И снова Чёрный Камень

– Господин Трейвен! Господин Трейвен! – белое сияние открывшегося в башне архимага портала ещё не полностью рассеялось, как вдруг раздался этот отчаянный крик. В волшебной дымке обозначилась невысокая фигура девушки. По виду в ней можно было угадать одного из знатных боевых магов Университета волшебства: синяя мантия, какую обыкновенно носили высокопоставленные волшебники, частично скрывала доспехи, а вместо шлема голову защищал расшитый древними письменами капюшон. Впрочем, броня, хоть и лёгкая, да к тому же зачарованная на эффект пера, слишком уж не подходила к стройной, скорее даже хрупкой фигуре, равно как и длинный одноручный меч – к кроткому, нежному облику. Вечерняя гостья архимага стояла на круге закрытого портала, не поднимая головы, со смертельно бледным, искажённым лицом. Ганнибал Трейвен подумал было, что она тяжело ранена – её мантия была разорвана в нескольких местах, и на ней ясно виднелись следы засохшей крови. Когда он бросился к ней, она вдруг кинула на него безумный взгляд – взгляд, в котором можно было узреть и ужас, и скорбь, и отчаяние, но только не физическую боль. – Эстель! – в этом восклицании было всё: и радость встречи, и облегчение от того, что его питомица наконец вернулась из опасных странствий, и страх видеть её такой – в отчаянии, словно раздавленную каким-то страшным горем или виной. Взяв её за обе руки, Трейвен попытался подвести девушку к стулу и усадить, но Эстель, казалось, сперва не могла даже двигаться, а затем вдруг, к изумлению и ужасу архимага, бросилась перед ним на колени и, словно дитя, зарылась лицом в складки его мантии, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Она, бестрепетный воин, могущественная волшебница! – Вы… Вы должны изгнать меня, господин! – повторяла она в ужасе. – Или… нет, Вы должны испепелить меня на месте за то, что я сделала! Прошу Вас! – Успокойся, Эстель… Объясни, что случилось… – Трейвен пытался поднять её, взять её руки в свои, но она всё так же прижималась к его ногам, судорожно вцепившись в тяжёлый бархат. – Вы… Вы не понимаете… – голосом затравленного зверька произнесла Эстель. Она попыталась приподнять голову, но, словно не в силах смотреть на свет, снова скрыла лицо в складках мантии. – Вы должны изгнать меня, или убить, потому что я… я убила её! – Кого? О ком ты говоришь? – Ка… Каранью, – тихо, словно пугаясь звука собственного голоса, прошелестела Эстель. – Каранью? – потрясённо выдохнул архимаг. Дело было даже не в том, что любимица Эстель только что созналась в убийстве его доверенной советницы – она, если это правда, убила свою лучшую подругу! Он с трудом высвободил одежду из рук Эстель – она так и осталась стоять на коленях, со склонённой головой, словно ожидая, что на неё вот-вот обрушится карающий огонь или молния её учителя. Трейвен поспешно подошёл к шкафу, где хранились его личные зелья, и извлёк одну из бутылок. Подойдя к девушке, он присел на пол рядом с ней, и, приподнимая её голову, поднёс бутыль к её губам: – Выпей, дитя моё… Дико взглянув на него, она выхватила склянку из его рук – и выпила залпом. На несколько секунд закрыла глаза, словно готовясь принять неизбежное. Затем, видимо, ощутив на себе действие зелья, изумлённо уставилась на учителя. «Девочка моя! Да неужто ты могла решить, что я подам тебе яду? Да, я в ужасе от того, что ты сказала. Но неужто ты могла поверить, что я не выслушаю тебя, не попытаюсь понять?» Напиток, поданный Трейвеном, был изготовлен из целебных трав, восстанавливающих силы и возвращающих здоровье. Но, по-видимому (он любил экспериментировать с зельями), он