***
— Я считаю осмотр квартиры Оливии Грейс необходимой частью расследования причин её убийства, — подытожил Морс свой отчёт перед суперинтендантом Брайтом. — Что ж, — мистер Брайт затянулся сигаретой. — Вы неплохо поработали за эти два дня, Морс. Справляетесь в одиночку? — Пока да, — ответил Морс. Ему стало неловко от того, что снова вспомнили о маньяке, на поиски которого его так и не взяли. — Это хорошо, — мистер Брайт стряхнул пепел с сигареты и снова сделал глубокую затяжку. И только выпустив струю терпкого дыма, от которого у Морса уже давно щипало в носу и слезились глаза, продолжил, — Разрешение получите в ближайшие часы. Когда Морс вышел из кабинета суперинтенданта и вернулся в кабинет, то увидел, как кипит работа «лучших людей». Фёрсдей встревоженно переговаривался с кем-то по телефону. На его столе были разложены снятые с разных ракурсов фотографии убитых девушек. Стрейндж о чём-то шептался с Трулав. Та была не на шутку встревожена услышанным. До уха Морса доносились загадочные фразы, такие как «…я не совсем понимаю…», «…это звучит безрассудно…», «…риск должен быть оправдан…». И как кульминация — «…тише, он может нас услышать!» Морс с трудом оторвал взгляд от бумаг. Всё это время он пытался вчитаться в текст, но замечал за собой, что опять и опять прислушивается к шёпоту Стрейнджа и Трулав. Однако толком разобраться в происходящем мешал громко говорящий по телефону Фёрсдей. Морс взглянул на часы. Стрелка показывала без пяти три. Стоило было Фёрсдею положить трубку, как телефон снова зазвонил, но на сей раз это был тот аппарат, что располагался на столе у Морса. Подняв трубку, сержант услышал сухой голос секретаря, что разрешение на осмотр квартиры Оливии Грейс получено.***
Квартира располагалась в центре города. Однокомнатная, с двумя окнами, выходящими на задний дворик. Множество фигурок лошадей на полках, покрытых седым покрывалом пыли. Пыль осела на кубках, дипломах и фотографиях, с которых на Морса смотрела улыбающаяся Оливия Грейс. Он подошёл к одной из полок и взял в руки рамку. Странно, подпись говорила о том, что фото сделано несколько месяцев назад, но лицо Грейс значительно отличалось от того, каким он увидел её на месте убийства. Даже если принять во внимание искажённую болью посмертную маску, отпечатавшуюся на лице, разница была очевидна. Видимо, последние месяцы Оливии пришлось несладко. И Морс обещал самому себе, что постарается понять, с какого момента её жизнь пошла под откос. Не с той ли аварии, как считали её знакомые? Морс поставил фотографию на место и тут же заметил небольшой островок чистоты в виде прямоугольника. Размер был аккурат под рамку. Значит, кто-то здесь уже был и взял фотографию? Неужели опоздал? Морс огляделся. Так, вот ещё полка с фотографиями. Фотографий в комнате было действительно много, но Морс прошёл мимо них к мусорной корзине. В ней лежали остатки рамки, вперемешку с осколками. А вот фотографии нигде не было видно, даже в разорванном виде. Морс вернулся обратно в комнату, но не с пустыми руками — он держал одну из коротких сторон рамки, выуженную из мусорной корзины. Приложил к чистому следу и удовлетворённо хмыкнул. Рамка не совпадала со следом, была чуть-чуть больше. Большую часть времени, проведённого в квартире Оливии Грейс, Морс потратил на поиск соответствующей рамки. И когда он всё-таки её нашёл, то был весьма расстроен простотой загадки — было весьма логично предположить, что хранить тайну могла любимая лошадь Оливии — Мармеладка. На фотографии они были запечатлены обе: и Мармеладка, и Грейс, счастливая и беззаботная. Она держала в руках кубок с подписью «Первый приз». И только приглядевшись, Морс заметил, что фотография согнута. Чья-то рука пыталась прижать к себе Оливию, но та делала вид, что словно не замечает этого. Подложка рамки сама отошла в сторону, и на пол вместе с фотографией упали несколько листов тонкой