Вошло в моду дарить девушкам цветы и кольца. Но к старому свадебному ритуалу все эти новшества не имели никакого отношения. — Но у нас же теперь есть деньги, — он лукаво выгнул бровь. — К тому же я слишком долго ставил тебя в двусмысленное положение, проживая в додзё на правах не пойми кого. Отремонтируем школу и можем начать планировать церемонию, ты не против, Каору? Думаю ты будешь самой красивой невестой в Асакусе. А пока поводим всех немного за нос, — закончил он снова целуя её Но утаивать отношения, разгорающиеся подобно пожару, оказалось довольно сложным делом. После Осаки они хотели только одного — проводить друг с другом больше времени. Но если у Кеншина ещё хватало самообладания, его режим Рурони работал без перебоев, то она сама частенько пребывала на грани. Чаще всего именно Каору провоцировала его на тайные свидания, пробиралась к нему по по ночам в комнату и скинув спальный халат ныряла под одеяло — прямиком в его ласковые руки, заставляющие её тело петь. Она не могла не признаться, что хочет большего. Но несмотря на то, что синяки на внутренней стороне бёдер, поставленные им в Осаке, уже давно зажили, Кеншин не спешил повторять ту ночь. Иначе, говорил, чем же мы займёмся после свадьбы, Каору-доно? Во всём же остальном он был восхитительно неутомим и с радостью поощрял её собственную пылкость. В конце-концов их застукала Мегуми. И случилось это не где-нибудь, а в бане! Последние недели Кеншин начинал разогревать воду на пару часов позже обычного — исключительно ради того, чтобы без свидетелей полюбоваться своей купающейся возлюбленной. Никто не ожидал, что докторесса заявится сюда, да ещё и в такое позднее время. Сцена была более чем двусмысленной — она сидела на краю офуро в наброшенном на плечи купальном халате, обвив голыми ногами талию полуголого Кеншина. Они целовались как сумасшедшие и не услышали лёгкий хлопок двери. Каору встретилась с полными ужаса глазами Мегуми, когда Кеншин переключился с её губ на шею. Он-то как раз ничего не видел, поскольку стоял спиной к двери. Сдавленно вскрикнув, Мегуми выскочила из купальни. Каору услышала нервный, удаляющийся стук её гэта. Через пару дней дней доктор Такани объявила, что уезжает в Айзу. Каору знала, что её приглашали на малую родину возглавить собственную клинику. Но по словам Саноске, Мегуми колебалась. Ей не хотелось оставлять Токио и своих единственных друзей. Именно поэтому никто не мог понять почему она так резко переменила свои планы сейчас. Генсай-сенсей был безутешен, Саноске удивлённо играл бровями, Аяме-тян и Сузуми-тян по-обыкновению рыдали, даже Яхико был встревожен. Однако Каору не находила ни единого аргумента, чтобы как-то её остановить. Взгляд отчаявшейся молодой женщины сказал ей о многом. Мегуми любила Химуру Кеншина и не пожелала жить подле него с разбитым сердцем. Что касается её разлюбезного возлюбленного, то он, разумеется, решил, что должен как-то объясниться с докторессой. Припоминая мучительный прощальный диалог с Эниши, Каору поступила мудро и не стала расспрашивать Кеншина о чём они с Мегуми три часа говорили в клинике перед её непосредственным отъездом. Уехала Мегуми с гордо поднятой головой, вручив ей на прощание коробку с лекарствами и велев всеми силами оберегать Кеншина. — Делай что хочешь, Каору, но не давай ему растрачивать силы в терминальной атаке, — тихо проговорила она перед тем как сесть в карету. — Он проживёт долго и счастливо, если будет аккуратен со своим кендзюцу. Пусть берёт пример со своего наставника. Сколько раз в году он вступает в настоящую схватку? Вот и Кен-сану надо войти в похожий режим. И тогда ты можешь быть спокойна. …И убери уже со своего лица это жалкое выражение, — с каким-то затаённым гневом добавила она. — Он выбрал не меня, не Томоэ. Он выбрал тебя и ничто не изменит его решения. Осознай это наконец! После этого случая они с Кеншином рассудили, что водить за нос друзей немного эгоистично и собрались объявить о своей помолвке разу после отъезда Мегуми. Но их планы внезапно спутал Саноске. Буквально в этот же день по его душу явилась целая полицейская бригада