Эвакуация

Устроить свидание с Каору оказалось сложнее, чем он предполагал. Сначала Эниши решил пойти простым путём — тайно заявиться к ней в додзё и выманить на разговор. Причём он не совсем ясно понимал, что именно ей скажет. Но с тех пор как Эниши перестал гасить душевную боль опиумом, из спутанного клубка чувств и желаний отчётливо выделял только одно — жгучую потребность снова увидеть Камию Каору. А коль уж Эниши чего хотел, то не существовало в мире причин, которые бы помешали ему это заполучить. Однако компаньонка Линь, ответственная за его безопасность, предложила сначала проверить обстановку в окрестностях школы Камия Кашин. Посланный ею лазутчик вернулся с неважными новостями — додзё было под наблюдением полиции. Причём под двойным. — Сопоставим активность японской полиции и слежку за школой. Очевидно патруль поставили по вашу душу, господин. Они знают, что вы там можете появится, — сказала она ему во время очередного сеанса иглотерапии. — Это Хейшин, чёрт бы его побрал. Следил за нами на острове. Понял, что я останусь в Японии ради неё и сдал полиции. Он всегда умел сложить одно с другим, — проговорил Эниши. — Но это и хорошо. Теперь моя задача понятна — нужно просто обойти их ловушки. Всего-то. Не впервой, Линь. Оууу.!.. Вот сейчас было больно! Если не считать тонкого хлопкового полотна прикрывающего бёдра, Эниши был полностью обнажён. Линь как раз обрабатывала точку схождения меридианов Седьмой Ци, находящуюся точно над поясничными ямочками. Иглоукалывание было довольно опасной процедурой. Введи Линь иглу на полсантиметра выше — его бы парализовало на всю оставшуюся жизнь. Но он не задумываясь вверял своё тело китаянке, поскольку был уверен, что та не сможет причинить ему зла. О мотивах её преданности он предпочитал не думать. Томоэ велела не прогонять её. Он привык слушаться сестру. Надо сказать, Линь здорово ему помогла в дни становления Синдиката. Около шести месяцев она, в качестве внедрённого агента, работала в борделе, принадлежащем жене одного из глав шанхайской триады Цюй Цзи. За это время Линь передала Эниши много полезной информации, которая, в итоге, помогла ему укрепиться в мире шанхайского криминала на правах сильного. Но когда в его дело вошёл Ву, Эниши отправил Линь в Сингапур — собирать информацию о новых рынках сбыта в Юго-Восточной Азии. Он принципиально не вводил Линь в свой шанхайский круг. О её связи с Эниши практически никто не знал. Линь оставалась тёмной лошадкой. Из неё Эниши сделал своё тайное оружие и тайную, как теперь уже стало понятно, телохранительницу. Последние три года они и вовсе провели врозь — она моталась между Сингапуром и Британской Малайей, занимаясь легализацией некоторых видов их бизнеса. Держался он с ней всегда вежливо и, насколько это было в его силах, дружелюбно. После памятной сцены в горах, когда Линь, упав к его ногам поклялась в вечной верности и попросила взять её с собой в Шанхай, он согласился, при условии прекращения между ними всяких интимных отношений. — Это будет нам мешать, Линь. Ты же знаешь, что будет, — сказал он, закидывая меч за спину. — Впереди у меня длинный и тяжёлый путь. Долго я с тобой быть не смогу. Найду другую. Потом третью. Если хочешь быть рядом — будь на правах служанки, компаньонки, бизнес-партнёра, но никак не любовницы. Линь приняла его условия, но Эниши видел, что ей трудно их соблюдать. Первые несколько недель она жила в его шанхайских апартаментах, занимая гостевую спальню и прекрасно слышала как он ночами развлекается с шлюхами. Но продажных женщин она ещё терпела — в конце-концов, они были разменным материалом. Справиться с ревностью она не смогла, когда Эниши увлёкся молодой певицей Юй — восходящей звездой кантонской оперы. Перед последней Эниши мастерски разыгрывал нежного воздыхателя, близости с ней добивался больше месяца. Когда Юй сдалась, не выдержав натиска его безудержного обаяния и харизмы, и согласилась остаться у него на ночь, Линь собрала небольшой мешочек вещей и переехала в скромную комнату, расположенную в районе Французской концессии. Они не виделись больше трёх месяцев, пока Эниши не потребовалось провернуть ту операцию с борделем Цзюй Цзи. Он знал, что после него у Линь не было мужчин. Отправляя девушку в мир насилия и самых низких видов похоти, Эниши был готов к тому, что выполнив задание, она отвернётся от него и наконец пойдёт своей дорогой. Но Линь не отвернулась. Похоже, что её болезненная привязанность к «японскому чёрту» только усилилась. За семь лет они, не меняя собственных полярностей, как-то научились существовать друг с другом. Он укреплял Синдикат, зачастую просто шёл к власти по трупам. Параллельно с этим, он готовил месть, всё глубже и глубже проваливаясь во тьму своей одержимости. Она же, оставаясь его тайным информатором, вела преимущественно