бумаги и… ещё один чёрный блокнот. Подняв, Морс с удивлением обнаружил, что тонкие листы бумаги это банковские чеки на предъявителя на весьма крупную сумму. Аннулировать их можно было прямо сейчас, но Морс собрал и записал их как улики. А вот блокнот оказался куда содержательнее своего собрата. Истории, короткие шифрованные записи и даже координаты — всё это Морсу предстояло досконально изучить. На полу оставалась лежать фотография. С внутренним трепетом и волнением, Морс нагнулся и поднял её. Развернул, внимательно рассмотрел и удовлетворённо кивнул, когда взглянул на обратную сторону фото. Теперь дело оставалось за малым — снова отправиться на конюшню, а затем доказать очевидную невиновность Бридстона. И Морс решил, что стоит поспешить забрать то, что лежало в ящике под кормушкой Мармеладки, пока там есть что забирать. «Если я мертва…» Глава пятая Морсу показалось, что его кто-то позвал. Он остановился в нескольких метрах от входа в паб, на автомобильной стоянке, напряжённо вслушиваясь в каждый шорох на этой тихой улочке. — Морс... Определённо, определённо его кто-то звал! Сержант обернулся вокруг себя, но никого так и не увидел. — Я здесь, Морс... Совсем рядом, за машиной, у угла! Сразу и не заметить, что там кто-то есть, но зато звавшему открывался обзор на всю дорогу. Морс сорвался с места и за считанные секунды преодолел это небольшое расстояние. Его снова позвал этот слабый женский голос, который теперь казался ему до боли знакомым. Нехорошее предчувствие охватило душу, сжимая плотным кольцом. Луч ручного фонаря осветил фигуру девушки в платье кремового цвета, блондинки. Она прижала руку к своему животу. Из-под её пальцев текла кровь. Одного взгляда на лицо раненной хватило, чтобы Морс тихо произнёс «Господи...». Трулав, а это была именно она, облегчённо вздохнула и закрыла глаза. Морс, припоминая и свои ранения, бросился к ней, положив свою ладонь поверх её руки, тем самым ещё больше надавив на рану. — Нет-нет-нет, не закрывай глаза, — произнёс Морс, усилием воли подавляя приступ паники. В этот момент его мозг лихорадочно соображал, что делать дальше. Позвать на помощь? Даже тут он слышал, что в пабе звучит музыка, которая вместе с шумом голосов с лихвой перекроет его крик. Вызвать скорую, да! Но он не мог оставить Трулав одну. Если кто-нибудь был бы здесь. Хотя... — Стрейндж... Где Стрейндж? — Морс легонько похлопал Трулав по щекам. Она приоткрыла глаза. — Ловит... маньяка... — Так это его рук дело? Чёрт... Морс провёл рукой по волосам. Теперь недостающие кусочки пазла быстро сложились в единую картину, и ужасная догадка молнией пронзила сознание. — Вы ловили на живца? Трулав слабо кивнула. И если бы сержант Стрейндж в этот момент оказался рядом, Морс бы сам его убил. Дверь паба скрипнула, и наружу вышел мужчина, по всей видимости, местный и изрядно перепивший, судя по тому, как его покачивало из стороны в сторону. Он бы и направился домой, в деревню, если бы не услышал крик Морса, доносившийся со стоянки. Объяснив и показав, как надо держать руку на ране трезвевшему прямо на глазах выпивохе, Морс стремглав бросился внутрь пивной, чтобы из телефона-автомата совершить звонок. Сначала в скорую. Потом Максу.***
Морс посмотрел на свои ладони, и только сейчас до него дошло, что они были все в крови. В суматохе он вовсе не замечал этого, но сейчас по всему телу прошла волной нехорошая дрожь и присоединившаяся к ней слабость, словно разом навалились события прошедших дней и ночей. Но что-то не дало ему на время отключиться. Видимо, в этот момент Морс взглянул и на себя со стороны: перепачканный кровью, измождённый, он выглядел таким ущербным и жалким, что стало противно. Разве так должен выглядеть сержант? Вымыть руки... Морс почувствовал, что если он сейчас же не вымоет руки, его стошнит прямо здесь, на пол. Но медсёстры, словно ласточки, пролетали по своим делам, и ему оставалось