Верный вопрос

На часах было начало четвёртого утра, и мрак в университетской библиотеке разгонял лишь зеленоватый свет настольной лампы. Да, вот так. Интригующе, не правда ли? О. Генри, мой замечательный О. Генри, советовал никогда не начинать рассказы таким образом. «Худшего начала не придумаешь, — уверял О. Генри. — Плоско, сухо, ни на йоту воображения. Ровным счётом ничего. Но в данном случае оно допустимо. Ибо следующий абзац, которым, собственно, и надлежало бы предварить повествование, настолько экстравагантен и нелеп, что его нельзя так вот сразу бросить в лицо читателю». Что ж, вот вам то, ради чего мы все тут собрались. Клэр плакала над своими конспектами. Казалось бы, что удивительного? Обычная среднестатистическая студентка, у которой горят все возможные дедлайны, денег нет абсолютно, в последний раз ела, если считать кофе за еду, вчера утром (кажется), личной жизни — никакой, а соседки по комнате… Ах, ну знаете, чёрт бы их побрал, этих соседок по комнате! Словом, ситуация совершенно стандартная. Только вот не для Клэр. Клэр никогда не была плаксивой девочкой. Она редко плакала в детстве, только если уж совсем было невмоготу терпеть, вроде как когда она весь день мучилась жуткой болью в животе, и никто не воспринял её жалобы всерьёз, а потом оказалось, что виной боли был аппендицит. Но и тогда Клэр расплакалась только от злости: она ведь говорила, говорила, что болит, но никто даже слушать не стал! Несправедливо! И сейчас, поступив в университет, то есть сунув себя в максимально стрессовую среду, Клэр плакала ужасно редко. Она держалась, когда придирались к её работам, над которыми она корпела долгими ночами. Она терпела, когда ей приходилось зубрить, зубрить и ещё раз зубрить, чтобы сдать экзамены, а многим из её потока ставили зачёты «по знакомству». Она молчала, слыша вульгарные комментарии парней по поводу своей внешности. Она лишь вздыхала, когда в кошельке не оставалось денег, а до стипендии ещё нужно было что-то есть. Но вчера вечером позвонила мама и упомянула вскользь, что умер их старый жирный рыжий кот. Клэр не обратила на это внимания, но сейчас, старательно собирая материал для завтрашнего доклада, она вдруг вспомнила об этом — и разрыдалась. Клэр и сама была несказанно удивлена своим слезам, однако это вовсе не мешало ей безостановочно проливать их, словно бы они копились в ней все эти годы, и сейчас решили вылиться — бурным потоком прямо на старательно записанные конспекты. Надо же. Клэр, вообще-то, никогда особо не любила этого кота. Ей было до него мало дела, а коту — до всего остального. Особые и, пожалуй, более-менее доверительные отношения у кота сложились лишь со старым продавленным креслом, на котором он дрых почти всё время. Представив кресло, такое пустое без толстой кошачьей задницы в нём, Клэр зарыдала ещё горше. Потом она методично перебрала в голове все остальные свои проблемы (о которых было упомянуто в начале), и, ясное дело, это мало помогло её состоянию. Как вы помните, единственным источником света поблизости была лишь настольная лампа с зелёным абажуром, освещавшая рабочее место Клэр, и девушка подумала, что нужно бы выключить её, ведь плакать при свете — занятие не из приятных. Однако сил, чтобы сделать это, у Клэр не было, так что она просто уронила голову на руки и продолжила рыдать. Внезапно Клэр почувствовала, что кто-то мягко, но настойчиво тянет конспекты из-под её рук. Клэр нахмурилась, но потом подумала, что должен же хоть кто-нибудь позаботиться об их сохранности — и чуть приподнялась, позволяя незнакомцу сделать своё дело. Когда конспекты негромко прошелестели где-то справа, кто-то тихонько хмыкнул, и тёплая ладонь осторожно, но уверенно погладила Клэр по спине. У девушки не было сил сопротивляться, а через некоторое время прикосновения даже показались ей приятными. Успокаивающими. Ободряющими. ~ Слёзы, в конце концов, кончились. Всхлипнув в последний раз, Клэр подняла голову, чтобы взглянуть на своего утешителя. Первым, что она увидела, были глаза. Карие глаза приятного тёплого оттенка, заключённые в ненадёжную тюрьму лебезных круглых очков с проволочной оправой. Глаза приветливо улыбались Клэр, поблёскивая чудесными золотыми искорками, и девушке пришлось пару раз моргнуть, чтобы