легальный образ жизни. Её легенда была безупречной. В Сингапуре её знали как мисс Тин — наследницу богатого китайского клана шелкоторговцев и владелицу крупных чайных мануфактур. Она была уважаемой персоной, вошла в круги колониальной аристократии. Всё это, в конечном счете, играло ему на руку. Когда проект Джинчу вышел на финишную прямую, он послал ей в Сингапур чёткие инструкции — собрать небольшую, но хорошо подготовленную диверсионную группу, прибыть на лодке в Японию и караулить его в заливе Синигава. Судя по поведению Линь, она восприняла эту команду как миссию по спасению господина. И ведь не ошиблась, если вспомнить какой развалиной он был доставлен к ней на лодку десять дней назад. Эниши ощутил внезапный укол совести. Надо сказать, это чувство не посещало его уже много-много лет. Линь… Похоже она снова начала на что-то надеяться. Ему надо научиться щадить её чувства. Впрочем, в этот раз она держалась неплохо. Выдержка стала её вторым я. После того как он сообщил ей о своём желании вернуть Камию Каору в свою жизнь, компаньонка застыла лишь на мгновение. Эниши уловил холодный взрыв ци, но она быстро погасила это внутреннее сопротивление. В конце-концов, его приказы никогда не обсуждались. Эниши всегда шёл в фарватере своих чувств и желаний, умело маскируя паранойю доказательствами практической выгоды. Долгое время его жизнь была подчинена одной великой цели. Все на этой земле ходили только для того, чтобы Эниши мог покарать Баттосая. Это была аксиома, которую он не подвергал сомнению. Линь научилась принимать его желания без споров. Поэтому она осталась спокойной, услышав имя девочки. — Камия Каору? — Она произнесла это имя на свой альвеолярный китайский манер. Буквально как К`амия К`аолу. От этого в её голосе прозвучали нотки неуверенности. В отличие от Эниши, разговаривавшего на мандаринском и шанхайском диалектах в совершенстве, она так и не смогла нормально выучить японский, хотя и очень старалась.  — Эта девушка? Подруга человека, убившего вашу сестру? Возлюбленная вашего врага? — Она не возлюбленная ему, — с неудовольствием заметил Эниши — Он просто живёт в её додзё. Между ними ничего нет. Линь смотрела на него с недоверием. И правильно делала. Всё, что касалось его восприятия реальности, особенно если дело касалось женщин, необходимо было делить на десять. — Линь не известны подробности вашей японской операции, но разве план господина состоял не в том, чтобы отнять женщину врага и тем самым заставить его страдать? Эниши почувствовал, что височная пульсирующая боль возвращается. Сеанс акупунктуры грозил пойти насмарку. Но в логике Линь, конечно, не откажешь. — Да. Сначала всё так и было, — признал он. — Но там на на острове мы сблизились с ней. И то, что я узнал, даёт мне шанс завершить начатое, — осознав это он внезапно счастливо засмеялся. — Похоже, Линь, я ещё могу заставить его страдать. — О, понятно. Так господин хочет вернуть японскую девушку, чтобы завершить начатое? — деловито уточнила компаньонка. Она наконец-то закончила с иголками и теперь массировала, прокатывала его мышцы и суставы, зачерпывая из глиняной плошки какую-то пахучую, легко тающую на коже, мазь. Каюта пропахла едким запахом камфоры. Ханьцы были склонны добавлять её во все заживляющие и согревающие средства. Учитывая то, сколько он тренировался и дрался все эти годы… Камфора уже должна была частично заменить ему кровь Эниши повернулся на спину, не обращая внимания на наготу, встретился с ней взглядом и улыбнулся так, как улыбался, например, главам шанхайских триад, когда их цепные псы держали его на мушке. — Томоэ покинула меня, Линь. Её больше нет ни здесь, ни здесь, — он поочерёдно коснулся ладонью головы и сердца. — Вместо неё теперь Каору. Я просто хочу, чтобы она была рядом. Она нужна мне для того, чтобы обрести новый смысл во всём этом безумии. Мне нужна точка опоры. И эта девушка, определённо может ею стать. Если это причинит пару неприятных минут Баттосаю… Тем будет лучше. Линь внезапно засияла глазами и с нехарактерной для себя горячностью схватила его за кисти рук. — Господин хочет сказать, что белая гуй ушла? — заглядывая ему в глаза прошептала компаньонка, — Её действительно больше нет? — Линь, ты же знаешь, что не люблю, когда ты называешь сестру демоном, — поморщился Эниши. — Ты пользуешься тем, что я не могу тебя наказать. — Гуй причинила господину много вреда, — убеждённо сказала Линь. — Неуспокоенная душа заставляла его страдать все эти годы и делала его одержимым. Если она ушла, значит господин завершил своё дело. Эниши был слишком хорошо образован и слишком космополит, чтобы объяснять свои поступки простой мифологией. Но Линь на этот счёт имела своё мнение. Несколько раз она была свидетельницей припадков, после которых он принимался вслух разговаривать с