1.
8 апреля 2018 г. в 13:07
Момент действия: Война мага. Миттельшпиль. Глава пятая.
Мекамп, ещё недалеко от Салладорской пустыни.
1.
Потрескивает маленький костерок. Время от времени разламывается то одна сыроватая толстая ветка, то другая, и тогда кажется, будто порывистые рыжие ладони подбрасывают искры в ночное небо, нахально споря со звёздами. Аэсоннэ некоторое время забавляется этой детской мыслью, затем вздыхает — какое уж тут «до самого неба», когда они добрых полчаса выбирали место для ночлега, чтобы как можно неприметнее.
Наверное, это просто вошло в привычку.
Погоня всегда где-то рядом. За свою совсем ещё недолгую «собственную» жизнь она почти не помнит иного. Разве что в Чёрной Башне — но и к тем стенам очень скоро явились осаждающие. Память крови недовольна этим вечным бегством, дескать, драконы так не поступают.
Зато нынче они сами гонятся.
Когда пустыня сменилась мекампским степным редколесьем, пришлось вспомнить, что погоня погоней, а зима-то ещё не кончилась. Да и задачку «как справиться с ученичками Эвенгара» — лучше бы решать на свежую голову. Поэтому драконица недолго думая вытряхнула из заплечника последний припас целебных вкусностей, впихнутых туда Эйтери, и быстренько сообразила душистый сбитень, погреться перед коротким сном.
Ей самой, да и орде поури, от резкого перехода из жары в зиму ничегошеньки не сделается, неприятно да и только. Фесс, в общем-то, тоже на здоровье никогда не жаловался — последствия отката не в счёт — но…
Но ей просто хотелось сделать ему приятное. Пока возможность есть.
И ещё… она ощутимо повзрослела в тех последних боях, рубясь с приспешниками Салладорца.
Конечно, преобразиться Аэсоннэ могла почти в любую форму, но, честно говоря, недолюбливала такого рода превращения. Как будто пыльный театральный костюм из кладовки достаёшь. Неприятно. Никакого сравнения с настоящими — и одеждой, и лицом. Теперь же она подросла в своём истинном облике, и это существенно сказалось на её облике человеческом. Она ещё не во всех изменениях разобралась. Поначалу её беспокоил рост — став за пару дней выше на целую голову, пришлось постараться, чтобы равновесие не шутило злые шутки. Баланс у человеческой ипостаси Аэсоннэ вообще существенно поменялся — тело местами округлилось и как-то налилось что ли, соответствуя уже не ребёнку — подростку.
Теперь же самым странным стала память крови — она сейчас отчего-то слышалась Аэсоннэ не так, как прежде.
Когда это драконье свойство только-только проявилось, Аэсоннэ могла слышать только свою мать, Кейден. Было забавно увидеть лицо Фесса, когда она ему об этом сказала — испуг редко посещал некроманта. Разумеется, он испугался за неё — не сразу поверил, что Сущность не тянет лапы к драконице, — но всё равно было забавно… Позже, когда им требовались сведенья, так сказать, по истории мира, и о поури в частности, Аэсоннэ научилась слышать не только маму, но и тех, кто жил раньше мамы.
А вот сейчас эти голоса предков то вещали нестройным хором, то сливались в какой-то общий, неприятный женский голос. Это… нервировало. Особенно нервировало, что они норовили обсуждать между собой мужчин (каковых сей момент поблизости всего двое). И если Фейруз сразу благополучно получил характеристику «сопляк» и выпал из обсуждения, то вот Фесса неугомонные дамы склоняли и так и эдак, словно разглядывая со всех сторон, как коня на рынке.
Аэсоннэ невольно всматривается. Мерцание костра выхватывает из темноты его лицо. Молодое, всё ещё молодое лицо мага Долины, и даже седые волосы вкупе с исчеркавшими лоб и уголки глаз морщинками-изломами от мучительных переживаний и тяжёлых потрясений — даже они ей чем-то нравятся. Он смотрит сквозь огонь — как обычно, обдумывает нынешнее положение дел и прикидывает варианты. «Чтобы не колебаться в принятии решения, реши заранее» — это слова его отца, Витара Лаэды. Память людей для дракона — что открытая книга. Аэсоннэ знает о Фессе, возможно, даже больше, чем он сам способен припомнить. Но слушать, когда он рассказывает — для неё это отдельное огромное удовольствие.
