***
Сириус сходил с ума: медленно и мучительно. Он сходил с ума от бездействия, от беспомощности и беспокойности. Ему физически нельзя было приближаться к Гарри, нельзя приближаться к Хогвартсу… но он все еще был там - в Хогвартсе, в Гриффиндорской Башне, в их с Сохатым спальне. Он все еще был тем, кто вынес ревущего Гарри из дома в Годриковой лощине, но так и не вынес ревущего и разрывающего чувства беспомощности из себя. До сих пор оно снедало его изнутри, заглушаемое только снедающим сознание Огденским. Сириус призвал очередную бутылку и отпил. Книги на столе, на полу, на плите заверещали страницами, чуя жидкость рядом с ними. Сириус скривился: — Будто я буду тратить Огденское на вас, бесполезные куски-ик!.. Да, именно! Книги, как им и полагалось, промолчали. Только одна обиженно захлопнулась, свалившись со стола. — И тебе того же, — отсалютовав ей бутылкой, ухмыльнулся Сириус. — Мерзость. — Доброго дня, матушка, — Сириус даже улыбнулся портрету матери, который взирал на него с презрением. — Спасибо за почтение! — Ты позоришь род Блеков, — скривилась она точно так же, как и Сириус. — Это наша фамильная черта, матушка. Сириус отпил еще, икнул и встал. А потом вновь упал в кресло, расплескивая жидкость. Его тело вело так же сильно, как и каждый последующий глоток вел его сознание к скорому беспамятству. — Как и алкоголизм, — он задумчиво указал пальцем на бутылку. — Сколько же вы вины утопили в вине, а? Думаете, я бы пил это, были бы папенькины винные запасы полными? Портрет миссис Блек помрачнел: краски потускнели, как и лицо самой женщины, которая застыла, вцепившись в веер. Сириус помнил это выражение лица. Он не хотел, но помнил. — Не тебе осуждать мать, потерявшую обоих сыновей. Не тебе! — она взвизгнула, бросив в Сириуса веер. Тот упал с глухим стуком у ее ног. Наступив на него, она прошипела: — Ты бросил… семью! Ты бросил меня! И ради чего? — Ради свободы, матушка. От вас и ваших ожиданий. — Сколько же ты свободы нашел в стенах Азкабана? — сардонически протянула она. — Столько, что хватит до конца жизни. — Зачем тебе книги? — Вальбурга осмотрела заставленный книгами стол в Столовой комнате. — И почему, ради всего святого, на кухне? Как какой-то презренный эльф! Чем тебе читальня претит? Сириус отвел глаза. Он не мог признаться матери, что не мог смотреть отцу в глаза после всего, сказанного, выкрикнутого и выплюнутого. Даже нарисованному. — Ну что, Сириус, неужто не найдется ответа? Неужто ты забыл, как огрызаться на родную мать?! — Ты и сама знаешь! — рыкнул он. — Стыдно смотреть отцу в глаза, да? — она презрительно отвернулась. — Отрадно знать, что годы в Азкабане не прошли напрасно и ты наконец-то выучился уважению, — выдохнула Вальбурга. — Зачем тебе книги нашего рода, юнец? Ты предатель крови, Сириус. Они для тебя теперь настолько же бесполезны, как и для меня сейчас. Вальбурга смотрела на него сверху вниз. Как и прежде, она смотрела с презрительным разочарованием. Сириус злился, как и прежде. Но оба понимали, что ничего больше не будет как прежде. Вальбурга глухо шлепнула сложенным веером по ладони и так же глухо спросила: — У кого, Сириус? Сириус забрался в кресло с ногами, а потом схватился за волосы: — У Гарри. — Следовало ожидать, — хмыкнула Вальбурга. — Раз чистокровных Блеков больше нет, приходится довольствовать тем, что есть. А сын Нарциссы? — Драко? — скривился Сириус. — Он Малфой до самых трусливых подштанников. — А потом он широко улыбнулся: — Ты просто не видела Гарри. Он выглядит как Джеймс, но его характер… — Кровь не водица, сын, — улыбнулась горделиво Вальбурга. — Особенно блековская. — Но, — Сириус начал судорожно копаться в письмах, — но все не так просто… — В чем была сила Поттеров? Сириус резким движением отложил письма, а потом сощурился. Он размышлял: говорить или нет. Будет от этого больше пользы или же вреда. Будет ли польза вовсе? Но Сириус был в отчаянии. От прежних чаяний разобраться самому не осталось и следа, как только он осознал, что не только