сестрой. То ещё наверное было зрелище. Впервые она это увидела на горе Удань. У них завязалась интрижка. Нет, понятно, что в случае с Линь, тогда ещё шестнадцатилетней ученицы мастера меча, - это была большая любовь. С его стороны - все как обычно. В тот вечер они даже как-то уютно проводили время в небольшой гостевой хижине. Она рисовала невидимые орнаменты на его спине. Но идиллия была недолгой — его буквально взорвало болевой вспышкой и подбросило чуть ли не к потолку. От чудовищного перенапряжения у него даже хлынула из носа кровь. Эниши рухнул на колени и предстал перед разгневанной сестрой. Томоэ была оскорблена, что он снова позволил себе расслабиться. Эниши заговорил с ней с жаром, стал, по-обычаю, просить прощения, кажется даже заплакал. Когда Томоэ исчезла в тёмной, наэлектризованной мгле, первое, что он увидел — переполненные ужасом глаза Линь. Страх девушки был объясним. Превращение раскованного и умелого любовника в психопата, разговаривающего с невидимым призраком было слишком шокирующим. К тому же с сестрой он говорил на японском. Очевидно ей, выросшей в горах, эта незнакомая речь тогда показалось языком бесов. Чуть позже он коротко рассказал ей историю Томоэ: сестра, заменившая ему мать, потеряла жениха и отправилась мстить за него. Ради этого отдалась его убийце, но в итоге была им же и убита. Её смерть требует отмщения и он, Эниши, живёт только ради этого. Линь приняла его мотивы, но втайне продолжала считать Томоэ, живущую внутри него, злым духом гуй. В его родной Японии неуспокоенных призраков умерших женщин называли онрё. Но он был далёк от того, чтобы причислять к ним сестру. Его связь с Томоэ носила другой характер. — Если бы не она, я бы до сих пор оставался слабым мешком с костями, — сказал он. — Но как бы там ни было, её больше нет. Она ушла как только около меня появилась Каору. Понимаешь? Каору заполнила всё вот тут — Эниши снова прикоснулся ладонью к голой груди. — Томоэ ушла до того как я вышел на бой с Баттосаем. Её не было со мной в этом поединке. Казалось, сестра меня прокляла, ведь я так и не смог покарать её убийцу…но позже я всё переосмыслил. Томоэ послала Каору вместо себя. Живую и тёплую, понимаешь? Она спасла меня. Компаньонка коснулась глаз, в которых блеснули…уж не слёзы ли? — Линь поможет господину найти эту девушку, — глухо сказала он.- Если она прогнала гуй — значит достойна того, чтобы находится подле вас. Затем она предложила самый простой способ решить эту проблему. Нужно нейтрализовать патрули, умыкнуть девушку по-тихому и используя фактор внезапности — быстро отчалить в сторону континента на лодке. После разгрома сил Синдиката в Японии, единственным преимуществом Эниши оставалась именно лодка, носившая затейливое название «Яшмовая шкатулка» На первый взгляд, выглядела она легкомысленно — изящный парусник, украшенный цветочными гирляндами — плавучий бордель с роскошной навесной кают-компанией. На деле же, ещё в Сингапуре, на одной из секретных верфей Синдиката, лодка была переделана в мини-пароход. Эниши лично занимался переоснащением — заказывал в Германии паровой двигатель, им же придуманной комплектации, рисовал чертежи и даже принимал участие в монтаже. Даже сейчас, пребывая в разобранном состоянии, Эниши почувствовал прилив гордости за проделанную работу. «Шкатулка» и вправду была совершенством. Когда возникала необходимость, она развивала скорость до 30 узлов в час. Ни один корабль Мэйдзи, Эниши знал об этом из достоверных источников, не был способен на такое. Да что там, любая европейская держава была бы не прочь обзавестись столь быстрым, мобильным, а главное — недорогим в изготовлении судном. Но занятый Джинчу, Эниши не спешил делиться своим изобретением с миром, хотя патент на двигатель всё же зарегистрировал. Кроме того, «Шкатулка» демонстрировала чудо маскировки. Винт, приводимый в движение паром, был размещён в специальном, никому не заметном, колодце в корме. Эниши придумал снабдить его его подъёмным механизмом, поскольку при ходе под парусами он только мешал движению, создавая дополнительное сопротивление. Аналогично он поступил и с дымовой трубой: чтобы она не мешала манипуляциям с парусами, её сделали телескопической складной— по типу подзорной трубы. При погоне можно было бы даже сбросить и кают-компанию —лодка могла спокойно пересечь Южно-Китайское море. Но Эниши полагал, что она вполне способна выдержать и кругосветку. Если и была у главы шанхайских оружейных контрабандистов какая-то осмысленная страсть кроме проекта Джинчу, так это пароходы — сказался год, проведённый в Королевской школе кораблестроения в британском Портсмуте. Его туда определили приёмные родители. Ему было пятнадцать, когда «отца», учёного-полиглота из японских эмигрантов-христиан, молодое правительство Мэйдзи попросило сопровождать так