Лук для дочери маркграфа

      Дождь полил ночью, и к утру дорога к замку Оллардов неминуемо раскисла бы, не будь она вымощена булыжником, за века вдавленным копытами и колёсами в землю. Кожаный повод противно скользил в руках, плащ отяжелел, с капюшона падали на лицо холодные капли, за спиной переругивалась вымокшая свита маркграфа, но Такко был слишком захвачен мыслями о предстоящих приключениях, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Было трудно сказать, что занимало его больше: загадочные механизмы или разорители могил. Вчера он явился к Оллардам слишком поздно, чтобы вести содержательные беседы, выехали они спозаранку, и Такко не успел пересказать маркграфу слова лавочницы. Впрочем, поразмыслив, он решил подождать, пока маркграф сам начнёт разговор. Мало кому понравится, что о нём сплетничают с приезжими.       Лесная дорога постепенно перешла в еловую аллею, в конце которой сквозь пелену дождя проглядывали древние стены. Сбоку среди стволов мелькнула фигура, и Такко по привычке схватился за лук, но тут же натянул поводья, всматриваясь с удивлением и восхищением: среди молодых елей стояла каменная статуя. Чуть позже он приметил ещё одну и ещё… Лес был словно населён волшебными существами, днём таящимися в камнях, а по ночам обретающими свободу.       Двор замка нёс на себе ту же печать заботы, что и подъездная аллея. Каменные плиты расступались перед декоративными кустарниками, в тени которых стояли скамьи и снова статуи. Даже сейчас, когда лепестки цветов были сбиты дождём, во дворе было уютно.       К карете из замка бежали двое слуг, растягивая над головами кожаный навес. Такко помог выбраться суровой няньке Агнет, пока Оллард подавал руку дочери, и невольно загляделся на увитый диким виноградом фасад. Маркграф отпустил всадников, сопровождавших карету от города, и обратился к Такко:       — Мы стараемся не обременять слуг во время уборки урожая. Конюшня там, — он кивнул на длинное приземистое здание. — Мокрую одежду оставишь в кухне, вход с западной стороны. К семи часам мы собираемся в столовой, не опоздай.       К семи часам? Такко привык ориентироваться по солнцу, но в замке, конечно же, были часы. Наверняка не столь простые, как те, что они с Вереном видели на башнях в крупных городах. Может быть, даже с фигурами, которые двигаются каждый час?       А он ещё сомневался там, в Эсхене, стоит ли идти к маркграфу! Думал, тот и на порог не пустит наёмного охранника. Лошадь нетерпеливо переступила, Такко вспомнил, что стоит под проливным дождём, и поспешил к конюшне.