города Шинсу. Двадцать человек с саблями были настроены более чем серьёзно. Позже выяснилось, что Сагара устроил там форменное побоище как раз в тот период, что она находилась на острове. Защищая интересы какой-то рабочей артели, Саноске поджег склад с пенькой, принадлежащий шишке из Патриотов. Эта «шалость» грозила ему приличным тюремным сроком. Каору не находила себе места от волнения. Каким бы шалопаем не был Саноске, она любила его за весёлый нрав и преданность. В особо пронзительные моменты он ощущался почти как старший брат. Определённо она не хотела его потерять. — Кеншин, ты же можешь задействовать свои связи среди верхушки Мэйдзи, — в отчаянии воззвала она к хмурящемуся мечнику. — В конце-концов, он же никого не убил. — Не думаю, Каору-доно, что Сано согласится принять такую помощь, — возразил он тогда. — Этот парень скорее даст отрубить себе руку… Саноске в течение пяти дней прятался где-то в доках, а потом через своих дружков по Окраинному кварталу высвистал их в гавань, где и сообщил о своём решении покинуть Японию. Кеншин, как ни странно, только поддержал его в этом намерении. Каору, напротив, разрыдалась — Не реви, Малышка, — Саноске послал ей белозубую улыбку из качающейся лодки. — Мы обязательно встретимся вновь. Я ни за что не упущу возможности увидеть ваших малышей. — Каких ещё малышей? — провсхлипывала она. — О чём ты говоришь, Саноске? — Ваших с Кеншином детей, — невозмутимо ответил он и кинул взгляд на клокочущего гневом Яхико. — А ты, пацан, выметайся из додзё. Моя комната в Окраинном квартале свободна. Дай этим двоим насладиться друг-другом в полной мере! Пусть почаще проводят время вместе. — кивок подбородком в сторону замершего на каменной набережной Кеншина. — Что ты такое несёшь, Саноске! — закричала она, тотчас же забыв о своих слезах. — Чем давать такие советы, лучше вообще их не давать. И вообще, ты всё не так понял. Но Сано уже отчалил, Каору заметила, что Кеншин провожает его смеющимся взглядом. И вот так получилось, что ко дню осеннего равноденствия боевая группа Рурони фактически распалась. Аоши и Мисао уехали в Киото, Саноске сгинул на пути в Шанхай, Мегуми обустраивалась в Айзу. Большого труда стоило убедить Яхико не принимать скоропалительных решений и остаться в додзё как минимум ещё года на два. Каору погрустила немного, но со временем вошла в новый жизненный ритм. Возобновление тренировок немного притушило её любовный жар и она перестала искать поводы кидаться в объятия Кеншина по поводу и без, чем кажется сильно облегчила ему жизнь. Виду он конечно не показывал, но стройка отнимала силы. Кеншин так торопился с восстановительными работами в додзё, что ближе к ночи попросту валился с ног. Теперь их роли поменялись — Каору взялась ухаживать за ним со всей возможной нежностью: топила баню, расчёсывала волосы, а вечером массировала ему спину. Под её руками он быстро расслаблялся и засыпал глубоким сном. В этой близости тоже было много волнительного, хотя она была не такой откровенной, как в их первые две недели после Осаки, но куда более обещающей… — Ожидание праздника лучше самого праздника, — пробормотала Каору, укладывая последний рисовый шарик в мешочек инари-агэ. — Смотри, Тай-сан — вместе мы приготовили целую сотню! — она обернулась к бритоголовому повару, скрестившему руки на груди, и отвесила ему церемониальный поклон. — Примите мою глубокую благодарность, Отоми-сан. Вы очень помогли… Отоми сменил гнев на милость и даже соизволил улыбнуться. — Не волнуйтесь об остальных блюдах, Каору-сан, — сказал он. — Мы уже все сделали ещё до того, как вы пришли. Тушёные овощи, грибы и охаги вы найдёте вот в этих корзинках. Надеюсь Тай-сан даст вам провожатого. А то, что-то вашего ученика я давно не видел.  