добавил туда ещё что-то, с небольшим эффектом успокоения. – Ну же, девочка моя… – архимаг, всё также сидя рядом с ней на полу, терпеливо ждал, пока Эстель хотя бы немного придёт в себя, – расскажи мне всё. – Сейчас… – Вы с Караньей должны были встретиться в форте Онтус, – решил начать за неё Трейвен, – куда она удалилась с несколькими учениками, чтобы изучить Амулет некроманта. – Да будь он проклят, этот ваш амулет! Это всё из-за него! Если бы не он, ничего… ничего бы не случилось! – с неожиданной яростью воскликнула Эстель, выхватив из-под мантии что-то, завёрнутое в тряпицу, и швырнув эту вещь на пол. Трейвен поднял маленький свёрток и развернул его: в когда-то белой, а теперь заляпанной кровью ткани лежал Амулет некроманта – древняя реликвия Университета, наделявшая её обладателя огромной магической силой. Никто, даже сам архимаг, не имел права использовать её, разве что в случае крайней нужды, смертельной опасности для всей Гильдии. – Ты была ранена? – спросил архимаг, указывая на пятна крови. – Нет… – Эстель отвернулась, словно не в силах взглянуть на них, – хотя не знаю… может, и да… привидения эти… Это кровь Караньи. Теперь Вы видите, что я сделала. Я сняла с неё этот амулет, когда она уже была мертва. Архимаг молчал. Тысячи мыслей, противоречивых и спутанных, бились в его голове. Не могла же Эстель убить Каранью просто для того, чтобы завладеть амулетом? Не прельстилась же она его силой – зачем ей тогда было бы возвращаться к нему? – Эстель, – Трейвен стиснул руки девушки и заговорил более твёрдо, – ты далеко не всё мне рассказала. Что произошло там, в форте? – Когда я приехала, – судорожно сглотнув, начала Эстель, – ученики Караньи, мне казалось, очень приветливо встретили меня. Они говорили, что я непременно должна пройти к ней, что она будет рада меня видеть… Голос Эстель сорвался. Архимаг ещё крепче сжал её холодные ладони. С полминуты она молчала, затем продолжила: – И ещё… они всё время упоминали о каком-то «деле», в котором я могла бы им помочь. – О чём шла речь? – Я не поняла тогда, господин. Они сказали, что Каранья всё объяснит. Я нашла её в глубоком подземелье форта… Мне показалось это странным, но она так… тепло встретила меня сначала. Правда, она была удивлена, не ожидала, что я решусь покинуть Университет. И потом тоже заговорила о важном для всех нас деле, о просветлении… или о посвящении, как-то так… – Так что это было за дело? – снова спросил Трейвен. – Она отвела меня в самую дальнюю комнату. И там… – Что же? – На стенах висели знамёна Короля Червей – такие чёрные, с красными черепами и надписью «Ликуйте, избранные братья и сёстры Червя». У дальней стены стояло несколько алтарей некромантов, подобных тем, что я видела в Чёрном Изломе, но намного больше и величественнее. И на крайнем, – Эстель содрогнулась при одном воспоминании, – лежало тело, растерзанное тело. Кажется, у него вырвали сердце. – Ты хочешь сказать, что Каранья предала Гильдию, примкнув к некромантам? – вскричал Трейвен. – Я… не понимаю… не могу в это поверить. Она была одним из самых доверенных моих советников… – его голос упал, а в глазах, пристально следивших за Эстель, впервые мелькнуло недоверие. – Я не могла даже заговорить, увидев это всё, а она весело продолжала: «А я-то думала, ты ручная собачонка Трейвена. Но вот ты здесь!». Едва произнеся эти слова, Эстель поспешно зажала себе рот рукой, но было уже поздно. Она смущённо взглянула на учителя и пролепетала: – Простите, но… она правда так сказала. Трейвен тихо застонал, уронив голову на руки. «Ручная собачонка Трейвена»… Если бы Эстель не произнесла этой