назывался предателем крови, но и был им. Книги воротили от него страницы, отказывались открываться, а если и открывались — то чтобы плюнуть в него чернилами. — В трансфигурации, — все же нехотя ответил Сириус. — Джеймс мог трансфигурировать не только с помощью магии, но и саму магию. Вальбурга фыркнула: — Нелепость! — И я бы так считал, если бы не видел своими глазами, как он играючи обходил любые охранные чары, — Сириус улыбнулся воспоминаниям. — Но только на время: как и любая другая трансфигурация, со временем трансфигурация магии иссякала. — И что же юный Поттер унаследовал от нас, от Блеков? — Неуравновешенность, конечно же, — скривился Сириус, подхватывая бутылку. Сделав глоток, он закрыл глаза и заговорил хрипло: — Его тянет к темной магии… и ее порождениям. Но, что хуже всего, сама темная магия тянется к нему: темные твари ищут с ним встречи. Даже не упоминай их! — Сириус замахнулся бутылкой в сторону портрета. — Гарри не такой! И не будет! Я не допущу! — И что ты собираешься делать? Остановить его на пути к силе? К силе, которая может его спасти? Ты забыл, какая уготована ему судьба? Не подле, а против! И он всего лишь мальчишка. — Не знаю я… не решил! — Сириус вцепился в волосы и зажмурился. — Только знай, что времени у тебя почти не осталось, — Вальбурга поджала губы. — В доме Циссы появлялся тот, кого все считали долгие тринадцать лет покойником…***
Гарри откинул свои опасения в сторону с тем же рвением, что пытался зачесать челку на бок, но ни опасения, ни челка его рвения не оценили. Темные круги под глазами выдавали бессонную ночь, полную метаний, а темная тень от челки на лбу — метания его челки из стороны в сторону. И если бы это было концом омрачавших этот день мыслей… Но нет: Гарри непонятливо смотрел на свое отражение. Непонятливое отражение смотрело на него в ответ, смущенно натягивая рукава, которые стали короче. И Гарри бы не переживал, а даже бы и радовался (он, наконец-то, стал одного роста с Роном), если бы только еще и парадная мантия ни стала короче. Но на кровати ютилось уже содержимое всего его сундука, которое, как и парадная мантия, стало уже, короче, теснее и вообще мало. Рон, понятливо взирающий на Гарри со своей кровати, почесал нос: — Никогда не любил скачки роста, — участливо поделился он. — Вся одежда раз — и мала. А новой нет, как и денег на нее. — Эта, — Гарри подергал за рукава, — и есть новая. Твоя мама купила ее в августе. И что мне теперь делать? — Гарри выпрямился, развернулся к Рону и тут же скривился, когда услышал немилосердный треск. Рон сощурил один глаз: — Ну, как минимум, попытаться сохранить то, что еще можно сохранить в целостности. Мама знает заклинания, — пожал плечами Рон, — можем спросить. И для твоих волос. И для лица — оно пугает. Ты сегодня вообще спал? — Пытался, — Гарри провел руками по волосам, ухудшая и без того плачевное их положение. — Я… я был бы рад этому «дару», — Гарри сморщился, — что спас мне жизнь на первом турнире, если бы этот же дар ни отравлял мне каждый мордредов последующий день! Я боюсь уже дотрагиваться до кого-нибудь! Что, если я обожгу Дафну?! Вдруг запахло паленым. — О, друг, не горячись! — Рон подскочил на кровати, настороженно смотря на Гарри. — Твои волосы… начинают дымиться. Тихо-тихо! — Он схватил полотенце и начал им размахивать. — Это не поможет, — раздраженно махнул рукой Гарри. — Перестань придуриваться! — Конечно, не поможет, — раздалось из дальнего угла. Гарри и Рон тут же метнулись друг к другу и вытащили палочки. — Это же я? — Неуверенно выставив руки, криво улыбнулся Невилл, облизнув пересохшие губы. — Невилл! — Рон опустил палочку и выдохнул. — Ты хотя бы кашлянул, что ли. Тебя не видно и не слышно. Не знай я, что это ты, подумал бы, что ты за нами следишь, — качнул головой тот и выдохнул. Гарри потупил взгляд и начал крутит запонки на манжетах. Стыд горячил его щеки, выдавая его с головой и всеми остальными частями тела. — Я не хотел мешать вам, — пожал плечами тот. — Ты не