Каору бросила беспомощный взгляд на Тай. Она не собиралась так наглеть. — Хватит с тебя и того, что ты приложила руку к инари-суши. Химура-сан должен оценить твоё рвение, — засмеялась трактирщица. — Завтра у вас будет отличный обед. Но после него, помни, мы ждём вас всех в «Акабеко» — посмотреть на шествие Сюмбун-но-хи. А спустя час Каору, разместив все свои яства в леднике, готовилась отправиться в экскурсию по обновлённому додзё. Последние пару недель Кеншин совсем перестал её информировать о ходе ремонта. Хоть она и просыпалась под звук топоров и находилась здесь ежедневно, общий характер реконструкции, оставался неясным — стропила и соломенные тенты закрывали почти всё подворье. Сейчас же она с восхищением осматривала освобождённый от строительных лесов додзё. Внешний двор, всегда казавшееся ей маленьким и запущенным сейчас как будто стал шире. Гладкие каменные плиты, обрамлённые цветущими кустами рододендрона вели прямиком к дому. Шесть бамбуковых фонарей обещали элегантную иллюминацию и ночью. Журчащие фонтанчики и небольшая каменная ступа с искусственным водопадом завершали композицию внешнего сада. — Здесь…здесь прямо как у Мацуко-сан в поместье, только намного уютнее, — она повернула сияющее лицо к стоявшему рядом Кеншину. Сегодня он выглядел молодцом. Никаких бинтов, тёмных кругов под глазами и ободранных костяшек пальцев. Даже волосы расчесал. Глаза лучатся лавандовым умиротворением. Даже шрам кажется побледнел. Встретившись с ней взглядами, Кеншин наклонил голову и улыбнулся своей странной улыбкой, делавшей его на пятнадцать лет моложе. — Мы очень старались, Каору-доно, — мелодично проговорил он голосом Рурони. — Но пойдёмте. Ваш покорный слуга покажет вам разные интересные новшества. Их действительно оказалось много — начиная с новой современной плиты на кухне и заканчивая настоящим фарфоровым туалетом, который разместили позади спальных комнат. Каору не могла поверить глазам. Неужели с этого дня они перестанут бегать по нужде на улицу? Это был прорыв посильнее знаменитого прорыва у Симоносеки. В неописуемый восторг привёл её и тренировочный зал. Его реконструировали, но чрезвычайно бережно. Все архитектурные задумки её отца были сохранены, вплоть до выжженного на дереве девиза их школы. Но новые качественные материалы делали это аскетичное помещение элегантным и заметно дорогим: полы из твёрдого кедра были отполированы до золотого блеска, кипарисовые стены, дубовые подставки под шинаи и боккены, раздевалка для учеников… Все выглядело идеально. У Каору в горле образовался спазм. Зловещая выбоина, которой Эниши пригвоздил к стене проклятую куклу исчезла как будто её и не было вовсе. Даже следа от трещины, оставленной в мае Сайто ничего не осталось. Кеншин, казалось, убрал все символы, напоминавшие о былых беспокойных деньках. Каору не могла не приветствовать такой подход. Им всем требовалось немного отряхнуться от горестей прошлого. — У меня нет слов, дорогой, — прошептала она, стараясь не разрыдаться. — Только ты мог сохранить этот зал, сделав его ещё лучше. — Есть ещё кое-что, Каору-доно, — Кеншин не смог скрыть радостного блеска в глазах и стремительно потащил её вглубь внутреннего двора к пруду. Каору прошла за ним по деревянному лакированному мостику и в изумлении округлила глаза. Восемь крупных декоративных карпов-кои деловито сновали среди изумрудных водорослей, то и дело поднимая свои крутые, блестящие лобики над водной гладью. Здесь были два серебристых асаги, белоснежный огон и даже красно-белый, как императорское знамя, тайсё сансёку… — Ох, ты ж! Карпы! — воскликнула она и счастливо засмеялась, вспоминая их с Кеншином первый приватный разговор, случившийся сразу же после эвакуации с острова. — Неужели ты купил карпов, Кеншин?! В совершенном восторге она бросилась ему на шею, а он улыбаясь подхватил её за талию и закружил вокруг себя. Она прильнула к нему теснее, подставляя лицо для поцелуев, которыми он тут же её и осыпал. — Ты смеёшься, любимая, — проговорил он, отдышавшись — Также как и тогда… Наконец-то. Она не успела спросить, что он имеет в виду, как скептический голос Яхико вернул их на землю. Мальчишка стоял около подстриженного рододендрона, покачивая деревянным ведром. Вся его поза выражала презрительное нетерпение. — Итак, я смотрю вы наконец и сделали это? — коротко осведомился он. Кеншин отпустил её от себя и кажется постарался скрыть улыбку. Однако Каору было не смешно. Яхико видел их целующимися. После