называемую Миссию Ивакуры в качестве переводчика. Это был первый большой дипломатический десант Патриотов после свержения сёгунта. Миссия состояла из группы высокопоставленных политиков, включая лидеров Исин Сиши Кидо Коина и Окубо Тошимичи, их жён, детей и ещё пятидесяти японских студентов. В течение двух лет вся эта компания с шиком путешествовала по странам, с которыми у Японии к 1871 году были установлены дипломатические отношения. В задачи посольства входили пересмотр неравноправных договоров, заключённых ещё Бакуфу, а также ознакомление с культурой этих стран и их государственным устройством. Родители предложили Эниши путешествовать вместе с ними, но после того, как он хорошенько взгрел пятерых самурайских сынков, сочтя их чересчур заносчивыми, «отец» принял решение сдать его в английский инженерный колледж на всё то время, что он будет занят с Миссией. В колледже Эниши тоже любезностью не отличался. Сначала студенты смотрели на него как на диковинного зверька. Причин тому было много — заморское происхождение, седые волосы, бешеный нрав. Он быстро отвадил от себя всех интересующихся. Однако почти идеальный английский (спасибо приёмному папочке за науку) и явная склонность к техническим дисциплинам снискали уважение директора колледжа, а по совместительству морского инженера-изобретателя Натаниэля Барнаби. С его подачи Эниши погрузился в изучение английского кораблестроения. Он буквально бредил рангоутными броненосцами с центральной батареей, перерисовывал схемы башенных кораблей, несущих самые огромные орудия из когда-либо установленных на британских линкорах. Время было почти счастливое. Томоэ целиком и полностью одобряла его увлечение. Но по истечении года приёмные родители закончили своё сотрудничество с Миссией и забрали его обратно в Шанхай. А через пару месяцев у него случился один из самых мощнейших срывов — снова появилась скорбная, льющая кровавые слёзы, Томоэ. Всем своим видом сестра как будто говорила ему — «Ты оставил меня младший братец, отклонился от своего предназначения. Спокойно наблюдаешь за счастьем этой семьи, сам почти стал счастливым. Ты забыл о том, что сделал хитокири!». В эту же ночь он снял с подставки длинный японский тачи, который приёмный отец приобрёл за какие-то безумные деньги у одного из бывших даймё и зарезал всех, кто был в доме. Спящие не сопротивлялись. Вскрывая сейф с деньгами и драгоценностями, он наткнулся на потрёпанную книгу озаглавленную как «Искусство Ваттодзюцу». Она была написана на китайском. Но автором, судя по витиеватому предисловию, был мало кому известный японский мастер меча, долгое время проживший в Китае. Он создал свой собственный стиль-гибрид, соединив кендзюцу с одним из из редких разновидностей ушу — стилем люхэбафацюань. Эниши цапнул книжицу. Баттосай помешан на своём кендзюцу. Для того, чтобы понять суть его тёмной силы, ему, Эниши, необходимо разобраться со всей этой ерундой, связанной с мечами. Пароходам придётся подождать. До Джинчу оставалось семь лет и ему ещё многое предстояло сделать. Разжечь огонь легко. Трудно превратить его в бушующее пламя. Кажется так он сказал Баттосаю, когда вызывал его на бой. Интересно, согласилась бы Каору жить с ним на «Яшмовой шкатулке»? Они бы могли путешествовать по миру, не задерживаясь ни в одном враждебном порту. Только ты и я, Каору. И весь мир. Я бы научил тебя стоять у штурвала и показал бы все самые красивые острова из тех что видел сам. Мы бы побывали в странах, о которых я и сам только слышал. Говорят, что Южный континент сказочно красив и огромен. Не в пример этой тесной, пропахшей тухлой рыбой, Японии. Водопады там низвергаются прямо с неба, а пряные травы простираются до горизонта. Можно десять дней бежать по этой траве и не встретить ни одного человека. О, да. Это, пожалуй то, что нужно — ты, я и больше никого. Можно уложить тебя в траву и любить так долго, сильно и нежно, пока ты не засмеёшься от счастья. — Я не хочу похищать её второй раз, Линь, — произнёс Эниши и отбросив промасленное хлопковое полотно, протопал к сундуку с одеждой. — Я знаю что твоя команда вмиг доставит её на «Шкатулку», но последнее, что я буду сейчас делать — так это настраивать её против себя. Я не могу её заставить уйти со мной. Могу только уговорить. Для этого я сам должен встретить её в урочный час. Но для разговора нам потребуется какое-то место в городе. И кажется у меня есть мысли, где бы всё это организовать. Он накинул на себя тёмно-синий пао с едва заметным вытканным рисунком, вытащил из рундука бутылку красного вина, толстую чистую тетрадь и набор стальных перьев. Уселся за небольшой письменный стол, привинченный к полу, чиркнув фосфорной спичкой о подлокотник, зажёг масляную лампу, отхлебнул добрый глоток и принялся набрасывать план операции, которую тут же мысленно