Эвакуация

Каору со злостью выпуталась из рук Эниши и пулей вылетела на энгаву глотнуть свежего воздуха. Он звонко рассмеялся вслед. И словно сотня стеклянных осколков разлетелась по каменному полу. Этот смех пугал её. Эти обещания пугали её. Она не могла оставаться равнодушной к хрупкой искренности, возникшей между ними на острове, но в то же время до дрожи боялась его коварных провокаций. Эниши слишком долго был тем, кем он был, чтобы вдруг взять, измениться и благородно отступиться от неё. В глубине души она понимала, что он вполне способен выполнить обещание, которое только что прошептал ей на ухо. У него это уже почти получилось. Там. На острове. А ведь не было ни одного намёка на то, что они могут быть друг для друга кем-то ещё, кроме как врагами. Каору воспринимала Эниши как расчётливого и коварного противника, вознамерившегося превратить в ад и без того нелёгкую жизнь её обожаемого Рурони. Девушку также вымораживало, что младший брат Томоэ объявился ровно в тот момент, когда Кеншин начал потихоньку привыкать к своему токийскому пристанищу и, как она втайне надеялась, к ней самой. Но всё опять оказалось испорчено. Как в тот раз, когда их сладкую идиллию разрушил Сайто, пробудив Хитокири. Появление Эниши, Каору понимала это со всей определённостью, просто сломало Рурони. Кроме того, шанхайский мститель атаковал не только Кеншина. Он вознамерился поставить крест на её собственном будущем. Каору была очень зла на беловолосого. Первые два дня пребывания на острове она не находила себе места и думала только про Кеншина. Определённо, отражение терминальной атаки не стало концом для него. Он был способен на дальнейшее сопротивление. Последнее, что она услышала, перед тем как вдохнуть эфир, крик Кеншина обращённый к брату Томоэ. — Сейчас ты уснёшь, Эниши! А когда проснёшься, я расскажу тебе о том, чего ты никогда не знал! Что же с ним потом стало? Где он? Эниши не спешил делиться подробностями похищения. Он лишь сообщил, что в Токио все считают её мёртвой. Каору тогда проплакала целый день, но к вечеру природный оптимизм возобладал и она решила, ничего непоправимого ещё не произошло. Эниши, хоть и инсценировал её смерть, но до устраивающей его развязки пока дело не довёл. По его соображениям, Кеншин должен был либо покончить жизнь самоубийством, либо сойти с ума. Каору конечно переживала, но в глубине души была уверена, что ничего этого не случится. Она уже успела узнать Кеншина. Запас прочности Рурони был загадкой для всех, возможно, что и для него самого. Чего, кстати, нельзя было сказать про его самонадеянного судию. Внезапный нервный пароксизм, случившийся с Эниши на третий день островных «каникул», заставил Каору посмотреть на шанхайского криминального босса другими глазами. Сцена на балконе потрясла её до глубины души. В Эниши как будто бы вселился сам дьявол. Сначала он бился в конвульсиях и хрипел, а когда она постаралась помочь ему прийти в себя — вцепился ей в горло. По подёрнутым мутной пеленой глазам Каору видела, что Эниши находится во власти каких-то своих внутренних демонов. А потом он заговорил с ней как с Томоэ. С его слов выходило, что это она хочет её смерти. Он болен и страдает не меньше чем Кеншин, думала она, отпаивая его водой. И мучается, судя по всему, очень давно. Как часто с ним случаются эти жуткие нервные срывы, сопровождающиеся длительными галлюцинациями, головными болями и рвотой? Оттащить его в спальню было довольно трудно. Ещё труднее — уложить на кровать. Но Каору справилась с этим. Ей не хотелось, чтобы кто-то из находящихся в доме китайцев, а в особенности пронырливый коротышка Ву Хейшин, прибывший этим же днём в компании четырёх мрачных громил, узнали про невменяемость босса. Интуитивно она понимала, что для неё и для него это грозит обернуться большими проблемами. Эниши метался в горячке целые сутки и всё это время он сидела около него. — Почему ты не ушла тогда со мной, сестра. — жалобно бормотал он, стягивая на себя влажные простыни. — Почему осталась с ним? Я не смог убедить тебя оставить Баттосая и ты умерла. А теперь ты заставляешь меня делать все эти вещи…Сестра, скажи, чего ты хочешь? Похоже, что он тоже винит себя в смерти Томоэ, мрачно констатировала Каору. Ночь, что она провела рядом, меняя повязки и заставляя его пить воду, стала переломной. Эниши пришёл в себя когда Каору, придавленная усталостью, заснула сидя прямо на полу около его кровати. Но проснулась она уже в своей комнате — очевидно он отнёс её сюда, как только нашёл в себе силы подняться. Позже она вновь нашла его на балконе. Он монотонно раскачивался в кресле-качалке и кажется снова пил. Опасаясь нового припадка, она забрала бутылку вина со столика и поставила на её место поднос с обедом. — Что ты делаешь? — безжизненно поинтересовался он, наблюдая за ней сонными глазами. — Ничего особенного, — злясь на себя, буркнула она. — С тех пор как мы здесь, ты ничего не ел. Это не дело. — Она постучала пальцами по плошке с рисом. — Ты должен съесть всё. И посуду мой за собой сам! — с этими словами Каору поспешила убраться. С тех пор между ними повисла странная неопределённость. Эниши перестал смотреть на неё волком, но и любезностью, надо заметить, не преисполнился. Она же, как не старалась, больше не могла воспринимать его как врага. Слабость, которую она в нём увидела — не выходила из головы. Он вызывал сочувствие? После