Мегуми — он второй. Похоже тайна, скоро перестанет быть тайной. Но она не желала просто так сдаваться. — Сделали что, Яхико? — для солидности она нахмурилась. — Я просто обрадовалась карпам. Не стоит делать скоропалительные выводы, а уж тем более бежать разносить сплетни по всей Асакусе… Яхико посмотрел на неё как на умалишённую, потом перевёл взгляд на Кеншина и пожал плечами. — Ох и намучаешься ты с ней, Кеншин, — сострадательно заметил он и поставил ведро на землю. Каору увидела, что в нём плавают две крупных водяных лилии редкого голубого оттенка. — Что тут происходит? — с подозрением спросила она. Кеншин снова мимолётно улыбнулся и взял её за руку. — Каору-доно, твой покорный слуга уже рассказал Яхико о нашем желании жить вместе. — Он попросил принести цветов, чтобы…ну сделать этот момент более поэтическим. Опустим эти лилии в пруд вместе? Они одного цвета с твоими глазами… Каору озадаченно посмотрела сначала на Кеншина, потом снова на Яхико. — Это какой-то ритуал? — осторожно поинтересовалась она. — Ты сейчас просишь выйти за тебя замуж официально? Взгляд Кеншина сделался беспомощным, а Яхико фыркнул, красноречиво показывая, что он думает о её догадливости. — Он просто пытается быть немного романтичным, Каору! — завопил нетерпеливый ученик. — Просто, чтобы ты порадовалась. Любая другая женщина отреагировала бы на это как нужно — покраснела там, ахнула, прикрыла бы лицо рукавом… Любая, но только не ты! Каору окончательно стушевалась, невольно отметив, что прикрываться рукавом в такой ситуации — просто полный и безоговорочный идиотизм. Она даже хотела снова вскинуться на Яхико, но Кеншин, по-обыкновению, остановил разгорающийся конфликт. — Вы хорошо придумали, Каору-доно. Пусть это будет нашим с вами ритуалом, — не выпуская её ладони, он взял ведро с цветами в другую руку и снова устремился к пруду. Вместе они опустили цветы в воду и молча понаблюдали как они поплыли к центру водоёма. Кеншин наконец присел на мостки, потянув ее за собой. Последние пару недель из-за его загруженности у них совсем не получалось побыть наедине. Каору с тихим вздохом прижалась к возлюбленному и наконец немного расслабилась. — Кеншин… — Да, Каору-доно, — он не отрывал рассеянного взгляда от лилий, погрузившись в какие-то свои сложные размышления. — Спасибо тебе, — она слегка сжала его ладонь. — Хмм? — стремительный взмах огненной челки. — За что, Каору-доно? — Ты восстановил наш дом… Эниши…он почти разрушил его, — она поёжилась, вспомнив чувство беспомощности, охватившее её среди обломков ворот школы. — И теперь этот дом…он стал по-настоящему наш — твой и мой. Я думаю, что это место ожидает большое будущее. — Конечно, Каору-доно, — он широко улыбнулся. — Ваш покорный слуга уверен, что вскоре здесь отбоя не будет от учеников. — Да, возможно…но я не о них сейчас, — Каору опустила глаза и кажется всё-таки начала краснеть. — Я говорю о нашей с тобой жизни здесь… После того как мы станем мужем и женой. — О, прости, — проговорил он через короткую паузу. — Я болван. Ты же говоришь о нашем будущем ребёнке, милая? Она кивнула, стесняясь поднять на него глаза и ему пришлось мягко взять её за подбородок. Он снова улыбался. Но это был не Рурони, а её родной и такой желанный Химура Кеншин. Мужчина, которого она больше всего на свете хотела сделать счастливым. — Твой дом здесь…и твой наследник тоже родится здесь. С твоей фамилией, — подчеркнула она и уткнулась подбородком ему в плечо — Думаю, это будет мальчик… Определённо, первым будет мальчик. — Каору запнулась, но потом продолжила с воодушевлением. — Такой же рыжеволосый, как и ты… Наверняка, он захочет обучаться кендзюцу. С такими-то родителями? — Зачем нам второй я? — спросил он посмотрев на неё странным взглядом. — Справедливо дать ему фамилию твоего отца, Каору. Каору мысленно отругала себя. Очевидно он понял её иначе, чем она хотела. Решил, что хозяйка додзё милостиво разрешила ему не входить в семью Камия, а остаться при своей фамилии. — Боже. о чём ты… Причём тут это. Он и не будет тобой, — улыбнулась она и поднесла его руку в своим губам. — Он просто