***

      — Замок был построен триста лет назад по личному приказу императора Генриха, желавшего подчинить восточные земли. — Голос маркграфа эхом отдавался от каменных стен. Такко чуть не свернул себе шею, рассматривая портреты на стенах: мужчины в старинных бархатных камзолах и с мечами на цветных поясах, красота женщин теряется за блеском самоцветов, которыми украшены их платья. — Олларды доблестно сражались в битве на Трёх Холмах и при реке Красной. В парадной оружейной хранится меч, пожалованный моему прапрапрапрапрадеду за храбрость вместе с титулом и замком. Желаешь взглянуть? О, можешь не отвечать! Прекрасный возраст — шестнадцать лет, в эти годы горят глаза и кипит кровь! Ты сможешь сегодня же осмотреть оружие и гобелены, а если дождь прекратится, то и взглянуть на старые укрепления. Но прежде я познакомлю тебя с супругой.       Восточное крыло, по коридорам которого они шли, было построено явно позже западного, где отвели спальню Такко. В западных комнатах были низкие потолки и толстые стены, а узкие окна напоминали о годах, когда обитателям замка доводилось чаще браться за оружие, чем возиться с механизмами. Коридор восточного крыла, напротив, был роскошно отделан: стены украшали портреты в тяжелых рамах, мягкие ковры поглощали шум шагов, тьму рассеивали изящные кованые светильники.       Из-за резной двери доносилась музыка. Оллард щёлкнул ключом, приоткрыл дверь, и Такко сразу узнал в сидевшей за клавесином женщину с портрета. Пышные золотистые волосы ореолом окружали лицо, склонённое над клавишами. Платье цвета топлёного молока подчёркивало белизну кожи.       — Познакомься, дорогая Малвайн: Танкварт, новый учитель Агнет. Малвайн Оллард, моя супруга и хозяйка замка.       Она кивнула не глядя, поглощённая игрой. Такко поклонился и с любопытством оглядел комнату.       — Малвайн сама выбирала убранство. Это её любимая гостиная, — негромко сказал маркграф. По-другому и быть не могло. Персиковая обивка стен и мебели, изящные кресла красного дерева, подсвечники тонкой работы — всё говорило об особом чутье к красоте и удивительным образом соответствовало самой хозяйке замка.       — Не будем мешать, — шепнул Оллард, увлекая Такко к двери. На пороге лучник не удержался и оглянулся, чтобы ещё раз запечатлеть в памяти уютную гостиную и златовласую фигуру, вновь склонившую голову в такт музыке.       — Всё, что в замке есть красивого — заслуга Малвайн, — продолжал Оллард. — Ты заметил скульптуры в лесу? Их высекли по её эскизам, и места установки она выбирала сама. Цветники, скамьи, внутреннее убранство — всем этим замок обязан ей.       — Не сомневаюсь, что под её руками вскоре преобразится и западное крыло, — Такко отчаянно не хотелось, чтобы древняя крепость приобрела такой же утончённый облик, но кто он такой, чтобы решать?       — Не думаю, — глухо сказал Оллард. — Здоровье Малвайн пострадало после рождения Агнет. Боюсь, замок занимает её куда меньше, чем раньше. Впрочем, тебя не должно это заботить. Идём, открою оружейную. Мечи затуплены, поэтому я не боюсь оставить тебя одного. Только не опоздай к ужину.       Оружейная оказалась расположена неожиданно — на третьем этаже главной башни. Здесь было сыро и холодно, и великолепные старинные мечи и шлемы уже тронула ржавчина. На пыльном полу оставались следы. Мебель — видимо, поставленная сюда за ненадобностью, — была накрыта чехлами, окна были заслонены деревянными щитами. Вокруг окон по стенам расползался мох. Такко дёрнул доски на себя, чтобы впустить побольше света, и едва не упал — проржавевшие гвозди легко вышли из рассохшейся рамы.       Двор, сперва показавшийся Такко ухоженным, обнаруживал признаки запустения: кусты разрослись, одна скамья была сломана, а статуи были покрыты тем же мшистым ковром, что постепенно поглощал замок. Сверху было хорошо видно, как с лестницы, ведущей к главному входу, спустилась Агнет с корзинкой, из которой торчала зелёная ботва, и направилась к конюшне. Неотлучная нянька на ходу поправила на девочке капюшон непромокаемой кожаной накидки, не переставая что-то говорить и качать головой, обводя рукой двор: не иначе, была недовольна прогулкой в сырую погоду. Такко впервые обратил внимание, с каким достоинством держится маленькая маркграфиня. Или в городском особняке она и вправду вела себя по-другому, а вид запущенных родовых владений заставлял её гордо расправлять худенькие плечи и высоко нести голову? Раз госпожа Малвайн больше не уделяла внимания замку, маленькой наследнице старинного рода предстояло рано повзрослеть.       Вокруг замка возвышалась стена, сложенная из булыжников. Взгляд Такко привлекли белые разводы на небольшом участке, прячущемся за разросшимся жасмином. Сперва он принял их за следы военного прошлого, но раствор казался слишком свежим. Было больше похоже, что на этом месте располагались ворота, которые по какой-то причине заложили.       Сколько же тайн хранил замок! Наверняка здесь есть спрятанные двери и тайные ходы. В легендах, что любили рассказывать, когда обозы останавливались на ночёвку, секретными коридорами всегда спасались короли с горсткой преданных воинов, когда замок невозможно было удержать. Непременно нужно будет разузнать, почему заложили ворота, и поискать тайные выходы, может быть, даже простучать стены западного крыла. Но прежде — поглядеть на оружие, которым сражались предки маркграфа. Такко нахлобучил на голову шлем, тут же съехавший на уши, вытянул из ножен тяжёлый меч и не удержался от улыбки. Верен бы отдал полжизни за возможность подержать в руках по-настоящему хороший клинок, но удача улыбнулась ему, лучнику. А он ещё сомневался, идти ли к маркграфу!..