всего, что натворил? Нет, Каору-чан, ты и вправду ненормальная. Потянулись тяжкие дни ожидания. Каору сновала между кухней и балконом, удивляясь как это она умудрилась навесить на себя роль сиделки собственного тюремщика. Она не только готовила ему еду, но и обрабатывала раны, полученные им в бою с Кеншином. О том кто сейчас помогает Рурони и помогает ли вообще, она предпочитала не думать, чтобы не сойти с ума. Если он жив, значит будет и здоров. Домовая кладовка была забита припасами, среди которых было множество западных консервов. Но Каору принципиально брала только привычные ей продукты. Она конечно любила иногда полакомиться иностранной едой вроде шоколада или сыра, но разъедаться здесь не собиралась. Кусок в горло не лез, когда в памяти всплывал кашляющий кровью Кеншин и его переполненные ужасом глаза. Меню Каору не отличалось разнообразием — мисо с яйцом, запечённая рыба, рис и немного маринованных овощей. Но и кормила она похоже только одного Эниши. Ву и все остальные китайцы питались отдельно. Среди их банды оказался повар, который чудодействовал в летней кухне на заднем дворе. Там же ханьцы соорудили и небольшой вольер для животных, которых повар забивал к обеду. Каору успела насчитать с пяток куриц, несколько поросят, двух гусей и даже змей. Удивительно как много мяса едят эти китайцы! Эниши с шанхайскими бандитами не коммуницировал. Да они, похоже, и боялись его до дрожи. Периодически к боссу наведывался Ву. Каору пыталась подслушивать их разговоры, но толку от этого было мало — общались они исключительно на китайском, причём Эниши большей частью говорил сухо и раздражённо. Он либо пропадал в своей комнате, либо торчал на балконе. Однако стряпню её, без особого аппетита, но исправно поглощал. Пару раз едко прошёлся насчёт её кулинарных способностей, точнее их отсутствия. Но Каору этим было сложно пронять. Она продолжала готовить впрок. И даже сервировала для него поднос, который оставляла на кухне. И конечно этот наглец всегда игнорировал её просьбы мыть за собой посуду. В таком режиме они просуществовали четыре дня. На пятый произошёл инцидент, проливший кое-какой свет на её будущее. Каору бесцельно бродила по берегу, как её внезапно окружили человек восемь ханьцев и не церемонясь потащили к ближайшей скале, где она с удивлением обнаружила коротышку Ву. Он восседал на плоском камне, а перед ним был сервирован изящный чайный столик. Зверообразные телохранители замерли истуканами по периметру. — Не желаете ли отведать китайского чаю, уважаемая госпожа? — елейным голосом осведомился он, приглашая её садиться напротив. — Как вы должно быть знаете, меня зовут Ву Хейшин. Я работаю с боссом. Давно хотел познакомиться с нашей очаровательной гостьей. Китаец конечно не вызывал ни капли доверия, но измученная отсутствием хоть какой-либо информации о том, что происходит в Токио, Каору решилась присесть. Вдруг чего расскажет? На столике стояла широкая чайная доска, изящный глиняный чайник с потемневшими от горячей воды боками и две, расписанные затейливыми пурпурным орнаментом, чашечки с крышками. Деревянной лопаткой Ву зачерпнул горсть чая, бросил две щепотки залил их кипятком и накрыл крышкой. Подождав секунд тридцать, он вылил воду на доску и протянул чашку Каору — Это свежайший уи янча, — на японском коротышка говорил хоть и с акцентом, но вполне сносно. — Улун с утёсов горы Уишань. Прежде чем я добавлю новой воды, почувствуйте тонкость этого аромата. Каору взяла чашку и поднесла её к лицу. Запах и вправду был фантастическим. Крупные, напоминающие водоросли, чайные листья развернулись и источали странную смесь запахов мёда и полыни. Ничего общего с их традиционным юсу-маття. Улыбнувшись Ву подлил кипятка и снова накрыл чашку крышкой. — Это гайвань, — сказал он, постучав длинным жёлтым ногтем по крышке, — В нём лучше всего заваривать улуны. Аромат сохраняется довольно долго. — - Угощайтесь госпожа. Потом он стал задавать ей вопросы. Мол как она себя чувствует, что именно произошло в Токио, связывают ли её с боссом особые отношения. Будет ли она рада вернуться домой. Каору, не понимая намерений этого человека, только хлопала глазами, отхлёбывала из гайваня и собиралась с мыслями. Возможно она бы и разговорилась со словоохотливым Ву, но их церемония оказалась грубо прервана появлением на берегу Эниши. У Каору всё внутри скрутилось от страха, как она увидела его посветлевшие от бешенства глаза. Похоже, что Ву быстро понял, что залез не на свою территорию. Он виновато залопотал на китайском, смешно всплескивая руками. Эниши сгрёб его за ворот, что-то тихо просвистел в ухо и отпустил. Потом бесцеремонно перехватил её за талию и потащил в дом. Каору заметила, что в двадцати метрах от скалы как минимум три человека из охраны дома валяются с окровавленными головами. -Ты что убил троих только, чтобы увести меня отсюда? — возмущённо закричала она. — И поставь меня на место. Я в силах ходить самостоятельно. Но он отпустил её только тогда, когда добрался до дома. — Я не убиваю без особых причин, — тихо сказал он, разминая пальцы. — Я не Баттосай. Каору вздрогнула, посмотрела на него с гневом, но благоразумно промолчала. Она уже убедилась, что спорить с ним на эту тему было бессмысленно. В понимании Эниши Кеншин был настоящей машиной для убийств. То, что машина не функционировала уже больше десяти лет — ни в чём его не убеждало. — Никогда