заставить себя перевести взгляд. Так что она увидела непримечательный аккуратный нос, усеянный прыщами лоб, покрытый светлой редкой щетиной подбородок и полуулыбку, не придающую, впрочем, и сотой доли того ободрения, что дарили глаза. — Привет, — сказал парнишка и почесал нос. — Я тут сидел в паре стеллажей от тебя, подумал — вдруг нужна помощь, — он выудил из кармана нераскрытую пачку салфеток и протянул Клэр. — Сейчас вернусь. Клэр решила, что очень тактично с его стороны было отойти, а не таращиться на неё, истекающую соплями и слезами. Она высморкалась и тщательно промокнула лицо, бездумно кидая смятые салфетки на стол. Юноша действительно скоро вернулся. С небольшим жестяным термосом и кусочком шоколадки, завёрнутым в фольгу. Он налил в крышку термоса чай, распаковал шоколад и протянул всё это Клэр. — Ты уж извини, чай не горячий… Я тут часов с семи вечера сижу, — виновато улыбнулся он. Клэр, позабыв смущение, уже запихнула в себя половину предложенной ей сладости. — Извини? Шутишь, что ли, — возмутилась она, — я со вчерашнего утра ничего не ела! — Всё равно извини, — заулыбался парень. — Если бы я знал, что встречу тебя, притащил бы что-нибудь посущественнее шоколадки. — Ты — ангел, — безапелляционно заявила Клэр, допивая вторую порцию чая. Юноша усмехнулся, и от его искренней улыбки у Клэр на душе потеплело. — Нет. Меня зовут Ньют. — Здорово. Я — Клэр. Когда Клэр прикончила незавидные запасы провизии, ей пришло в голову, что, пожалуй, следовало разделить трапезу с Ньютом. — О, чёрт… — пробормотала она, — я совсем забыла предложить поесть тебе… Кажется, настала моя очередь извиняться. Парень замахал руками, но тут же очень внимательно посмотрел на Клэр. От приветливой улыбки не осталось и следа. Клэр обмерла: а что, если он — маньяк, напоивший её чаем со снотворным и теперь имеющий власть сделать с ней всё, что угодно?.. Клэр кинула тоскливый взгляд на свои конспекты. Почему-то она подумала, как было бы жаль, если бы маньяк Ньют решил украсть их. — Итак, — сказал Ньют, неотрывно глядя на Клэр, — может быть, расскажешь мне, что случилось? Тон был самым что ни на есть доверительным. «Маньяки так не разговаривают… кажется», — решила Клэр и немного расслабилась. Пожала плечами. — Ничего, — сказала она. — Ничего. Ньют приподнял бровь. — Ничего? И поэтому ты плачешь в библиотеке в четыре часа утра? Клэр порозовела, но промолчала. — У тебя всё в порядке? — Да, — тихо ответила Клэр, отводя взгляд. Слишком уж пронизывающе смотрели на неё эти светлые карие глаза. Неожиданно Ньют тихо рассмеялся. Клэр удивлённо посмотрела на него. — Ну конечно! — негромко воскликнул он. — Я просто задаю неправильные вопросы, — он снова стал серьёзным. — Послушай, Клэр… Ты можешь рассказать мне о своих проблемах? Пожалуйста. Клэр хотела ответить: «Ты с ума сошёл? Нет у меня никаких проблем!», но Ньют не отводил от неё своего мерцающего взгляда, и нарушить его тихую вежливую просьбу вдруг показалось Клэр самым ужасным на свете преступлением. Так что она запинаясь, путаясь в словах, медленно рассказала ему о том, что так тревожило её, сейчас и в детстве, начиная ужасным тонким одеялом, под которым она всё время мёрзла, но не было денег на новое, тёплое и удобное, и кончая тем, как её дезориентирует мерзкая патриархальная система и то, как окружающие не только отказываются что-то делать для решения этой проблемы, но и попросту игнорируют её наличие. Как недавно лились слёзы, так теперь неудержимым потоком текли из Клэр слова — те, которые она никогда не говорила вслух, а лишь копила в себе, каждый раз думая, что точно выскажет, напишет, поделится с кем-нибудь хотя бы малой их частью, но… На вопрос «как дела?» высказывать все эти слова ей казалось ей верхом грубости, потому что люди не ждут ничего, кроме традиционного «всё хорошо, а у тебя?» в ответ; а никаких чатов, где готовы были не то что понять — прочесть все пункты её недовольства собой и миром попросту не существовало. И вот теперь, когда ей, Клэр, наконец задали верный вопрос, она поняла, что больше не может утаивать и держать в себе все эти кошмарные вещи. Ей не столько нужно было выговориться, сколько быть выслушанной. И Ньют, не перебивающий, кивающий или хмурящийся в нужных местах, внезапно стал для неё самым