— Пап, пока Фейруз дрыхнет и поури новых заморочек не подкинули — расскажи ещё про Долину, а? Пожа-алуйста!
Она сама стала называть его «папой», давно, почти сразу после встречи. Он же смог произнести ответное «дочка» очень и очень нескоро.
Где же ещё искать покоя и защиты от любых напастей, кроме как у него?..
Аэсоннэ прижимается к его плечу — Фесс легко и ласково привлекает её ближе, и вот она привычно забирается к нему на колени, обхватывает, обнимает, закапывается носом в шнуровку рубахи на его груди. В его родной уютный запах, лучший на свете запах, означающий для неё, что всё хорошо… Тёплые ладони Фесса занимают привычное место на плече и на поясе. Именно «на поясе» — ворчит недовольно память крови, — потому что «за талию» обнимают по-другому.
Ты готова ради него на всё. Заслонить его собой. Подставиться под любую молнию. Умереть за него. Не говоря уж о такой повседневной мелочи как носить его на спине. А он так и не видит в тебе са… женщину. В такой ипостаси он тебя так и не оценил.
Как это «не оценил»?! Причём тут «оценивания»? Он тогда нёс её на руках через всю ледяную пустошь зимней тундры от Северного Клыка до гномьих поселений Пика Судеб. И лечить пытался, всякий раз рискуя при этом собственной жизнью. И в пещерах едва не погиб, защищая — и её, и гномов…
Вот именно — «и гномов»! Следовательно, тебя с ним связывает долг. Долг, а не желание, — настаивает память крови.
Тогда почему же ей так приятно сидеть на этих тёплых коленях и чувствовать себя в такой безопасности, словно это самое надёжное в мире логово?
И почему так хочется, чтобы он вдруг обнял бы по-настоящему «за талию»?..
Его руки сегодня как-то слишком уж бережны, почти деревянны, словно Фесс избегает лишних движений. Наконец он привычно целует её в макушку, и… осторожно отстраняется.
— Рыся, плесни-ка мне ещё кружку горяченького.
Она привычно встаёт и тянется к стоящему возле огня котелку со сбитнем. И вдруг понимает совершенно чётко — на колени её уже не пустят. Возможно, никогда больше не пустят, не только сегодня.
— Выросла, — непринуждённо улыбается маг, но драконицу не обманешь — он напряжён и слегка растерян. Он боится обидеть. Но готов решительно отказаться, если вдруг она рискнёт настаивать. — Вымахала дочурка. Уже на коленках не помещается. Садись-ка лучше рядом.
И стал рассказывать о Долине, припоминая забавные случаи в тамошней Академии магии.
Он всегда такой — спокойный, вдумчивый, слегка ироничный. Когда смотрит на неё, Рысю, глаза теплеют, и даже немного смягчается горе о потерянных друзьях, неотступно грызущее глубоко внутри.
Как бы она хотела утешить, загладить эту боль, осушить поцелуями непролитые слёзы, отогреть грудь, сведённую ледяной тоской. Она видела тщательно запрятанное воспоминание, то самое, видела, что и как ему нравилось с той, другой Рысью…
Глупец!.. Заставить!.. Одурманить!.. — вопят набившие оскому голоса — память крови не понимает, ей невдомёк, как такое может быть — Рысь-первая, та, в чью честь Фесс назвал её — давным-давно погибшая, как может она стоять между драконом и желанием дракона?!
Рыся мотает головой, заставляя голос крови утихнуть. Драконы… такие самонадеянные. Да что они понимают в людях?
Она просто знает, что подобная попытка убьёт что-то очень-очень важное между ними.
А если вдруг увенчается успехом, так ещё хуже — искалечит, непоправимо и смертельно ранит Фесса. Того самого Фесса, которого Аэсоннэ готова защищать ценою собственной жизни.