озаглавил как «Небесное предзнаменование». Без чёткого плана Эниши не начинал ни одного дела. Хотя окружающим чаще всего казалось, что он живёт лишь одними эмоциями. Людей легко обмануть, если показать им свои, якобы, слабые стороны. Вот, например, Ву всегда считал его человеком момента, психопатом и маньяком, получающем удовольствие от убийств. Себя самого Хейшин, конечно же, мыслил гениальным кукловодом и прагматичным интриганом. В кругу своих шестёрок компаньон любил порассуждать о превосходстве разума над грубой силой. Эниши немало потешался, на раз вычисляя бесконечных шпионов Хейшина и скармливал им информацию ровно в тех дозах и акцентах, которые требовались ему самому. Целеполагание всегда было прочным костылём для Эниши, а с планом он и вовсе обрёл былые уверенность и нахальство. Его радовало, что Линь с энтузиазмом включилась в операцию. Двоим её лазутчицам было дано задание отслеживать каждый шаг Камии Каору, не выдавая своего присутствия. В течение последних четырёх дней Эниши получал чёткие и исчерпывающие сведения обо всех перемещениях хозяйки школы. Понедельник. Весь день провела в додзё. Пыталась убирать развалы. Готовила завтрак. В течение двух часов не выходила из дома. Где провела это время выяснить не удалось. Точка наблюдения расположена далеко от дома. Мыла посуду, выслушивала нравоучения женщины-доктора, топила баню, снова пыталась разбирать развалы, всхлипывала. Эниши вдруг почувствовал нечто необычное — чувство вины повисло у него на шее тяжеленной гирей. Его «товарищи» хорошо потрудились, чтобы разнести её школу. Теперь она, вероятно, не знает как её восстановить. Похоже, что девочке никто не помогает, а денег на то, чтобы нанять рабочих — у нее нет. Химура Баттосай же у нас бессребреник или как там ещё называются нищие ронины? Она не должна беспокоиться об этом додзё. Если ей захочется — он найдёт способ восстановить все разрушения. Но она должна знать, что их ждут синие дали и пряные степи. От осознания недостижимости этого простого счастья в данную конкретную минуту — у Эниши даже заболело сердце. Вторник. Тот же распорядок. Кухня — посуда- разборка завалов. Два часа не выходит из дома. Это она, вероятно, сидит сиделкой при своём разлюбезном Баттосае. Конечно он принимает её теплоту и удивительную душевную щедрость — как должное. Он страсть и утончённость Томоэ принимал как само собой разумеющееся. Жалкая, ущербная личность. Не смог сделать счастливой ни одной женщины. Эниши в в волнении махнул бокал вина. Как бы он себя не уговаривал, но в этой новой операции, завязанной на Каору, он не может игнорировать фактор Химуры Баттосая. Все эти десять дней он тщательно обходил те уголки памяти, где притаились воспоминания о былой ненависти к хитокири. Это чувство так долго вело его вперёд, что без него Эниши ощущал себя слабым и голым. Стоит признать откровенно, он так и не смог с ним разобраться. Всё, что было связано с братцем-зятем усложняло его картину мира и вызывало тошноту. Его клятва не убивать, его полный раскаяния и сожаления взгляд по окончании схватки, его настойчивые попытки войти с ним в мысленный контакт, его разящий сакабато, наконец. Эниши снова затрясло от гнева, когда он вспомнил мощный сканирующий кен-ки Химуры, которым он, казалось, дробил его мозг на мелкие части. Значит это и есть, то что все его подвинутые на кендзюцу приятели, называют гением. Помимо меча, он может сокрушить одним лишь простым взглядом. Сам он кен-ки никогда не тренеровал. Он верил в силу ненависти, которая поддерживала его боевой дух в состоянии вечной готовности. Кроме того, в глубине души он ненавидел свой меч и тренировался далеко не в удовольствие, но вопреки ему. Ненависть дала ему мощнейший ресурс для овладения техникой, но дальше этого он иди не хотел. У него было много других задач. Отец Линь, обучая его практике воздушного боя, в конце-концов понял, что с ним что-то не так и поплатился за это. Сама Линь, обладая немалыми талантами во владении мечом, пыталась с ним работать по линии духовных тренировок, но он отправил её куда подальше. Его интересовала техника и только она. Он презирал свой кендзюцу, тогда как Химура Баттосай был его подлинным воплощением. Может и в этом и кроется причина его поражения? — Хоть бы тебя никогда не было, — пробормотал он, как когда-то детстве, столкнувшись с красноволосым хитокири на дороге, ведущей к озеру Бива. Я чувствую себя перед ним слабаком, мрачно подумал Эниши. Я отразил три его терминальных атаки и всё равно чувствую себя нулём. Это плохо. С этим нужно что-то сделать. Если Каору увидит мою слабость против его силы — у меня не будет ни единого шанса. Среда оказалась куда более интересной на новости. Каору наконец-то вышла из додзё. Вместе с высоким, мрачного вида брюнетом, она отправилась не куда-нибудь — а