не принимай еду и питьё из рук незнакомых китайцев Камия, — сказал он, сердито глядя на неё. — Впрочем и про знакомых я бы сказал тоже самое. — Думаешь, он пытался меня отравить? — прищурилась Каору. — Не имеет значения, что он там пытался. Он всегда что-то пытается, — проговорил Эниши. — Он вероятно сказал тебе про Баттосая? Сегодня пришли новости о том, что его видели в Токио, размахивающим мечом. — Да, — соврала Каору, пытаясь не показать охватившей её радости. — Но я и так знала, что он жив! — Как я и думал, эта тварь продолжает хвататься за свою жалкую жизнь, — сухо прокомментировал Эниши. — Видимо не слишком сильно его задела твоя «смерть», Камия. Теперь возможны два сценария. Я подожду ещё несколько дней. Если он не придёт за тобой, отправлюсь в Токио, разыщу его сам и наконец прикончу. Если он найдёт путь на остров — мы сразимся здесь. В обоих случаях я отправлю его в ад, где ему уже давно надлежит быть. После этого ты вернёшься домой. Так что ждать осталось недолго. Она не успела ответить. Эниши скрылся в доме. В этот же день он возобновил тренировки с мечом и перестал хлестать вино стаканами. Наблюдая за Эниши из окна своей комнаты, Каору не могла не признать филигранности его мастерства. Он был необычайно хорош как в маневренности, так в и атакующей силе. Развитая мускулатура и эффективная дыхательная техника позволяли ему держаться в схватке довольно долго. Приложение силы было невероятно точным. Прямо у неё перед носом он срубил пару не самых тонких деревьев, просто ударив ногой по своему ватто. Да, он был хорош, но совершенно холоден. Его кен-ки как будто замерла в стазисе. Определённо ей нужно было поразмышлять над этим явлением. Но Эниши продолжал рубить деревья у неё под окном и мешал сосредоточится. Каору запустила пятерню в голову и яростно поскребла голову. Она бы сейчас всё отдала за горячую ванну, но с организацией водных процедур на острове были некоторые проблемы. За время своего заключения, Каору успела обследовать весь дом. Построенный на западный манер, он был буквально напичкан неизвестными приборами и агрегатами. Но если в кухне она мало-мальски разобралась — даже на удивление быстро научилась управляться с краном, который подавал горячую воду, то ванная поставила её в тупик. Про себя Каору признала эту комнату самой красивой в доме. Она и вправду выглядела как настоящий дворец. Видно было что её проектировали для женщины. Белоснежная, просторная, стены и пол выложены гладкими каменными плитками. Посреди комнаты царила огромных размеров купель, установленная на высокие ажурные опоры. Справа обнаружился изящный туалетный столик с зеркалом и кресло, обитое мягкой, винного цвета, кожей. Слева в углу она увидела деревянную ширму за которой были скрыты ещё какие-то вентили, вмонтированные в стенку. На потолке висела шайка, к которой была прикреплена цепочка. За отдельной дверцей она нашла две больших фарфоровых емкости, назначение которых не совсем поняла. Одна из них была снабжена металлическим рычагом. Каору нажала на него — вдоль стен посудины полилась вода. Но похоже, это была единственная вещь, где водопровод работал. Из крана, установленного над ванной не вылилось ни капли, как Каору не старалась. В тот день она предприняла ещё одну попытку набрать воды: с остервенением крутила все вентили в ванной, но так ничего и не добилась. Наверное следовало поинтересоваться о том как это всё работает у Эниши, но после его очередных безумных угроз в адрес Кеншина, обращаться к нему она не хотела. Поразмышляв некоторое время, Каору решила натаскать горячей воды из кухни, а для того, чтобы она не остывала придумала поставить под купель жаровню. Чугун быстро нагреется и она сможет полежать в горячей воде столько, сколько потребуется. Сказано — сделано. После обеда Каору поколола тесаком полено, благо запас дров для растопки кухонной печи был изрядным. Пристроив жаровню под купелью, она приступила к самой неприятной части работы — набору воды. Неудобство заключалось в том, что кухня размещалась на первом этаже, а ванная — на втором. Сделав девять ходок она выдохлась и присела на красное кресло перед туалетным столиком — передохнуть. Случайно взглянула в зеркало и испугалась — на неё смотрело бледное, с чёрными кругами под глазами, лицо в обрамлении всклокоченных волос. Ничего не скажешь. Красавица. Шихан Камия додзё давно не занималась столь чёрной работой. Дома эта обязанность была на Кеншине. Вспомнив про Рурони, Каору пригорюнилась и даже была готова пустить слезу, не появись на пороге Эниши. Похоже он только что закончил тренировку. Чуткий нос девушки уловил едва осязаемый запах пота. Влажные белые вихры прилипли ко лбу. В тёмных, с изумрудной искрой, глазах глазах плескалось неподдельное недоумение. — Что ты делаешь, ради всего святого? — спросил он наконец. — Собираюсь принять ванну! — огрызнулась она, раздосадованная его появлением. Похоже он тоже нацелился освежиться после тренировки, поскольку уже успел стянуть с себя рубашку. Каору отвела взгляд от его рельефного пресса и машинально коснулась своих всклокоченных волос. Эниши посмотрел на ведро, перевёл взгляд на купель и решил зайти с другой стороны. — А это зачем? — он указал на жаровню с растерзанным поленом. — Пока я таскала воду, она уже стала холодной, — принялась объяснять Каору. — Я хочу развести небольшой огонь, чтобы поддерживать воду