только провожать их печальным взглядом своих ярко-синих глаз. Все куда-то спешили. А он продолжал сидеть, рядом с отделением реанимации, куда его, конечно же, не пустили. Если бы кто-то, сильно сжав его руку, волоком не потащил к ближайшему стулу и не усадил на него, он бы так и стоял истуканом, смотря на захлопнувшиеся перед его носом двери. Кто-то сел рядом. Резкий запах ударил сначала по носу, а затем проник в мозг. Морс дёрнулся, затем моргнул раз, потом другой. Сфокусировав зрение, он увидел перед собой Макса, который водил перед его носом ваткой, смоченной чем-то едко вонючим. Морс махнул рукой, показывая, что он в порядке. Или близок к этому. Макс протянул, нет, практически вложил в перепачканные ладони влажное белое полотенце, и с обеспокоенным взглядом оценивал состояние Морса, пока тот оттирал руки. Труднее всего сержанту давались места между пальцами. Там запёкшаяся кровь прилипла и теперь нехотя стиралась. — Спасибо, — сухо произнёс Морс, не спеша отдавать полотенце. Он свернул его жгутом, и теперь то поворачивал до упора, то разворачивал в обратную сторону. Сержант чувствовал на себе безмолвный и встревоженный взгляд Макса, но не спешил начинать разговор. Сейчас, когда он знал ответы на все вопросы, оставалось только воссоздать картину полностью. А для этого требовалась тишина. Поворот до упора — жгут. Разворот — кусок ткани. Как и тут. В обычной жизни — примерный гражданин, добропорядочный человек. Давление обстоятельств — и перед ними жестокий убийца. — Морс... — начал было Макс, но детектив жестом остановил его, оборвав фразу на полуслове. Он думал. Он крутил в руках получившийся жгут. Поворот. Разворот. — Макс, мне нужна твоя помощь, — спустя какое-то время глухо произнёс Морс. — Слава богу, — с облегчением выдохнул патологоанатом, — я боялся, что ты не в себе. Морс хотел что-то ответить, но тут скрипнули входные двери, и в коридор медленно вошла женщина, в которой сержант сразу узнал мать Трулав. Он видел её лишь однажды, но уже тогда отметил поразительное сходство с её дочерью, где единственной чертой отличия между ними было время. Сетка морщин, характерная сутулость, практически отсутствие косметики на лице, но при этом она сохраняла какую-то внутреннюю гордость, может, даже высокомерие. Но Морс быстро понял, что сейчас женщина на грани потери самоконтроля. Её внешнее спокойствие было барьером, через который миссис Трулав не смогла перешагнуть. По причине воспитания или переживаемого стресса, она шла по коридору, по-военному чеканя шаг. Но от внимательного взгляда Морса не ускользнули черты «тихой истерики» — состояния более близкого к сумасшествию, если вовремя с этим человеком не поговорить. — Поговорим потом, — Морс кивнул на миссис Трулав, привлекая внимание Макса. — Я буду... мне нужно в участок. И...спасибо. Он прихватил полотенце с собой. Глава шестая Николя Кэлси смотрел на фотографии, внимательно изучая каждую. На его губах играла полуулыбка, которая вкупе с прищуренными глазами выглядела устрашающе. После долгого молчания, Кэлси попросил сигарету. Глубоко затянувшись и выпустив из лёгких струю сизого дыма, он пальцами подтащил к себе одно из фото. Перед тем, как ответить, Николя взглянул прямо в глаза старшему инспектору. Ярко-голубые глаза графа были испепеляюще и, вместе с тем, завораживающе холодны. — Это не моя картина. — Вы уверены? — всё же решил уточнить Фёрсдей, с трудом пропуская мимо ушей слово «картина». — Более чем, — снова последовала глубокая затяжка. Медленно выпуская дым, Николя, словно наслаждаясь моментом, торжествующе произнёс — Выполнено грубо, абсолютно безвкусно. Топорная работа, — Кэлси говорил так, словно находился на выставке картин начинающего художника. Фёрсдей едва сдерживал себя, чтобы, как совсем недавно Джим Стрейндж, не вцепиться в глотку сидящему напротив преступнику. Но нужно было продолжать дальше, перешагивать через