фразы, он ещё мог бы заподозрить её во лжи, в том, что она пытается выгородить себя, оговорив Каранью в предательстве. Но именно это он и слышал от Караньи на последнем Совете, когда отговаривал её от поездки в Онтус. «Я не Эстель, Ваша ручная собачонка!» – бросила она ему, удаляясь. Как же он был наивен, в сущности… Как он мог так недооценивать опасность. Кому, как не ему, знать, на что способен Король Червей, Маннимарко. Отправляя ученицу к двум ослушавшимся его членам Совета, он ведь только надеялся, что ласковые уговоры Эстель скорее возымеют действие, чем приказы старого начальника. Каранья была близкой её подругой, а Ирлав – он смутно догадывался об этом – тайно был влюблён в неё. Да, почему же Эстель даже не упоминает о нём? Или они так и не встретились? Если ещё нет… он не решится отправить её к нему. Она уже могла погибнуть. Но если всё зашло так далеко, скоро Университет тоже перестанет быть безопасным местом… От борьбы не уйти, но как можно бороться с тем, кто подчиняет своей воле даже самых стойких? – Продолжай, – тихо произнёс Трейвен. – Как только я упомянула об Амулете и её возвращении в Университет, она рассвирепела: «Я не подчиняюсь архимагу, если ты ещё не поняла. Я слышу только слова Маннимарко!». Всё так. Тот, чью душу поработил Маннимарко, слышит его одного и подчиняется только ему. Трейвен содрогнулся при мысли, что однажды это может случиться и с Эстель… и с ним самим. – Когда я стала настаивать, она расхохоталась: «Трейвен не сможет встать на пути у Маннимарко, когда тот обретёт Амулет. А ты, дорогуша, к тому времени и вовсе не сможешь стоять на ногах!». «Настаивать»? Бедная девочка, да если б ты знала, с кем связалась! Конечно, ты видела перед собой подругу, которую, как ты считала, ты сможешь уговорить… Как ты ещё ноги унесла оттуда… – А потом… она стала вызывать тёмных привидений… Я даже не знала, что она это умеет… В Университете ведь запрещено использовать такие заклинания. Голос Эстель звучал всё тише, она рассказывала так, словно забыла о присутствии Трейвена, заново переживая тот ужасный день в форте Онтус. – Она всё смеялась… Она сказала, что было бы неплохо, если бы моё тело сохранилось и Маннимарко мог использовать его… Она кричала, что я хорошо послужу ему после смерти. Речь Эстель стала сбивчивой – битву она помнила смутно… Ни один опытный волшебник не станет бороться с призванными существами, не нанеся поражение вызывателю. Но всё же тогда она долго, очень долго боролась с тёмными духами, отшвыривая их огненными шарами и крича что-то вроде: «Перестань, опомнись!» – хохочущей Каранье. Боролась до тех пор, пока не почувствовала, что её магия иссякает и даже самые простые заклятия перестают действовать. Каранья захохотала ещё сильнее, видя, что её противница почти изнемогла. Она не учла только одного: магической энергии Эстель почти лишилась, но обычная сила – сила испытанного воина – ещё была при ней. Скрежет меча, на ходу извлекаемого из ножен, отчаянный бросок… Бархатный наряд колдуньи оказался слишком эфемерной защитой – удар был один, но он пришёлся прямо в сердце… – Я, наверно, могла бы ранить или оглушить её… но я… убила её! Эстель снова замолкла. Трейвен обнимал её, ожидая, пока она продолжит. – Она даже не успела вскрикнуть, кажется. Я наклонилась – она была уже мертва. Амулет был на ней, он был залит кровью… – У тебя не было другого выхода, Эстель. Как глупо это звучит, подумал Трейвен. Разве Эстель – да и он сам – перестанет когда-нибудь чувствовать вину? – Тут как раз зашёл один из её учеников. Правда, я даже не сразу узнала его – он был уже в робе некроманта. Он