в Нихон Гинко — государственный банк Японии. Они провели там больше двух часов, после чего нанесли визит в полицию. Спустя час Каору, в сопровождении давешнего брюнета и полицейского, который руководил облавой на его острове направилась…что? В ресторан? Вернулась домой глубокой ночью. Вернее — её вернули. Брюнет дотащил девушку до дома, где её уже собрались искать с факелами. Кажется, она была сильно пьяна. Что за чертовщина у неё там происходит? Четверг. После полудня вышла из дома вместе с Химурой Баттосаем. Больше двух часов сидели во внутреннем дворе около пруда. Точка обзора не позволила услышать о чём говорили. Девушка была взволнована, плакала. Пару раз пыталась прижаться к рыжеволосому, но он остался безучастным. Перед окончанием разговора всё-таки приобнял её и погладил по лицу. Последний отчёт воодушевил Эниши больше, чем три предыдущих. Похоже между ними не всё гладко. Даже совсем не гладко. Сказать по правде — отличные новости. Пора выходить на арену и ему самому. Он вызвал Линь и справился у неё о готовности места предполагаемой встречи. — Всё готово, господин, — склонилась она. — Дом, на который вы указали действительно пустует. Там вообще весь квартал выселили. Говорят, что будут разбивать парк. Мы там чуть-чуть прибрали. Так что если вам удастся уговорить девушку прийти туда — можете не беспокоиться о комфорте. — Понятно, — сказал он, просматривая напоминалки, составленные им накануне. — Насколько я понял, из додзё она без сопровождения не выходит. Линь — ваша задача будет такой. В следующий её выход из школы — ты направляешь ко мне одну из своих пташек. Двое смогут отследить её путь и оставить нам метки, чтобы я мог добраться до места её визита? Скорее всего это будет какая-то лавка в Асакусе. А может быть полицейский участок, тут остаётся только гадать. Мне нужно будет перехватить её до того, как она вернётся домой. Вы, в свою очередь, вычисляете всех, кто её пасёт и выводите их из игры? Поняла задачу? — Да, господин, — прошептала она. — Выводить совсем? — Что за глупости, — нахмурился Эниши. — просто усыпите их часа два. Мы же не убийцы какие, в конце-концов. — Линь всё поняла, — сказала она. — Тогда вам остаётся только ждать нашего сигнала. — Я буду готов, — кивнул Эниши и откупорил новую бутылку. В этот день Линь прикрыла свою цветочную лавочку. «Шкатулку» перегнали и поставили на якорь ближе к району Нижнего города. С лодки убрали все фонари и гирлянды. Теперь она походила на обычную грузовую джонку, каких в порту было пруд пруди. Группа из трёх лазутчиков во главе с Линь, отправилась следить за додзё. На лодке остались только капитан да сам Эниши, решившийся наконец прочесть дневник Томоэ. О нём, в чаду последних дней, он как-то подзабыл. Ещё месяц назад он бы наверное жизнь отдал за эту потрёпанную тетрадку. От Томоэ у него, кроме пурпурной, перепачканной кровью шали, ничего и не осталось. Он забрал её с места побоища, когда сам пришёл в себя после глубокого обморока, в который провалился, после того как меч убийцы разрубил сестру пополам. Очнувшись, он дополз до поляны, но ни Баттосая, ни тела сестры уже не нашёл. Только шаль. Она стала символом его мести. В ней он явился перед Химурой Баттосаем на мосту Нихонбаси. .Сейчас казалось, что всё это было в прошлой жизни. И вот дневник. Свидетельство её чувств. Эниши поймал себя на мысли, что смотрит на него с какой-то отстранённостью. Как будто тетрадка принадлежала чужой, незнакомой ему женщине. Записи, которые сестра вела со времён своей помолвки с Киёсато Акирой, были краткими и безэмоциональными. Такой, насколько он сейчас помнил, была и сама Томоэ. Её внутренний жар могли почувствовать не все. Он, Эниши, мог. Поэтому и постоянно пытался к ней прижаться, нырнуть в ласковые, ароматные объятия. Томоэ всегда была для него неиссякаемым источником тепла. Когда она ушла из их дома в Эдо, он стал постояно мёрзнуть. После записи о смерти Киёсато пробел как минимум в месяцев шесть. Потом она уже записывала впечатления из гостиницы «Кохагийя» — когда встретилась с Баттосаем и поселилась с ним в одной комнате. В её строчках появилась едва заметная, но для него почти кричащая, оценочность. Томоэ писала про молодость хитокири, мелодичность его голоса, стальные худые руки и шёлк рыжих волос, в которых хочется спрятать лицо. В Оцу она сделала всего пять записей. Упомянула про совместную посадку огорода, игру с соседскими детьми, «которые его кажется очень любят». Короткая запись о починке его одежды. О, внезапная откровенность: рассказала дневнику про их с Химурой спонтанное, но весьма чувствительное и бурное соитие при сборе трав… Что? Они трахались в траве?!? И наконец последняя запись сделана утром перед её уходом на явку Яминобу. Очень характерная и короткая, словно она знала, что он прочтёт её в скором