себя, и вытягивать из Кэлси новые подробности жестоких убийств. Помимо всего прочего, Фёрсдею пришлось признать, что Морс в который раз оказался прав — убийство Оливии Грейс не дело рук этого маньяка. Ведь фотокарточку с изображением именно её тела на месте убийства приблизил к себе Николя Кэлси. Фёрсдей отгонял от себя мысли, что на месте несчастных девушек могла быть его дочь. С возрастом, чувствуя, как старость неизбежно подступает, всё чаще и чаще обнажая уязвимые места, давить нарастающую панику стало сложнее. Холодная голова и рассудок начали уступать эмоциям. Ненависть, с которой старший инспектор смотрел сейчас на Николя, обжигала изнутри. Только бы дожить до вечера и добраться до дома. Но сначала он хотел устроить выволочку Стрейнджу, который сидел рядом с перебинтованной и покоящейся на перевязи рукой. Потом сделать звонок в больницу. — Значит, вы признаёте все остальные преступления? — Фред медленно собрал фотографии в стопку. Стрейндж сердито засопел. — Преступления? — удивлённо вскинул брови Кэлси. — Это искусство! Разве вы не видите? А... впрочем, понимаю... — снисходительным тоном произнёс Николя, — вы ослепли от работ дилетантов... — Слушай меня сюда! — громко зарычав, Фёрсдей резко подался вперёд и одной рукой схватил Николя за горло. — Ты слишком заигрался в своём мире! Здесь тебе не мастерская! Это убийства! УБИЙСТВА! — Сэр, сэр... прошу вас, сэр, — вскочивший вслед за шефом Стрейндж пытался успокоить начальство, здоровой рукой придерживая того за плечо. — А с тобой я поговорю позже, — прорычал старший инспектор, взглядом буквально пригвоздив сержанта к полу. Улыбка исчезла с лица Кэлси. Он с плохо скрываемым ужасом смотрел на разъярённого Фёрсдея, и, кажется, только сейчас ощутил дыхание смерти так близко. Виселица перестала быть такой далёкой и абстрактной, словно горло перехватила не грубая рука, а петля пеньковой верёвки. Какое-то время спустя побагровевший Фред толчком отбросил его от себя, словно Николя на его глазах превратился в мокрицу. — Я… я всё расскажу, — Кэлси нервно затушил сигарету, которую всё это время судорожно сжимал в руках. — Всё началось пять лет назад, когда я впервые ознакомился с эссе Томаса де Квинси…***
Через пару часов старший инспектор Фёрсдей и сержант Стрейндж покинули допросную комнату, насквозь промокшие от пота и пропахшие табаком. Относительно свежий воздух ударил в ноздри и по вискам, но подействовал более освежающе, чем стакан холодной воды ранним утром после сна. Они шли по коридору, покачиваясь от усталости, а Стрейндж ещё и от нарастающей боли в руке — местная анестезия уже перестала действовать. Отперев кабинет, Фёрсдей почувствовал, что ему просто необходим свежий воздух. Много свежего воздуха. Раскрыв окна, он стоял, теребя в руках трубку, ещё не набитую табаком. Джим стоял рядом, но старался не издавать ни звука. Бумаги, среди которых и признание Оксфордского маньяка, лежали на столе, чуть покачиваясь от колыхания ветра. — Сегодня вечером жду подробный отчёт о твоих действиях при задержании преступника. Голос Фёрсдея звучал еле слышно. Стрейнджу показалось, что шеф сказал ещё что-то, но переспросить не то, чтобы не решался, а скорее боялся. Напряжение повисло в воздухе и искрило, как неисправная проводка. Любой неверный шаг или не вовремя сказанное слово могло обрушить на сержанта кары небесные и адовы пытки. С одной стороны Джим был героем, ведь именно он поймал маньяка, застав того на месте преступления, но какой ценой далась ему эта заслуга! Трулав лежала на операционном столе, и только один бог ведал, удастся ли ей выжить после того чудовищно хладнокровного удара ножом в живот. Однако Джим ещё не видел окровавленное полотенце, лежащее на его рабочем столе, вместе с карточкой, на которой почерком Морса был выведен номер телефона больницы. Сам же Морс, сгорбившись за рулём чёрного «Ягуара», тем временем был уже