набросился на меня и стал звать на помощь. Прибежали ещё несколько. Понимаете, господин, я не боялась, что они меня убьют – я подумала, что это было бы даже справедливо. Я боялась того, что со мной могут сделать ПОСЛЕ смерти! Это тело на алтаре… – Как же ты вырвалась? – Мне всё же хватило энергии на «хамелеон». Конечно, от Караньи я бы так просто не скрылась, но её ученики были не такими уж сильными магами – они сразу же потеряли меня из виду. Кажется, некоторые из них в запале даже ранили друг друга – убегая, я слышала, как они сыпали проклятиями. Не помню даже, как я выбралась из форта – Белогрива была привязана к дереву неподалёку, и я безжалостно погоняла её до самого Имперского города. Эстель смущённо добавила: – Наверно, я замучила её, господин… Я ведь совсем забыла о ней. – Не беспокойся. Я прикажу, чтобы о ней хорошо позаботились. Он встал и подал руку Эстель – она неуверенно поднялась, а затем, повинуясь знаку Трейвена, присела на небольшой табурет у кровати. – Отдохни немного. Я сейчас вернусь. Однако он отсутствовал куда дольше, чем предполагал – как-никак, время было позднее, и найти нескольких ещё не спящих учеников, двоих из которых он отправил на конюшню, одного – в приёмную и ещё одну – на нижний этаж башни, оказалось не так легко. Когда Ганнибал вновь появился в башне, Эстель сидела, прикрыв глаза, сжав ладонями голову и в ужасе шепча: «Нет, не могли же они …». – Учитель! – вскрикнула она, едва он приблизился. – Скажите… скажите мне! Анлим был в той группе учеников, которая отправилась в Онтус? – Ты имеешь в виду лесного эльфа? Да, конечно. Он ведь очень талантлив, и Каранья не могла обойтись без него, – заметив, что Эстель сильно вздрогнула и замерла, Трейвен поспешно перебил себя: – Почему ты спрашиваешь? – Его… не было среди тех, кто встречал меня, хотя всех остальных я видела, – медленно, словно вспоминая, проговорила Эстель и снова отчаянно сжала виски. – Нет… не могли же они… Память услужливо рисовала ей картину алтаря некромантов в подземельях форта Онтус. Маленькое, растерзанное тело. Остатки зелёной робы ученика. Покрытые кровью, но когда-то светлые волосы, как у всех босмеров. Лица она не видела. – Нет… они не могли… – Что? – Тело… это тело на алтаре… Там лежал лесной эльф. Нет, это не мог быть он… Это ведь был не Анлим, нет? – она схватила архимага за руки. – Боюсь, я никогда не смогу сказать точно, – печально покачал головой Ганнибал. – Может быть, это был какой-нибудь другой несчастный, но вполне вероятно, что это Анлим. Ведь ты не видела его в форте, и в Университет он тоже не вернулся. – Неужели Вы допускаете мысль… – Эстель отстранилась от него, – что они… могли сделать это? Ведь его все любили! Особенно Каранья… – Вспомни, Эстель, – Трейвен помрачнел ещё больше, – Каранья любила и тебя, ты была её лучшей подругой. Но она попыталась убить тебя и погибла сама. Эстель задумалась. Внезапно ей как будто пришла на ум новая мысль, и она робко начала: – Учитель… когда она говорила со мной, там, в подземелье, я вроде бы видела её лицо и слышала её голос, но они были в чём-то другими… чужими, что ли. Голос – особенно, как будто неживой. Могло ли быть так, – Эстель умоляюще, с последней надеждой взглянула на Трейвена, – что это была вовсе не Каранья? Что некроманты захватили форт Онтус, убили её вместе с учениками, а потом кто-то из них принял её облик, чтобы заманить меня в ловушку? Трейвен в смятении глядел на неё. Что ему сказать? Бедная Эстель, она не понимает, с какой силой они столкнулись. Она не хочет верить, что убила свою подругу… но она даже не осознаёт, что душа Караньи уже