тёплой. Разве не потому она сделала из чугуна и стоит на железной подставке? Ей показалось, что его сейчас разорвёт. Иначе как объяснить это совершенно неописуемое выражение, появившееся на его лице? -Эээ… А что мешало тебе сделать так, — спросил он и подойдя к крану возвышавшемуся над ванной, прокрутил до упора вентиль. Горячая вода хлынула в купель мощным напором. Каору не верила своим глазам. Она делала всё тоже самое и по нескольку раз! Но почему у него вода потекла, а у неё нет? — Но…но…я так крутила тоже, — пролепетала она. — Я не знаю … — Нужно было разблокировать подачу воды, — объяснил он — Вот видишь этот маленький вентиль под самой ванной. Это сделано для того, чтобы избежать взрыва парового котла в подвале. — Но почему ты не сказал мне об этом раньше? — возмущённо вскричала она. — Все эти дни я как дура обливаюсь из ведра! — Ты не спрашивала, — пожал он плечами. — Ну хотя бы как работает туалет — ты разобралась? — Он махнул рукой в сторону деревянных дверей, за которыми были спрятаны фарфоровые посудины. — Как туалет? — похолодела Каору. — Я думала, что эти штуки — для стирки белья… Глаза у него полезли на лоб. Кажется он был готов рассмеяться. Впервые за всё время их проживания на острове. — Погоди, а куда же ты все это время дня ходишь по естественным нуждам? — осведомился он. Каору покраснела как рак. Она ходит в кустики за триста метров от дома, но зачем он задаёт ей такие неприличные вопросы. — Ты…дурак! — на глаза Каору навернулись злые слёзы. Она пулей вылетела из ванной, сопровождаемая его хохотом. Через двадцать минут он заглянул в её комнату. Она сидела на кровати, закутавшись в одеяло и чувствовала себя очень несчастной. — Иди, — сказал он коротко. — Я всё сделал. — Я никуда не пойду! — отрезала Каору и отвернулась. — Ну, в таком случае, сиди грязная, — заключил он и закрыл дверь. Каору подумала ещё минут пять и решила, что ради горячей ванной может один раз поступиться гордостью. К тому же в той комнате было так красиво… К её приходу злосчастная ванна была наконец-то наполнена горячей водой. Более того, с её края свисало длинное белое полотно. Рядом на резном столике лежали мыльные принадлежности и пара мочалок с отрубями. Какой внимательный у неё, однако, тюремщик. Каору сняла опостылевший халат и уже было занесла ногу над ванной, как внезапно остановилась, пронзённая новой неприятной мыслью. Но как она будет мыться? В её домашней бане помывочная комната предваряла саму офуро. В кипарисовую ёмкость нужно было залезать абсолютно чистым! У нее не было поводов думать, что западные люди поступают по другому. А как тогда… Ками-сама, опять спрашивать этого надутого индюка. Да ни за что на свете! Дверь распахнулась. На пороге снова возник Эниши. Каору взвизгнула и бросилась в кресло, пытаясь прикрыться халатом. Эниши, не обращая внимания на её панику, проследовал к давешней ширме, вентили с подвесной шайкой. — Здесь душ, — коротко сказал он. — Тоже подаёт горячую воду, смешанную с холодной. В принципе, ты можешь спокойно помыться и в ванной. Потом слить воду и налить новую — чистую. Но я подумал, что для тебя это будет чересчур сложно, Камия-сан. — Ты…ты! Как ты посмел зайти! — гневно выдохнула она. — А что такое? — казалось Эниши был искренне удивлён её возмущением. — Но ведь я же раздета! Лицо Эниши снова выразило недоумение. В точности как тогда, когда он лицезрел жаровню под ванной. — Но я же уже видел тебя голой, Камия, — напомнил он. — Не знаю, чего это ты сейчас вдруг стала такой застенчивой. Было бы на что смотреть. Каору не нашлась, что ответить. Когда Кеншин ввалился к ней в баню, она швырнула в него деревянной подставкой для мыла и запрела в сарае на ночь. А чем швыряться в Эниши? Халатом? И потом, в отличие от Кеншина, Эниши не выглядел ни смущённым, ни виноватым. Непробиваемая толстая шкура. — Если ты сюда так свободно заходишь, значит могут и другие, — пробормотала она, пряча лицо в халат, — Я.я чувствую себя неловко. Он оборвал смех, вернул на лицо своё обычное, слегка угрюмое, выражение. — Мойся спокойно, — бросил он, выходя из ванной. — Никто тебя не тронет. Под тугими горячими струями, она немного расслабилась. Помыла голову, яростно оттёрлась мочалкой и ощущая приятное жжение под кожей, наконец-то погрузилась в купель. Он думала про Кешина, Эниши и связавшую их судьбы Томоэ. Затем её мыслями целиком и полностью завладел один лишь Рурони. Они не виделись уже больше недели. Это была вторая их большая разлука и Каору с удивлением отметила, что сейчас она переносит её легче. Хотя обстоятельства, на её взгляд, складывались намного хуже, чем с киотской историей. Почему-то именно сейчас Кеншин показался далёким, почти недосягаемым. Вероятно это всё из-за его любовной драмы. Тщательно подавляемое чувство ревности, уколы которой она начала ощущать ещё во время исповеди внезапно нахлынуло на неё с полной силой. О покойной жене он говорил с такой болью и нежностью, с таким страшным чувством потери, что ни у кого из слушающих не возникло сомнений в том, что для Кеншина она навсегда останется самым важным и дорогим воспоминанием в жизни. А что же с ней, в таком случае? Сможет ли он найти её? Будет ли вообще искать? Не уйдёт ли вновь странствовать, снедаемый новой виной? В разобранных чувствах, Каору выбралась из ванной, спустила воду и закутавшись в халат, отправилась в свою комнату. Погружённая в