будет твой. Твоя жизнь. Новая и чистая… Он станет твоим прощением, любимый. Вот увидишь, это будет новая жизнь, в которой больше не будет места горестям. Он прикрыл глаза. Каору знала, что для него это один из способов справиться с внутренним волнением. Чёрт! Она снова задела его своими словами про прощение… Какие-то невидимые болезненные струны… Отрежь свой длинный язык, Каору-тян!. — Девочка, тебе же всего семнадцать, — прошептал он. — Как ты это понимаешь и принимаешь? А когда сердцу девочки станет жаль, то, уж разумеется, это для нее опаснее всего. Тут уж непременно захочется и спасти, и образумить, и воскресить, и призвать к более благородным целям, и возродить к новой жизни… Каору посмотрела на него пристально. Уж сколько откровенных разговоров между ними было, а он всё ещё продолжает вести этот спор с самим собой. — Она ведь тоже хотела этого? — вдруг тихо спросила девушка. — Твоя жена Томоэ…она же хотела этого? Кеншин резко распахнул глаза. Золотого блеска в них, вопреки её опасениям, не просматривалось. Только старая дымная печаль. — Ребёнка? Да. Однажды она сказала об этом… — Нет…я не о ребёнке, — Каору крепче сжала его ладонь. — Спасти тебя хотела, не так ли? Намекала на то, что ты смог бы оставить мечи и прожить жизнь честного крестьянина. Ты сам говорил, помнишь? После того как вы собрали урожай редьки, — Каору перевела дыхание, готовясь сказать главное. — Но правда заключается в том, что ты бы не смог, Химура Кеншин. Ты не честный крестьянин. Ты один из величайших мечников этой страны…и самый страшный убийца за всю её историю… Боже, ты и вправду думаешь, что сменив меч на репку, ты бы спасся? Он тревожно уставился на неё, будучи не в силах что-либо возразить. На эти вопросы он не имел ответов. Зато самой Каору всё представлялось предельно ясным. Но какими словами объяснить ему, всё, что она поняла за последние полтора месяца? С тех пор как провела своё собственное расследование о жизни Хитокири Баттосая. — Я хочу сказать, что судьба неслучайно привела тебя в школу неубивающего меча, — она стиснула дрожащие руки. — И я, как наследница этой школы, должна была встретить тебя, чтобы осознать идеализм своего отца… Переосмыслить путь меча… Мы связаны с тобой, Химура Кеншин. Не только я спасаю тебя…ты тоже делаешь это со мной… — Эй, Каору! — внезапно  услышала она голос Яхико. Ученик благоразумно покинул их ещё во время ритуального спуска водяных лилий в пруд. Но сейчас он возвращался с какими-то вестями. — Ну, чего тебе? — она повернулась к мальчишке, пытаясь скрыть лёгкое раздражение. — Мы скоро уже вернёмся. — Думаешь, мне вот прямо очень-очень хочется мешать вашим сопливым нежностям? — фыркнул он. — Но ты кое о чём забыла сегодня. — Что ты имеешь в виду? — Каору нахмурилась, пытаясь вспомнить задачи нынешнего дня. — Твоя новая ученица, — с неописуемым выражением проговорил Яхико. — Похоже, ты прокатила её сегодня с уроком, Каору-сэнсей. Ну так она пришла к тебе сама. С шинаем. — Что? — изумилась Каору. — Кейко-тян здесь? Вот же неугомонная. — Шихан Камия додзё начала подниматься, — До сих пор не пойму причин, которые привели её в школу кендзюцу. Краем глаза она с удовлетворением отметила, что Кеншин сбросил с себя покровы непрощённого грешника и снова стал лучезарным Рурони. — Эта девочка очень упорна, вот что я скажу, — заметил он, поднимаясь вслед за ней. — Ваш план избавиться от неё за пять-шесть занятий уже не сработал, Каору-доно. — Возможно вам всё-таки придётся принять её как полноценную ученицу. Каору второй раз за час посмотрела на Кеншина с подозрением. Похоже он опять посмеивается над ней. — Мотив, «хочу заниматься кендзюцу, чтобы познать истинную силу отца» не кажется мне убедительным, — вспыхнув, воскликнула она. — Особенно, если её отец Сайто. — ехидно ввернул Яхико. — А тебе я вижу очень смешно, — взорвалась Каору. — Ты, между прочим, её сэмпай на данном этапе. Иди и проведи с ней разминку…в новом зале. Приду — проверю обоих! Внутренне негодуя, Каору отправилась переодеваться. Похоже, от Кейко и вправду будет непросто избавиться. Что ж. Она примет этот вызов!