***

      К ужину Такко явился с последним ударом часов, едва успев переодеться — в оружейной было полно пыли и паутины, — и застал всю семью в сборе. В столовой, расположенной на первом этаже между холлом и кухней, горела единственная свеча, едва освещавшая стол, уставленный блюдами. Дрова в камине почти прогорели и не давали света. Отблески свечи отражались на стрелках часов и едва очерчивали массивный буфет, стоявший в глубине столовой. В тишине отчётливо слышались мерные щелчки маятника, негромкий скрип и скрежет невидимых часов.       — Моя жена не выносит общества, а я не выношу сплетен, — шепнул Оллард, передавая Такко супницу. — Поэтому мы ужинаем без слуг. И не разговариваем за столом.       Лучник пожал плечами. Он-то был здесь куда более чужим, чем любой из прислуги, не говоря о няне Агнет, которой тоже не было за столом. Похоже, рождение дочери сказалось не только на телесном здоровье маркграфини. Впрочем, причуды госпожи Малвайн волновали его меньше всего: в ушах ещё стоял звон мечей, которые он перебирал полдня, а с первым глотком супа способность связно мыслить окончательно его покинула.       Несмотря на то, что Такко вознамерился попробовать каждое из блюд и преуспел в этом, он справился с ужином быстрее всех и первым поднялся из-за стола по молчаливому кивку Олларда. Желудок раздулся, как рыбий пузырь. Лучник и не помнил, когда в последний раз ужинал столь плотно. Суп был густым и сытным, тушёные овощи — нежными, пирожки с яблочным повидлом были щедро сдобрены пряностями, а земляничное вино оказалось сладким и таким ароматным, что Такко наполнял кубок чаще, чем следовало. К концу ужина в ушах шумело, и его отчаянно клонило в сон.       В холле он остановился перед часами. Ничего особенного, обычные часы с потемневшей от времени медной стрелкой и крупными цифрами. Маятник в виде позеленевшего солнечного диска переливал с края на край отблески свечей в таких же мутных подсвечниках. Такко прислушался к тишине в столовой и быстро открыл дверцу, чтобы рассмотреть механизм поближе. На пальцах осталась пыль. Такко невольно вспомнил, как сияла медная и серебряная утварь в отцовском доме: тот не считал зазорным лично осматривать каждую мелочь и жестоко выговаривал слугам за малейшую неопрятность.       Он аккуратно прикрыл дверцу и отряхнул руки. Интересно, что превратило Малвайн Оллард из безупречной хозяйки в безучастного наблюдателя? Женщина с нездешними глазами, преобразившая замок из суровой крепости в уютное гнёздышко, определённо заслуживала лучшей участи. Такко много раз видел умалишённых на улицах. В одном из городов чья-то богатая вдова даже устроила дом призрения, и они с Вереном ходили смотреть, как обитатели гуляют по саду, бормоча себе под нос и размахивая руками, а местные мальчишки швыряют через забор камни и комья грязи. Он тогда не смог представить себе худшей участи, но равнодушие, окутавшее Малвайн, выглядело несравнимо страшнее.       На площадке второго этажа под ногами неприятно хрустнул песок — как в дешёвом трактире, где подметают хорошо если раз в неделю. Такко прошёл в спальню, не зажигая свечи, и рухнул на постель. Руки и спина ныли после упражнений с мечами, длиной бывшими немногим меньше его самого. С усталым вздохом он поднялся стащить сапоги и недоуменно уставился на подошву, к которой прилипли серые крупинки. Снег? Белый песок? Он поддел одну из крупинок, осмотрел и, наконец, попробовал на язык. Соль.       Думать, кто и зачем рассыпал соль на втором этаже, не было сил. Тонкие простыни хранили едва уловимый цветочный аромат, из окна тянуло свежестью, запахом роз и мокрого сада. Такко задул свечу, потянулся расшнуровать ворот рубахи, но не удержал равновесие, свалился на подушку и так и заснул, стиснув в руке льняное полотно.       Не услышав ни боя часов, ни как по западному коридору проследовала едва различимая в полумраке фигура.