печальные мысли, она не заметила как свернула на лестницу тут же споткнулась о ковровую дорожку. Лететь бы ей кубарем вниз, не случись рядом Эниши. Он успел удержать её за пояс и обхватив одной рукой, притянул к себе. Рывок был настолько сильным, что верхняя часть халата затрещав съехала до самой талии. Каору почувствовала, как жёсткая ладонь сомкнулась у нее на груди. Шероховатые пальцы как бы невзначай зацепили правый сосок, который моментально набух и стал твёрдым. Она потрясённо пискнула, но не успела ни испугаться, ни разозлиться, так как Эниши вернул чёртов халат на место и поставил её на пол. — Ты могла сломать шею, Камия, — спокойно заметил он. — Это было бы совсем глупо, учитывая сколько денег я потратил на изготовление твоей куклы. — Я…ты… — она не нашлась, что сказать. Только плотнее запахнула халат, пытаясь скрыть от него это внезапное возбуждение. — Что ты сделал? — выпалила она и не дожидаясь ответа, опрометью бросилась в свою комнату не заметив, тронувшей его жёсткие губы улыбки Ближе к вечеру Каору окончательно расклеилась. Странная реакция тела на руки Эниши испугала её. В мыслях она постоянно возвращалась к лестничному эпизоду. От этого грудь налилась и даже слегка побаливала. Дома она бы попросту перебинтовалась как для тренировки. Но здесь…кроме дурацкого халата у неё больше ничего нет. Наивно предполагать, что Эниши сохранил её одежду. Слегка помассировав ноющие соски, она снова начала думать про Кеншина. Почему-то вспомнила его ладони, когда он, прямо перед исповедью, обхватил её запястья… Они тоже были шероховатыми, мозолистыми. Ну правильно. Если они оба не расстаются с мечами. Правда в случае с Эниши… Стоп! Почему сейчас в её мысли снова влез Эниши? Разозлившись на себя из-за всех этих томлений, неясных желаний и фантазий, Каору решила, что пора подышать вечерней прохладой. Она перелезла через окно и оказалась на балконе. В воздухе пахло дождём. Облокотившись на бордюр, она попыталась успокоиться и вызвать в себе остатки оптимизма. — Размышляешь о том придёт ли он за тобой также как пришёл за сестрой? — послышалось откуда-то из угла. Каору дёрнулась и увидела, что Эниши снова оккупировал своё кресло. И снова пьёт вино. Отлично. Пусть уж лучше сопьётся, чем будет набирать силу, способную сокрушить Кеншина. Но что-то подсказывало ей, что неумолимый мститель в своём плене зашёл в логический тупик — Он придёт, — твёрдо сказала она. — Он всегда приходил. -Не забывай, официально ты мертва, — скрипуче засмеялся он. — Откуда ему знать, что ты здесь? Тебя же положили в бочку и закопали в землю. Ровно пять дней назад. Кстати, как мне доложили, его на похоронах не было. Каору с гневом повернулась в его сторону. Эта часть Джинчу казалась ей особенно чудовищной. Что же это была за кукла такая, что никто из друзей не заметил фальшивки? Неужели даже Мегуми не разобралась? Она же доктор, в конце-концов. — Не знаю, что нас ждёт в будущем, но верю, что ещё увижу Кеншина. — дрожащим голосом сказала она. — Вижу, он взял и твою душу тоже, — с внезапной ненавистью проговорил он. — Что заставляет тебя быть преданной ему, Камия Каору? Чем таким он обладает, что ты прощаешь ему все его грехи? Я знаю, что женщины на многое готовы ради своих любовников, но ты не похожа на обычную женщину. Слишком самостоятельна. Так что же? — Он много раз спасал мою жизнь. И он привнёс в неё смысл, — сказала Каору. — И…мы не любовники, — тихо добавила она. Похоже это стало для него новостью. Он даже отставил свой стакан, встал с кресла, подошёл близко и взяв её за подбородок всмотрелся каким-то новым взглядом. Каору опустила глаза, пытаясь увернуться от контакта с ним Эниши отстранился и легко запрыгнул на балконную ограду, опасно свесив ноги. — Так ты невинная овечка, — с тихим смешком сказал он. — Как это я сразу не догадался. Но почему? Бережёт тебя? А может просто не хочет? Не верю. Ты весьма соблазнительна, хотя и не понимаешь этого. Тут что-то другое. Но что? — Ты уверен, что мы должны говорить об этом? — Каору почувствовала, что краснеет. — Да, это интересный поворот. Я бы поговорил, — Эниши явно развеселился. — Вот и говори сам с собой, — буркнула Каору. — Для тебя это обычное дело. — Я видел их вместе. Во время акта. — внезапно сообщил он, не отводя от неё изучающего взгляда. — Что, прости? — Каору почувствовала подвох. — Какого акта? — Полового, — спокойно пояснил Эниши. — Видел как они совокупляются, трахаются, пялятся, занимаются любовью…не знаю какими словами тебе ещё объяснить, Каору-сан. Это когда мужчина и женщина доставляют друг-другу удовольствие посредством некоторых частей тела. И я видел их за этим занятием. Последняя, перед смертью, ночь сестры. Она меня тогда прогнала, но чёртов Тацуме велел вернуться и положить на порог их дома письмо. От горной хижины Яминобу до Оцу два с половиной часа пешком. Так что я притопал прямиком к представлению. Он доставлял ей удовольствие языком. Господи, она так кричала. Казалось, это была не Томоэ, а какая-то демонесса. Потом она села на него, как наездница, потом он снова ласкал её лоно — теперь уже руками. Сейчас я понимаю, что он из кожи вон лез, чтобы доставить ей наслаждение. Похоже, в кое-каких вещах сестра крутила им как хотела… Но тогда, в свои одиннадцать, я конечно, ничего толком не понял. Подумал, что ещё пять минут этих наблюдений и у меня попросту разорвётся сердце, или я