близким человеком на свете. Закончив говорить, Клэр вдруг обнаружила, что задыхается, будто после долгого пребывания под водой. Хотя, кажется, во многом так оно и было; не будь Ньюта, она бы утонула, захлебнувшись, в этой тёмной стоячей воде. Ньют спас её. И, словно подтверждение тому, что он рядом и не оставит её, Ньют взял Клэр за руку и осторожно пожал её. Клэр слабо улыбнулась и ответила ему тем же. Они сидели и молчали, улыбаясь друг другу, и обоим казалось, что они — старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки, и теперь, когда они снова вместе, всё непременно будет хорошо. — Спасибо, что выслушал, — просто сказала Клэр. — Да не за что, — просто ответил Ньют. Потом встряхнул головой, покрытой каштановыми кудряшками, словно пытаясь собраться с мыслями, и потянулся за ручкой и листочком. Он начал что-то писать, и Клэр пришлось отпустить его руку. Но не успела она расстроиться, как Ньют сказал: — Слушай меня внимательно. Очень здорово, что мы вот так поговорили, но я считаю, что тебе всё же следует навестить доктора, — он поправил очки и деловито продолжил писать. — Я черкнул тебе его телефон и адрес, он действительно очень хороший специалист. Психолог. Я бы посоветовал тебе пропить курс вот этих таблеток, — Ньют размашисто записал их название на листочке, — но доктор, несомненно, скажет тебе что-то более точное по этому поводу. Ньют закончил писать и протянул исписанный клочок бумаги Клэр. И улыбнулся. Клэр сжала листочек в руке, благодарно кивнула и улыбнулась в ответ. — Ну, что, продолжишь конспектирование? — спросил Ньют. Клэр бросила взгляд на окна. Рассветало. Она почувствовала, что очень хочет спать, и сладко зевнула. — Неа, — ответила она. — Думаю, я подремлю часочек, а потом вернусь в общежитие — собираться на занятия… — Клэр снова зевнула. — Посидишь со мной? Ньют снова улыбнулся. Клэр решила, что он выглядит безумно привлекательным со своей полуулыбкой и смеющимися добрыми глазами. — Конечно. Клэр благодарно улыбнулась ему, положила голову на руки и, проваливаясь в сон, почувствовала знакомое успокаивающее поглаживание по спине. ~ — Да вы совсем ошалели! Ну-ка, шагом марш отсюда! Ишь, чего выдумала — спать в библиотеке! Клэр подскочила, как облитая ледяной водой кошка, и, кажется, так же зашипела, ошалело моргая глазами: «за что?!». Над ней нависала тучная библиотекарша с лицом мопса, сейчас перекошенным от гнева, потому — весьма пугающим. Медленно, будто нехотя возвращалась к Клэр память о ночных событиях: чай, Ньют, разговоры, бумажка… Бумажка! Схватив со стола её, конспекты и книги, Клэр поспешила убраться восвояси, небезосновательно опасаясь грозной библиотекарши. Только к третьей паре Клэр осознала, что о Ньюте она ничего не знает. Ни фамилии, ни курса, ни факультета. Пожалуй, не будь у неё в руках клочка бумаги, испещрённого круглым неряшливым почерком, она бы решила, что прыщавый парнишка со смеющимися глазами ей приснился… Но бумажка была, и Клэр стиснула её в кулаке, пообещав себе обязательно найти Ньюта. Как выяснилось, толку от её обещания было мало. Она пробовала добыть информацию о Ньюте у библиотекарши, но та лишь злобно глянула на девушку, посмевшую когда-то уснуть в её библиотеке. Клэр поняла, что попадаться на глаза библиотекарше ей в ближайшее время не стоит. Она навестила доктора, о котором говорил Ньют, и тот действительно выписал Клэр предложенное Ньютом успокоительное. — Скажите, — набравшись смелости, выпалила Клэр, — среди ваших клиентов нет некоего… Ньюта? Он студент… Карие глаза, курчавые волосы… Но психолог лишь загадочно улыбнулся. — Извините, мисс Лоракс, я не вправе разглашать информацию о своих клиентах. Клэр не заплакала. Она лишь кивнула, попрощалась и быстро покинула клинику. Клэр пыталась вычислить факультет Ньюта, делая ставку на психологию, философию, гуманитарные науки, даже педагогику, но раз за разом терпела неудачу. Нескладный парень с улыбающимися глазами не значился ни в каких списках, и Клэр оставалось надеяться лишь на волю случая. Он выпал через пару месяцев после знаменательной встречи в библиотеке. Клэр, погружённая в свои мысли, вошла в книжный магазин и окинула полки быстрым взглядом. И замерла, потрясённая: прямо перед ней, лицом к стеллажу с книгами, стоял