мешаешь, Невилл, — тут же улыбнулся Гарри, все еще терзаемый неловкостью и виной. — Мы же друзья. — И правда, — поднял брови тот, — как я мог забыть. Я хотел сказать, — продолжил он, прерывая неуютную тишину, — что твоя магия реагирует на твое эмоциональное напряжение. Именно поэтому твои способности прорываются наружу, когда ты испытываешь эмоциональное потрясение. Страх, злость, радость — все эти эмоции сильные, а если твой контроль над магией слаб — то она вырывается наружу вот так, как сейчас. Тот же магической выброс, когда ты напуган, — результат потери контроля над собой и ситуацией. Магия действует на первобытных инстинктах. — То есть, — вклинился Рон, — чтобы Гарри нас не спалил тут, ему всего лишь нужно успокоиться? Я правильно понял? Невилл лишь кивнул и улыбнулся. Натянуто. — Спасибо, Невилл, но это не так просто, меня раздражает в последнее время все! — Гарри сжал челюсти, чувствуя, как руки опять начало жечь. — Потому что ты потерял контроль над своей жизнью, — пожал плечами Невилл, дергая губой в подобии улыбки. — Слишком много в ней неизвестных. Совсем как в нумерологии: если в твоей системе уравнений больше неизвестных, чем самих уравнений, то она нерешаема. Просто не хватит данных. — Ты, наверное, прав, — Гарри вновь взъерошил волосы. — Я ничего не знаю о своем прошлом, о своей семье или о себе. И у меня такое чувство, будто никто не хочет мне об этом рассказывать. Даже Сириус! — Сириус? — Невилл вдруг замер. — Ты говоришь о Сириусе Блеке? — Ну да, — нахмурился Гарри. — Мой крестный, помнишь? Он сейчас где-то спрятан, потому что, сам знаешь, он до сих пор в розыске. Рон, подпирающий до этого задумчиво стену, вдруг хлопнул себя по лбу. — Твою ж мандрагору! Панси меня прибьет, если я опоздаю! Увидимся! — И вылетел из комнаты. — О, точно. Невилл, извини, я ведь тоже опаздываю! — Гарри начал в спешке осматриваться: бабочки были на месте — и в животе, и на шее; цветок для Дафны валялся на кровати, а гель для волос, так и не смогший справиться с его волосами, около корзины с бельем, куда его ранее запустил расстроенный Гарри. — Мне еще нужно к Гермионе забежать, чтобы решить эту проблему, — Гарри подергал за рукава. — Закончим разговор на балу, да? — Давай позже? — Невилл улыбнулся одними губами. — Бал все же для веселья. Оставь тревоги позади и разреши себе расслабиться, хорошо? Это поможет тебе намного больше, чем еще один пустой разговор. — Спасибо, Невилл, — сердечно улыбнулся Гарри, подходя к Невиллу и протягивая тому руку. — О, у тебя на лице земля и кровь… — Гарри нахмурился, а потом перевел взгляд на тумбочку Невилла, где всегда стоял его кактус, но не сегодня, а потом заговорщицки улыбнулся: — Ты тоже стащил розу из оранжереи? — Д-да, конечно, розу, — Невилл отступил на шаг назад. Раздался хруст. Гарри опустил взгляд — и увидел комки земли с кусками растения. — А это… Ты же знаешь, я неуклюжим порой бываю. — Ну ничего, с твоим даром тебе не составит труда все исправить, верно? — Гарри подмигнул ему. — Ну, я побежал! Гарри схватил цветок для Дафны и выскочил из комнаты. Его не покидало стойкое чувство неправильности: что именно было неправильным, Гарри не понимал, но это чувство зудело в мозгу, как Гермиона над ухом. — Гермиона! — Гарри едва не влетел в нее, когда она спускалась с лестницы, держа за руку Рона… Гарри едва успел остановиться, не успев однако остановить себя от емкого и обескураженно-облегченного: — Ну наконец-то! — Гарри, мы тебя ждали, — Гермиона требовательно протянула ему руку. — Нам надо поговорить. — Не сейчас! — Гарри лыбился как дурак, глядя на своих друзей, которые не понимали, отчего тот дурак лыбился. — Нам надо идти на Бал! Сегодня мы отдыхаем! Только прежде можешь мне мантию, брюки и рубашку удлинить? Пожалуйста? Гермиона и Рон переглянулись, потом оба вздохнули и улыбнулись. — Наверное, ты прав, друг. Ты последнее время чересчур нервный. — Тогда сегодня у нас в планах быть просто подростками, — улыбнулась Гермиона. — Но завтра! — Оставим на завтра!