ворвусь в дом и что-то с ними сделаю, или же Баттосай очнётся, вычислит меня и прибьёт. Поэтому я снова опрометью бросился прочь от дома, нашёл какой-то сарай, зарылся в сено и просидел в нём до утра, трясясь от холода и гнева. Потом заснул. А утром понял, что так и не оставил то письмо. Снова вернулся к дому… Если бы я знал, что сестра к тому времени уже отправилась на гору… Очнувшись от минутного оцепенения, вызванного столь откровенным монологом, Каору бросилась к балконной двери, испытывая одно лишь желание — провалиться сквозь землю. То что говорил Эниши звучало слишком неправдоподобно. Каору не могла поверить, что Эниши рассказывает про её Рурони. Такого просто не могло быть. — Эниши, ты ублюдочный извращенец! Не собираюсь это все выслушивать, — она дёрнула ручку двери, но та оказалась заперта. Эниши крутанулся на бордюре и помахал ключами. Кажется даже засмеялся. Его атлетическая фигура закрыла половину горизонта. Каору на миг показалось, что он превратился в статую причудливого храмового божества. Она в бессилии осела на пол, обхватив колени. Её мутило. — Что тебя так расстроило, Каору? — полюбопытствовал Эниши, впервые обратившись к ней по имени. — Наверное захотелось, чтобы он и с тобой проделал что-то подобное? Она решила не поддаваться на его провокации. — Не знаю чего ты добиваешься, рассказывая всё это, Эниши. — деревянным голосом произнесла девушка. — Кеншин не скрывал, что прожил со своей женой Томоэ в Оцу около шести месяцев. Он также сказал, что был там счастлив. — Возможно, — Эниши наконец спрыгнул с балконной ограды и направился к своей бутылке. — Он был счастлив, но я то горел в аду. Уверен, что сестра, несмотря на всё то удовольствие, что ей доставлял хитокири, пребывала там же. Стать внедрённым агентом, спать с врагом… Даже не представляю как ей, с её воспитанием и тонкостью, было тяжело и страшно. Но у меня оставалась надежда, что мы вместе с Томоэ выберемся из ада. Тацуме сказал — иди к сестре, предупреди её, что нам известно местоположение Баттосая. После этого вы сможете вернуться домой. Поэтому я и летел в Оцу как на крыльях. Но, знаешь, она прогнала меня. Велела возвращаться обратно в Эдо. Я был в шоке. Мы не виделись больше года и единственное, что она смогла сказать мне — «Не думала, что снова увижу тебя, Эниши». Я не узнал мою нэ-сан. Она смотрела сквозь меня и как только поняла, что я и есть весточка от Тацуме, всё её радушие испарилось в один миг. Она просто велела мне убираться вон. Это был настоящий удар. — Я думаю, она пыталась тебя спасти, Эниши. — грустно проговорила Каору. — Она хотела, чтобы ты не лез в эту историю. Возможно и пошла к ним из-за того, что решила, что ты у них в заложниках. Захватив бутылку, он сел рядом с ней так близко, что Каору почувствовала слабый запах камфоры, которой он смазывал свои синяки и довольно мощный прилив странного тепла. — Я не был у них в заложниках и ясно дал ей об этом понять, — усмехнулся Эниши, наполняя стакан и протягивая его ей. — Нет. Она просто боялась, что я ненароком выдам все её секреты Баттосаю. Она не хотела чтобы он знал о её маленьком задании. Это же так стыдно. Помню я бежал по дороге к озеру, размазывая сопли, и вдруг встретил его. Он буквально прожёг меня взглядом. Как будто пытался залезть в голову и прочесть мысли. Потом что-то спросил. Таким слабым и беспомощным червяком я не чувствовал себя никогда. Он казался воплощением всех бед, что свалились на меня после ухода сестры. Ты вряд ли поймёшь, но я больше полугода таскался по Киото, разыскивая её. Оборванный, грязный, вечно голодный. Когда я понял, что если и дальше продолжу ловить крыс и жарить их на костре, то превращусь в презренного хинин. Тогда я начал воровать еду из лавок. Разумеется, когда я попадался, меня избивали до полусмерти. Киото позднего Бакумацу был похлеще Шанхая, я тебе скажу. Казалось, что абсолютно все люди свихнулись на крови, насилии и каких-то уж совсем запредельных извращениях. В одном придорожном трактире милая бабушка предложила мне миску с супом. Безвозмездно. Оказалось в него был намешан сок дурмана усыпляющего. Она продала меня в какой-то бордель. Обычное для тех лет дело. Я мог бы сбежать сразу, но очень хотелось жрать. Пару дней меня кормили, поили и отмывали, а на потом отправили к «клиенту», так сказать. Они не знали, что я успел стащить на кухне нож и был готов ко всему. Поэтому, когда тот пьяный ронин спустил свои хакама, я, недолго думая, воткнул нож ему в глаз и даже попытался отсечь всё его хозяйство. Но только залил кровищей всю комнату. Он визжал как свинья, а я распорол рукава его косодэ, выгреб все деньги и сбежал через окно. Каору слушала прикусив кулак и широко раскрыв глаза. В воздухе сгустились тучи и заметно похолодало, но она вдруг поняла, что не может сейчас уйти от своего странного тюремщика. Эниши же выглядел почти спокойным. Только может чуть-чуть руки тряслись, когда он прикладывался к бутылке. — - Сразу же после этой истории на меня вышли люди Тацуме, — продолжил он. — - Ублюдки давно следили за мной, но сам Тацуме долго не мог решить вовлекать меня в операцию по захвату Баттосая или нет. Как я потом выяснил, сестру они держали на крючке с самого Эдо. Собственно говоря, именно из-за них она отправилась в Киото. — Разве это не было её решением? — потрясённо спросила Каору. — Формально это и было её решение, — хмуро ответил