Ньют. Собственной персоной. Длинноватые руки, кудрявые каштановые волосы, даже тонкая дужка очков — всё совпадало! И бордовый свитер, надетый на юноше, отчего-то показался Клэр смутно знакомым. Не смея даже дышать от радости, она резко ткнула парня в спину. — Ньют, господи боже! Как можно было не оставить мне даже своего номера! Если бы ты знал, сколько я тебя искала, как соскучилась и… — она вдруг осеклась. Юноша, смотрящий на неё, улыбался, но взгляд его бледно-голубых глаз был холоден, как лёд. И кожа у него была чистой. Неряшливой щетины тоже не было. Клэр сделала шаг назад: как можно было так ужасно ошибиться? — Извините, мы знакомы? — Нет… — пробормотала Клэр. — Нет, я… Извините… Мы… И она вылетела из магазина, чувствуя, как пунцовый румянец заливает щёки, а глаза наполняются слезами. Она не отдавала себе отчёта в том, куда бежит, а потом обнаружила себя сидящей на качелях в каком-то незнакомом дворе. «Ну и начхать! — подумала Клэр. — Начхать!» Она всё никак не могла перестать плакать, и тут сверху раздался задумчивый голос: — Интересно, это судьба: обнаруживать тебя плачущей и делиться салфетками? Клэр резко вскинула голову. Ей улыбались светлые карие глаза, и весеннее солнце причудливыми искорками отражалось в них. Ньют держал в одной руке пухлый бумажный пакет, а другой протягивал Клэр пачку салфеток. И улыбался, улыбался, как самый счастливый на свете человек, и Клэр почувствовала, что улыбается тоже, несмотря на то, что ещё плачет. Она вскочила с качелей и сильно треснула Ньюта по плечу. — Ай! За что? Клэр отобрала у парня салфетки. — Ньют, чёрт тебя дери! Почему ты… Почему ты даже не разбудил меня тогда, в библиотеке? Ньют усмехнулся. — Подумал, что лишний часок сна тебе не повредит. — А если бы меня выгнали из института за опоздание? — Клэр, — Ньют наклонился к ней, скорчив серьёзное лицо, — людей, которые засыпают в библиотеке, не выгоняют. Клэр снова улыбнулась. — Ну, библиотекарша точно другого мнения на этот счёт… К тому же, я там не только спала. Я плакала. И швырялась сопливыми салфетками. Ньют подбоченился. — Советую молчать об этом, — сказал он, — не то будет страшный скандал, и тебя точно выпрут. А мне снова тебя утешать. Секунду они молча сверлили друг друга взглядами, а потом расхохотались. И хохотали, цепляясь за старые качели, минут десять, а потом Ньют, вытерев глаза, предложил зайти к нему на чай. На этот раз — непременно горячий. — Куда? — изумлённо моргнула Клэр. Ньют повёл плечом. — Я живу в соседнем доме. Ну, идёшь? Этот пакет жуть какой тяжёлый, у меня уже рука отвалилась. ~ В апреле Клэр стукнуло двадцать лет, и Ньют подарил ей большое, толстое и очень мягкое одеяло. Клэр крепко обняла его, широко улыбнулась и почувствовала себя безумно счастливой. — Надо бы нам как-нибудь вместе воспользоваться им, мм? — неуклюже пошутила она и вдруг поняла, что сморозила глупость. И залилась краской. — То есть… Я в смысле… Ньют слегка улыбнулся, и глаза его озорно блеснули. — Я не против. Как насчёт сгонять на крышу в следующие выходные? Есть одно место… Вид — потрясающий. А по ночам всё ещё прохладно, так что твой новый тёплый плед будет очень кстати. Пойдёшь? — Спрашиваешь! — облегчённо выдохнула Клэр. ~ Они сидели на крыше и потягивали шипучку, он — вишнёвую, она — апельсиновую. Ньют, как выяснилось, учился не на психолога, педагога или философа, а на астрофизика, так что он старался «как можно менее занудно, Ньют, бога ради» — «бога нет, Клэр» — «есть, просто он умер» рассказать Клэр о созвездиях, планетах и чёрных дырах. Клэр сосредоточенно внимала ему, а когда надоедало, хихикала, утыкаясь ему в плечо. Но Ньют не сердился. Он лишь снисходительно улыбался и смотрел на неё своими карими глазами, сверкающими даже в темноте. ~ Дружба у всех начинается по-разному. У кого-то — с взаимной неприязни, у кого-то — ссоры, у многих — с заинтересовавшего обоих разговора, общих приятелей или знакомых родителей. У Ньюта и Клэр дружба началась с вопроса-предложения «пожалуйста, расскажи мне о своей катастрофе», и они оба знали, что она продлится очень-очень долго — ведь им, как людям, знающим правильные вопросы, будет легче дать друг другу необходимые ответы. На любые-любые вещи. А что, как не это, залог прекрасных отношений?

Конец.