была погублена. – Эстель, – с трудом подбирая слова, начал Трейвен, – знаешь, а ведь ты в чём-то даже права. Нет, я не хочу сказать, что тебя кто-то обманывал. Это была сама Каранья, – заметив отчаянно раскрывшиеся глаза ученицы, он быстро продолжил, – но совсем не та Каранья, которую ты знала здесь, в Университете. Не твоя подруга, с которой вы соревновались в магических искусствах и устраивали проказы в порталах моей башни. Это была другая Каранья, полностью подчинившаяся Маннимарко. Пойми же, он не просто нападает на наших магов, как это было в Бруме. Он и его прихвостни убивают тех, кого сочли слабыми. Самым сильным и достойным уготована другая участь. Маннимарко обладает властью изменять души людей – он парализует их волю и заставляет служить себе. Он вытягивает силу этих душ, становясь всё могущественнее. Глаза Эстель расширились. – Теперь ты должна понимать, что произошло с Караньей. Она была полностью порабощена и стала проводником его злой воли. Это страшнее самой смерти, Эстель. Я верю, – он ласково склонился к ученице, – что если бы та, прежняя Каранья могла появиться здесь, она бы со слезами благодарила тебя, что ты избавила её от служения злу. Эстель обхватила голову руками. – Вы хотите сказать, что он может подчинить любого? И меня? – её голос упал до шёпота. – И Вас?! – Боюсь, что так, Эстель, – Трейвен печально кивнул, – боюсь, что так. Именно поэтому никому ещё не удавалось победить Короля Червей – те, кто встречались с ним лицом к лицу, становились его слугами прежде, чем успевали что-либо сделать. – Значит… – бледное, залитое слезами ужаса лицо повернулось к архимагу, – надежды нет? – Надежда есть всегда, Эстель, – он вытер её слёзы. – Опасность очень велика, не скрою, но, может быть, мы успеем понять, на что ещё можно надеяться. Он улыбнулся и добавил: – По крайней мере, Амулет ему не достался, благодаря тебе. Она опустила голову ему на плечо и замерла. Потом вдруг резко выпрямилась. – Я ведь не всё ещё Вам рассказала… Вчера… то есть нет, позавчера утром я поехала из Имперского города в форт Телеман. Я побывала там ещё раньше, чем столкнулась с Караньей. – Там ты должна была встретиться с Ирлавом Джаролом. – Трейвен замер в ожидании вестей. – И что? Лицо Эстель снова исказилось. Она долго молчала, словно подбирая нужные слова, но потом её словно прорвало, и речь полилась потоком: – Господин, форт был уже захвачен, когда я приехала! Я ещё ни разу не видела столько нежити… даже в самых тёмных пещерах, даже в эльфийских руинах! Эти скелеты… зомби… привидения… они были повсюду, и такие… злые. Я едва успевала отбиваться. – Значит, там были некроманты? – Некромантов я там не застала – видимо, они уже ушли, и осталась только призванная ими нежить. Но они были там, я уверена. Я нашла несколько изуродованных тел учеников Ирлава. Они… надругались над ними. – А он сам? Ирлав? – холодея от ужаса, спросил Трейвен. Он уже предчувствовал, какой последует ответ. – Он был в дальнем покое, – всхлипнула Эстель. – Мёртвый. Я опоздала, господин. Они добрались и туда. Он уже окоченел, когда я его нашла. Он лежал, закрывая своим телом Шлем Червя – так и не выпустил его из рук. – Я же говорил ему… я пытался предупредить его, что покидать Университет опасно, – сжав виски, повторял Трейвен. Эстель тем временем встала, отыскала свой походный мешок, который она уронила рядом с порталом, и извлекла из него старинный шлем. – Вот он, этот шлем, из-за которого он погиб. Он защищал его до последнего, это ясно. Но это страшно и… нелепо, господин! Даже не знаю, что Ирлав хотел в нём найти. Безделушка, в сущности, хоть и очень