времени: «Прощай, мой второй возлюбленный». Эниши подскочил от громкого стука, швырнул дневник на кровать и распахнул дверь каюты. Одна из девчонок Линь, одетая в тёмно-синий китайский мужской костюм шань — то есть в широкие штаны и курточку со стоячим воротничком — смотрела на него не мигая. — Тебе есть, что сказать? — вкрадчиво поинтересовался Эниши. — Госпожа Линь велела передать, что девушка, в сопровождении высокого брюнета, отправилась в район Сибуя. Если сейчас поторопимся, то минут через двадцать перехватим одну из наших — она передаст дальше по маршруту. Удачно, что девушка отправилась не на рынок, а по какому-то конкретному адресу. Есть надежда, что задержится на подольше и мы успеем все сделать, — выпалила китаянка. — Патруль, что пас лодку всю последнюю неделю? — коротко спросил Эниши — Мы от них оторвались, господин. Поищут нас дня три-четыре, — со смешком ответила девушка. — Тогда идём! — бросил он и выскочил из каюты. Выход из пропахшей камфорой каюты на свежий воздух взбодрил его до дрожи. Уже вечерело — солнце неуклонно валилось за горизонт. В воздухе таяла жара. Он почувствовал как им овладевает возбуждение охотника. Он знал, что сегодня увидит её. И от этой встречи зависит слишком многое. — Найди терпение выслушать меня, Каору…- прошептал он и мягко перепрыгнул с палубы в лодку. Девчонка приземлилась за ним. Они причалили к дальнему пирсу Ситама и быстро смешались с гудящей толпой. С момента прибытия в Японию, Эниши предпочитал передвигаться в коляске, особо не высовываясь. Сегодня же он мог полагаться только на свои ноги. Впервые за последние пятнадцать лет он оказался так близко к своим соотечественникам. Ощущения ошеломили его. Эниши как будто вернулся в детство, проведённое в Эдо. Десятилетним мальчишкой он частенько прибегал в Ситама. Сестра иногда посылала его сюда за рыбой, а он не упускал случая полакомится креветками. Загорелые и выдубленные до состояния каменной соли рыбаки продавали их уже очищенными. Он кидал им мелкую монету, а они называли его маленьким самураем. Он уже и забыл, что происходит из этого сословия. Как получилось, что всей этой жизни вдруг настал конец, а он сам, после двух лет бесконечного ледяного и кровавого ада, сломанным тростником был вышвырнут на берег другой страны? Пока они пробирались сквозь толпу, он прислушивался к обрывкам фраз, вдыхал портовые ароматы — причудливую смесь запаха свежевыловленной рыбы, водорослей, лимонов, жареной собы. Так пахла его проклятая родина, его беззаботное детство… Это почему-то успокаивало. Чем бы не закончился сегодняшний день — он больше не будет ощущать себя проигравшим. В Сибуя они были перехвачены Линь, одетой в такой же тёмно-синий шань, что и на лазутчицах. Наряд Эниши, впрочем, не сильно отличался. — Если кто за нами сейчас наблюдает, то заподозрит неладное, — нахмурился Эниши — Сборище китайцев в аристократическом районе Токио — это почти вызов. Давайте быстро расходиться. Линь нырнула в тень каменного забора и зашептала. — Девушка сейчас в бывшей усадьбе Ямано. Мы не знаем кто там живёт. Выяснить сможем лишь завтра, — она развела руками. Линь говорила, что у нее мало возможностей в Японии… — Да какая разница кто там живёт, — нетерпеливо отмахнулся Эниши. — Будем ждать как она выйдет. Сколько людей её пасёт? — Мы насчитали троих, плюс сопровождающий. Он тоже тут. Опытный шпион и похоже, что сильный мечник, — нахмурилась Линь. — Он постоянно сканирует ци. Будьте осторожны, господин. Лучше вам держатся подальше от особняка. Иначе он вас вычислит, вы же не обучены маскировать присутствие. — Проклятая херня, — выругался Эниши. — Ладно. Я ухожу к мосту Ёцуя. Под ним и буду вас дожидаться. В любом случае она пройдёт там, когда будет возвращаться в додзё. Сопровождающих усыпить как только поймёте, что она вышла. Брюнета, сканирующего ци — валите первым. Жду от вас вестей. — Да, господин. Я надеюсь, что она не задержится, — кивнула Линь. Ожидание, однако, затянулось до глубокой ночи. Так много времени Эниши не проводил ни под одним мостом. Что, чёрт возьми, ей понадобилось в особняке Ямано? Саму семью этих, некогда могущественных хатамото, насколько он помнил из новостных сводок, правительство Мэйдзи выслало чуть ли не на Хоккайдо. Кто теперь там живёт? А вдруг её там снова подпоят сакэ и она, как и третьего дня, не будет держаться на ногах? Что он сможет объяснить нетрезвой девушке? Мучаясь вынужденным бездействием, он даже задремал, но проснулся от того, что кто-то протопал по мосту, разговаривая вполголоса. — Она мертва, Химура. А я — живу. В этом есть большое различие между нами, не находишь? — отчётливо произнес чей-то глубокий баритон. Эниши вжался в опоры моста, стараясь ничем не выдать себя. Сердце бешено заколотилось. Химура? Баттосай? Можно было догадаться, что он здесь