Эниши. — Но по правде говоря, сестру просто взяли измором. Мать Киёсато приходила к нам в дом каждый день и голосила как умалишённая, обвиняя сестру во всех грехах. Она считала, что если бы Томоэ была с тем болваном поласковей, ему бы и в голову не пришло отправиться в Киото. Эта проклятая старуха сделала всё, чтобы все соседи начали перешёптываться — вон идёт та самая Юкиширо Томоэ, которая отправила на верную смерть своего жениха, только потому, что он был недостаточно хорош для неё. В конце-концов, сестра сама уверовала в свои мифические грехи. Тогда-то к ней и подступились люди из Яминобу. Тацуме умел вербовать агентов так, что они принимали именно те решения, которые были выгодны ему. Отчасти я даже рад, что старый кукловод был убит Баттосаем. Теперь я знаю, что у него не было планов оставлять нас всех живыми. — Но если тебе известны подробности этого заговора, почему ты мстишь Кеншину? — вскричала Каору, сжав кулаки, — Если ты знаешь, что твоей сестрой манипулировали, пытались свести её с ума, пользуясь чувством вины… Как ты можешь желать зла единственному человеку, который её любил? Эниши бросил на неё странный взгляд — Единственным человеком, который её любил — был я, — прошипел он. — Все остальные ею только пользовались. В том числе и Баттосай. Он ничем не отличался от Яминобу. Те же яйца, только в профиль. То же порождение тьмы. Поверь мне, он не колебался, когда резал, буквально кромсал её тело. Пусть не она была его целью, но он не пожалел её, чтобы достать своего противника. Он нанёс ей четыре удара, пока не остановился. А почему? Да потому что он хитокири! Суть — не человек. Я не заблуждаюсь на свой счёт. И за эти тринадцать лет тоже научился убивать, но даже мне не под силу хладнокровно разрубить женщину, с которой несколько часов назад занимался любовью. — Ты чудовищно ошибаешься, — прошептала Каору. — Ты сам владеешь мечом. Ты знаешь, что невозможно остановить атаку в которую вкладываешь все свои последние силы… Он шёл на смерть, чтобы убить противника и умереть самому. Он хотел, чтобы она жила… Он не увидел её, потому что был лишён практически всех органов осязания… Эниши посмотрел на неё со смесью жалости и презрения. — Ты не можешь знать того, чего не видела сама, Камия Каору. Ты же сейчас говоришь его словами. Я слышу оправдания Баттосая, которыми он заморочил вам всем голову. Впрочем, у меня нет цели в чём-то тебя убеждать. Ты можешь и дальше жить в своих иллюзиях. Каору дрожала. Рассказ Эниши вызвал в ней смешанные чувства. С одной стороны она была безмерно зла, когда он рассказывал про интимную жизнь Кеншина и Томоэ, а она не могла заставить себя закрыть уши. С другой, ей было безумно жаль этого мальчишку, которому пришлось столько пережить, прежде чем стать сильным и беспощадным. А ещё Каору увидела одиночество. Абсолютное и незащищённое. Этот беловолосый парень идёт с ним рука об руку много-много лет. Вероятно с того самого дня, как Томоэ, отринув все свои семейные обязательства, отправилась в Киото. В объятия хитокири. Навстречу своей гибельной любви. — Почему ты мне об этом рассказываешь? — тихо спросила она. Эниши тяжело привалился к стене, поставил стакан на пол стакан на пол и коснулся ладонью её руки. Начал накрапывать дождь, но они продолжали сидеть в темноте, связанные странным болезненным теплом. — Я никогда и никому об этом не говорил, — с трудом произнёс он. — Но ты…помогла мне во время срыва. Ты — другая. Я…не хочу, чтобы ты считала меня врагом. Особенно после того как я убью Химуру Баттосая. Каору болезненно сморщилась. — Ты не хочешь увидеть главное, Эниши. — Она решила не сдаваться. — Твоя сестра не просто так полюбила Кеншина. Она увидела в нём свет и доброту! Она отказалась от мести за первого жениха, потому что поняла, что не сможет предать любимого. Эниши, если бы тебе действительно была важна сестра, то и ты бы отказался от своей мести. — Ты глупышка, Камия Каору, — снова усмехнулся он. — Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. Я до сих пор не знаю, чем руководствовалась сестра, когда согласилась участвовать в охоте на Баттосая. Тебе так хочется во всём видеть благородство? А если его вообще не было? Томоэ не могла оставаться в Эдо, потому что мать Киёсато устроила ей адскую жизнь после смерти Акиры. Она убедила себя в том, что должна отомстить за жениха и тем самым получить шанс на новое счастье. Яминобу, в свою очередь, был нужен Баттосай. Они потратили много времени, пытаясь вычислить кто косит лучших людей Бакуфу, а когда выяснили, попросту не смогли к нему подступиться. Тогда они ввели в игру Томоэ. Сестра решила, что её новое счастье — это Баттосай. Боже, женщины иногда глупят. Они спрятались в Оцу, где она наконец-то получила в свое распоряжение дом, мужчину с мечами и незапятнанную репутацию. Она думала, что это продлится вечно и про неё забудут. Бедная моя, наивная Томоэ… Она везде ошиблась. Хотела быть приличной женщиной, а вместо этого получила позор и смерть. Но как бы там ни было, это слишком высокая цена ошибки. Каору потрясённо смотрела на мужчину, сидящего рядом с ней. Похоже, мотивы Юкиширо Эниши не так просты, как им всем казалось. Он продолжал держать её за руку, как будто пытался передать ей часть своей правды. — Не имеет значения что ею двигало. Имеет значение лишь то, что она полюбила его. И я могу понять её, ведь я тоже люблю его, — опустив голову