старая. Немного полезна призывателям, но и только – никаких сильных чар. Даже некроманты его не забрали. – Да, это он… – осматривая шлем, медленно произнёс Трейвен. – Я спрячу его в тайных комнатах. Пока это единственное, что я могу сделать в память Ирлава… – Зачем он увёз его из Университета? Зачем так рисковал? – Ирлав считал, что на этом шлеме есть ещё тайные чары, помимо тех, которые чувствуют все маги, – объяснил Трейвен, – поэтому для исследований и удалился с учениками в этот форт, хоть я и отговаривал его. Он думал, что название, которое было дано этой реликвии – Шлем Червя – указывает, что чары, наложенные на нём, как-то связаны с властью Маннимарко, а возможно, даже дадут шанс на победу над ним, если только их удастся использовать. Я не знаю, может быть, он и был прав. Реликвия эта древняя, она намного старше всех нас и вполне могла существовать в эпоху, когда Маннимарко впервые появился в Сиродииле. Но с такими вещами никогда нельзя быть ни в чём уверенным. Возможно, это название неточно, или вовсе неверно, или относилось к какому-то другому шлему, ныне утраченному. Не знаю. Но конечно, Шлем мы сохраним, в память о его жертве… Он на минуту замолк, а потом добавил: – Он ведь остался непогребённым? – Мне удалось, выпив зелья силы, уложить его тело в одну из каменных ниш в стене и закрыть её щитом молний. Больше я ничего не смогла сделать… – Хотя бы так… – Трейвен вздохнул. – Спасибо тебе. Ирлав… тоже мёртв. Слишком поздно. За последние дни он повторял это себе уже много раз. Он слишком поздно отправил Эстель на помощь своему осведомителю, Муциану, и она нашла его уже в облике зомби. Слишком поздно спохватился, что нет вестей из Брумы – единственный выживший там, Дж’Скар, теперь был в Университете, и в нём сложно было узнать прежнего беззаботного шутника. Слишком поздно оказалось, чтобы спасти от порабощения Каранью. И вот теперь Ирлав… Кто ещё остался? Из Совета – один Раминус. Конечно, в Университете немало опытных магов, но кто из них может чувствовать себя в безопасности, когда творится такое? Эстель молчала, опустив голову. Трейвен пристально смотрел на неё, словно стараясь угадать её мысли. Видимо, столкновение с Караньей потрясло её значительно сильнее, чем смерть Ирлава – да, она скорбела о нём, но лишь как о брате-маге. Неужели она не понимала, как на самом деле он к ней относится? Впрочем, что теперь об этом. Ирлав умер, храня свою тайну, и не ему, Ганнибалу Трейвену, разглашать её. – Тебе нужно отдохнуть, Эстель, – наконец произнёс архимаг. – Но я хочу, чтобы ты была рядом – возможно, ты понадобишься мне скорее, чем тебе хотелось бы. Предстоит ещё много работы. Эстель склонилась и поцеловала его руку: – Как скажет мой учитель. – Я приказал, чтобы тебе приготовили место в нижних покоях, – продолжил Трейвен, подводя девушку к порталу. – И послал туда Мари – вряд ли ты её помнишь, впрочем, она совсем недавно поступила сюда – она будет помогать тебе. И вот ещё: утром, прежде чем подняться ко мне, загляни к Раминусу – я распоряжусь, чтобы он выдал тебе новую мантию: эта слишком сильно пострадала в боях. – Спасибо, господин. Доброй Вам ночи. – Да, всё забываю спросить тебя, – архимаг провёл рукой по наплечнику, – почему ты не пользуешься призванными доспехами? В Корроле тебя должны были неплохо обучить этому искусству. Неужели легче таскать всё на себе? – Привычка… – смущённо улыбнулась Эстель. Архимаг грустно улыбнулся в ответ и поднял руку, благословляя её на прощание. Эстель шагнула в портал. Нижними покоями уже давно практически не пользовались – их занимал кто-то из предшественников