тоже объявится. Интересно, он уже вычислил его ци? Следует уже бежать или ужесломя голову выскакивать перед ним безоружным? Дожил, Юкиширо. Стоило пять лет тренировать своё ваттодзюцу, отражать терминальные атаки Хитен Мицурюги, снаряжать крейсер класса «Рёнгоку» бомбить Токио, разнести полицейское управление Нижнего города, чтобы теперь трусливо прятаться от Баттосая под мостом. Впрочем, шаги быстро затихи. Он так и не услышал, что ответил Химура. Эниши осторожно высунул голову и посмотрел вслед уходящим. Рыжий хвост и стремительную, но плавную, походку Баттосая он узнал сразу. Рядом с ним вышагивал давешний высокий, атлет-полицейский. Сайто Хаджиме — вот как его зовут, вспомнил Эниши. Бывший Шинсенгуми. И направляются, конечно же, в особняк Ямано. За ней. Это не очень хорошая новость, уныло подумал Эниши. Его китайским девчонкам-диверсантам придётся уложить спать весь ударный отряд противников по Джинчу. А они — тёртые калачи. — Каору, милая, как ты умудрилась связаться с такими плохими парнями? — тихо засмеялся он. — Но кто бы за тобой не охотился, этой ночью ты достанешься только мне. Он уже решил, что пора скорректировать планы с учётом обозначившихся обстоятельств, как под мост прыгнула одна из девчонок Линь. — Господин, — зашептала она. — Девушка вышла из особняка в сопровождении молодого человека. Они направляются сюда. Госпожа Линь и Тинь Тинь уложили трёх наблюдателей. Брюнета пока не можем вычислить. Какие ваши будут действия? Ситуация складывалась не ахти, но она шла прямо к нему и этот шанс нельзя было упускать. — Десять минут назад здесь прошли ещё двое из её охраны, — сказал он китаянке. — Вы видели их? Один рыжий, другой — высокий полицейский. — Да. Мы видели. Очень сильные ци, — с уважением протянула она. — Но один из них чем-то расстроен и не концентрируется. Второй наоборот — просканировал всё вокруг. Нужно уходить. Они устроили шум около ворот особняка, но пока разбирались, девушка и её сопровождающий выскочили через задние ворота. А этих двух уже пустили во внутрь. Если вы перехватите девушку, то сможете оторваться. — Хорошо, я пошёл. А вы ищите брюнета, — сказал Эниши собираясь духом. — Нельзя допустить того, чтобы он проследил за нами. Безымянная лазутчица кивнула и исчезла. Эниши выбрался из-под моста и зашагал по направлению к особняку, пытаясь восстановить своё было хладнокровие. Что с тобой происходит, босс? Волнуешься так, словно бы идёшь на первое свидание. Возьми уже себя в руки! Он увидел её сразу. Она бежала вперёд со всех ног. Только носочки-таби мелькали из-под подола. Причём неслась прямиком на него. Как человек-пароход, некстати подумал он. Хоть она и была в неудобном кимоно, парень, сопровождающий её, едва поспевал. Эниши остановился и раскрыл объятия, в которые она с лёту и угодила. Забилась испуганной птицей, подняла лицо, встретилась с ним глазами и беззвучно шевельнула губами, пытаясь произнести его имя. Удивив её, он ощутил едва зарождающийся, где-то в самой глубине, счастливый смех. Так с ним происходило только в детстве — когда он в жаркий летний зной со всего разбегу залетал в холодную речку или когда, будучи шестилетним пацаном, бросался в утешительные объятия сестры. Каору дарила чувство необыкновенной лёгкости. Один её взгляд — и муть, накопившаяся у него в голове за последние дни вся разом куда-то и делась. Он осторожно поставил Каору перед собой. Её нос упирался ему в грудь. Она по-прежнему ни могла выговорить ни слова. — Привет, Каору, — сказал он севшим голосом. — Я могу проводить тебя? И тут до них, наконец, добежал её спутник — какой-то балбес с повязкой на голове. — Каору-сан, - вопил он даже с некоторым возмущением. — Куда же вы так спешите, Каору-сан? Она повернулась к нему с улыбкой. — Хиро-сан, всё хорошо! Я нашла своего сопровождающего. Он проводит меня до додзё. Идите спокойно домой и передайте мои благодарности Мацуко-сан. Он попытался возразить, но Каору похлопала его по плечу. — Идите-идите! А то уже скоро светать начнёт, а вам же ещё сегодня уезжать в Чоушу. — Благодарю вас! Идите. Эниши сделал шаг вперёд, решительно взял девушку за руку и уже не обращая внимания на церемонии, потащил её к мосту. — Эниши, — прошелестела она ему в затылок. — Постой! Куда мы идем? Он остановился. Повернулся. Взял её лицо в ладони и медленно, словно пробуя на вкус, поцеловал в мягкие податливые губы. Она смотрела на него расширенными глазами, но никуда не убегала. Кажется у нее слегка подкосились ноги. — Каору, дорогая моя...  — сказал он. — Нам нужно срочно уйти с этого, насквозь простреливаемого, места. https://ibb.co/egPUqJ (Эниши встречает Каору) https://ibb.co/gr6NCy (Эниши читает дневник Томоэ) https://ibb.co/i8EjPd (Эниши и Линь в Шанхае) https://ibb.co/dNjvVJ (Припадок Эниши) https://ibb.co/irnScy (Иглотерапия Линь)