проговорила Каору. — Откуда тебе знать об этом, — взвился Эниши. — Любила, не любила. Что ты можешь знать о чувствах женщины, которую даже не знала! — Кеншин прочёл об этом в её дневнике! — Каору порывисто развернулась к нему. — Эниши, она оставила дневник. Там записаны всё её чувства к Химуре Кеншину. Наши друзья из Онивабан должно быть уже привезли его в Токио. Если бы ты только согласился его прочесть, то понял бы что Томоэ не хотела его смерти. Она хотела его любви. Твоя месть - ошибка! Эниши снова потянулся к её подбородку и начал ласкать его лёгкими круговыми движениями. От неожиданности Каору задержала дыхание. - Это не имеет значения, Камия Каору, — голос Эниши стал бархатно-вкрадчивым. Она практически не видела его в темноте. Только ощущала растущий жар тела. Его? Своего? — Никакая дополнительная информация не повлияет на ситуацию. Мне всё равно, кто кого любил тогда, кто кого любит сейчас. Возможно сестра и простила его, но я не собираюсь этого делать. Я убью его. Я готовился к этому чертовых тринадцать лет. — У тебя не получится, Эниши, — дрожащим голосом сказала она, уже не пытаясь увернуться от его ласковых пальцев, — Ты мстишь не за сестру, а за свои несчастья. Какими бы ужасными они не были, за них нельзя платить жизнью. Теперь я знаю. Будет бой и Кеншин обязательно придёт к пониманию истинных мотивов твоего поведения. И он остановит тебя. Он всегда так делает. — Вот и посмотрим, — Эниши наклонился и стал целовать её лицо. Сначала глаза, потом щёки, по которым текли слезы, смешанные с дождём, а потом уже и губы, овладевая её языком, переходя от мягкой шёлковой ласки к жёсткому вторжению. Она не сопротивлялась, пораженная волной совершенно новых ощущений охвативших её тело. — Прости меня, прости, — едва слышный, его шёпот прошелестел где-то над ней. — Я не хочу тебя пугать. Только не тебя, Каору, — Эниши бесшумно опустился рядом и обнял её со спины, вытаскивая из омута воспоминаний. — Хочешь, прямо сейчас я отвезу тебя в додзё? Баттосай вернётся — а ты уже на месте. Вот смеху-то будет? Каору вздрогнула и встряхнулась. Она не на острове, а в бывшем доме семьи Юкиширо в Синдзюку. И кое-какие обязательства перед одним из её членов у неё все-таки есть. Она повернулась к Эниши и спокойно встретилась с ним глазами. Кажется он перестал улыбаться как безумец. И даже выглядит немного виноватым. Он накинул на плечи синюю куртку шань, но не ту, пропитанную кровью, а новую. Жёсткий стоячий воротничок подчёркивал чёткую элегантность его лица. Да, пожалуй она нашла правильное слово. Если Кеншин казался изящным и хрупким, то Эниши, вне всяких сомнений — жёстким и элегантным. А она была Сладкой Ванильной Булкой. Именно так Эниши стал называть её в их последние дни на острове. После того как обследовал своими бесстыдными руками её тело. Каору скользнула глазами по ране в боку — чуть повыше жёстких косых мышц. Острый подбородок, белые пряди, непроницаемые глаза. Даже когда поддаётся порывам чувствительности, Эниши сохраняет в себе эту странную ироничность и насмешливость. — Тебе надо вернуть твои синие очки, — сказала она внезапно. — С ними твой облик выглядит законченным. Как и Кеншин со своим шрамом. — А без них, я, получается, сакура-моти без палочки? — вопросительно хмыкнул он, заметно расслабляясь. — Нет. Просто смотришься чуть моложе…немножко беззащитным что ли, — она провела пальцами по его острым скулам. — Ты не чужой мне человек, Эниши. Боюсь, что теперь ты со мной навсегда. Я не знаю с кем бы я ещё могла говорить так откровенно…кто бы ещё мне показал как может себя вести моё тело, кто бы так интересно рассказал про паровой двигатель и страсбургский пирог… Кто бы ещё увидел во мне путь к спасению… Он наклонил голову, ожидая продолжения — Но есть одно но, не так ли Каору-сан? — чуть хрипло произнёс он — Всегда есть какое-то но, — вздохнула она. — Он тоже со мной навсегда. Возможно у него и нет сил меня любить. Возможно, он всё отдал твоей сестре и единственное, что у него осталось — это только его доброе сердце и желание искупления… Но ты знаешь, пока жива, пока дышу…я не могу оставить его. Даже если он решит снова уйти, я пойду за ним. .Даже если генерал Ямагата снова попытается отправить его в какое-нибудь пекло, я пойду за ним… Не имеет значения, как ведёт себя моё тело…когда ты делаешь все эти вещи, — она коснулась губ. — Стоит мне один раз посмотреть на него, Эниши…у меня нет никаких сомнений. Я обречена иди за Химурой, даже если он будет меня отталкивать. — Да, я знаю, — Эниши снова улыбнулся и легонько щёлкнул её по носу. — Не будь такой серьёзной. — Он снова подгрёб её к себе, погрузив пальцы в распущенные волосы. — Возможно я когда-нибудь научусь радоваться только тому, что ты есть. Пусть даже не со мной. — Я всё равно с тобой, -пробубнила она, уткнувшись ему в шею. — Конечно, — рассеянно проговорил Эниши. — Ты со мной, девочка. Если бы тебя не было, я бы там сдох…на этом острове. — Мы можем сделать это, Эниши, — едва слышно пробормотала она. — Я даже думаю, что мы обязательно это это сделаем. — Вот как? — он он перестал перебирать её волосы. — И когда же это случится? — Когда оба поймём, что это нас спасёт, а не разъединит. Если же мы займёмся любовью сейчас, то вероятно это будет наша последняя с тобой встреча, — Каору покусала губы и выпрямилась. — А я не хочу чтобы ты исчезал из моей жизни навсегда, Эниши.