Трейвена. Они были намного просторнее и роскошнее, чем комната архимага на верхнем этаже – видимо, прежние начальники Университета жили на широкую ногу. Редкие гобелены, огромные резные шкафы с книгами и алхимическими ингредиентами, рабочий стол красного дерева, кровать с балдахином – Эстель, увидев всё это, даже немного смутилась при мысли о том, что Трейвен обитает в куда более аскетической обстановке. – Чем могу служить, госпожа? – невысокая девочка-имперка в зелёной робе ученика, потупив глаза, остановилась перед ней. Эстель, как бы ей ни было тяжко, заставила себя ласково улыбнуться – та выглядела слишком смущённой и растерянной от того, что сам архимаг доверил ей прислуживать такой высокопоставленной и могущественной волшебнице. – Помоги, если не трудно, – показывая жестом, что ей нужно освободиться от мантии и брони, Эстель тревожно следила за реакцией ученицы: только бы ей это не оказалось слишком тяжело или та не испугалась вида засохшей крови. Мари справилась вполне успешно. Чуть дрогнула, правда, но всего лишь на мгновение – скинула с неё тяжёлый бархат, аккуратно свернув его, чтобы не были видны пятна, затем стала ловко и умело помогать с доспехами. Выдержала даже, когда увидела раны – не отвернулась испуганно, а быстро принесла губку, смоченную в целебном зелье, и начала их промывать. – А ты и правда умеешь, спасибо, – удовлетворённо, даже с некоторым удивлением заметила Эстель, когда Мари, закончив, подала ей шёлковое ночное платье. – Тебе как будто и не в новинку. – Отец научил, госпожа. Я и ему часто помогала. – А кто твой отец? – Иероним Лекс, – горделиво ответила ученица. – Он был когда-то здесь капитаном стражи Имперского легиона, а теперь его перевели в Анвил, на службу к графине Умбранокс. Мама уехала с ним, только я осталась здесь, в Университете. – Тебе, должно быть, одиноко здесь? Ты скучаешь по своим родителям? – Да, конечно… Особенно вечерами, после занятий. Но мама сказала, что мне надо учиться. Да я и сама не хотела бы прерывать обучение, госпожа. Со мной ведь занимается даже сам господин архимаг. – И чему же ты учишься? – Папе не очень-то понравилось, что я поступила сюда, – смутилась вдруг Мари, – и он считал: раз уж так, я должна стать боевым магом. Но пока мне больше нравится алхимия и восстановление. Да и… – она посмотрела на Эстель так, словно та была каким-то неземным существом, – боевым-то мне никогда не стать… таким, как Вы… это невозможно! – Отчего же? – ободряюще улыбнулась Эстель. – Вполне можешь, и даже лучше… – Ну как отчего? Как?! Ведь Вы – та самая Железная Дева! – восторженно воскликнула Мари. – Родители брали меня на Арену, когда я была ещё совсем маленькой. Я даже видела Ваш бой с Серым Принцем! Никто не мог поверить, что его можно победить – но Вам удалось, только Вам! – Я не побеждала его, Мари, – вздохнула Эстель. – Его и вправду никто не мог победить. Он сам победил себя. – Что… Вы имеете в виду? – удивлённо спросила ученица. – Как это – сам? Если бы Мари знала, до какой раны – незаживающей, кровоточащей – она вдруг дотронулась своими нежными маленькими ручками, она бы немедленно прекратила расспросы. Но как ей было это понять? Эту тайну не знал никто, кроме самой Эстель. – Потом… как-нибудь потом расскажу, – неуверенно, глядя в сторону, произнесла она. – Простите, госпожа… – пролепетала Мари. Эстель, уже овладевшая собой, ласково успокоила её: – Всё хорошо, дорогая. Просто немного устала. Она тяжело опустилась в кресло, ожидая, пока маленькая помощница приготовит постель. Прикрыла глаза – Мари, должно быть, решила, что она задремала. Нет. Она просто вспоминала…