на пути к дому, находившегося в пригороде Оксфорда. Глава седьмая Морс был уверен в том, что гул мотора хозяин дома услышал практически в тот же момент, когда машина свернула на просёлочную дорогу, поэтому подъехал прямо к воротам. Те были гостеприимно распахнуты, но радости Морс не испытал. Он дал преступнику фору, и теперь мог только гадать — застанет ли он вообще дома кого-нибудь. Но всё же не стал въезжать во двор, и поставил автомобиль так, чтобы не дать шанса на быстрый побег. Внутри Морса теплилась надежда, что ему удастся решить дело мирным путём. Без беготни и кровопролития, которого он так не любил. Морс постучал в дверь, хотя видел, что она полуприкрыта. Та, тихонько скрипнув, отодвинулась в сторону, открывая взору пустой коридор. Сердце сжалось в плотный комок — неужели опоздал? Однако шум воды где-то вдалеке отвлёк от печальных мыслей. И если бы сейчас Морс был тем зелёным юнцом, когда впервые появился в участке Оксфордской городской полиции, он тут же отправился бы разузнать об источнике звука. Но теперь опыта ему было не занимать, поэтому он первым делом посмотрел на оказавшийся скрытым входной дверью угол. «Сколько раз ты уже получал по голове, прежде чем научился проверять тыл?» — печально подумал про себя Морс, никого не обнаружив. — Сержант Морс, это вы? Проходите, проходите, я на кухне! «Надо же, как много он узнал за короткое время... Не заходил ли, случаем, к Бридстону после моего ухода?» Морс, склонив голову набок, послушно отправился на голос. Он не знал этот дом, но быстро определился, в какую сторону ему нужно свернуть, чтобы оказаться в небольшой освещённой полуденным солнцем комнате. Тем временем его мозг лихорадочно пытался предугадать ход противника. Ведь тот не ушёл заранее, когда была возможность, и тем самым поставил себя в тупиковое положение, но ещё больше озадачил Морса. Спина Сэмуэля ходила ходуном, и, судя по тому, как он склонился над покрытой эмалью раковиной, детектив застал его в разгаре уборки. На долю секунды сержанту показалось, что Пэйн и не собирался ничего предпринимать, если бы не разложенные на чистом вафельном полотенце кухонные ножи, которые очень насторожили Морса. — Я сейчас немного занят, сержант, — Сэмуэль фыркнул, чтобы потоком воздуха поправить съехавший на глаза локон. — Но вы можете пока пройти в комнату. — Нет-нет, спасибо, — поспешно ответил Морс, не сводя взгляда с напряжённой спины Пэйна. — Я ненадолго. — Разве? — Сэмуэль поднял голову и развернулся в сторону детектива. — Тогда зачем вы столько времени потратили, чтобы приехать сюда? — Мне было по пути, — солгал Морс. — И у вас здесь прекрасные виды. — Не жалуюсь, — Пэйн развернулся обратно. По его голосу было сложно понять, что сейчас он испытывает: страх или всё-таки пьянящий азарт от происходящего. Он с раздражением бросил намыленную щётку в раковину, и та с глухим звуком стукнулась о поверхность. — Что вы хотели узнать? — Скорее сообщить, — Морс прислонился к стене и скрестил руки на груди. — Две новости. — Хорошую и плохую, я так полагаю? — Смотря как посмотреть, — Морс поджал губы. — Нашли маньяка-убийцу и уже доказали его вину в двух из трёх убийств, произошедших в последнее время в Оксфорде. — Это отличная новость, сержант, — подумав несколько секунд, оценивающе ответил Сэмуэль. — А какая вторая? — Дело в том, что третье убийство было совершенно не им. Но кто-то очень хотел, чтобы подумали именно на него. И всё-таки преступник допустил несколько ошибок. И самая грубейшая в том, что на то время у маньяка было алиби. — Да? И какое же? — Пэйн встал напротив Морса и тоже скрестил руки на груди. В его глазах плясали весёлые огоньки, и сложно было поверить, что такой приятный и добродушный на вид парень смог решиться на убийство. — В этот момент он находился на другой стороне и... — тут детектив нервно выдохнул, — убивал свою вторую жертву. — Как интересно... — Сэмуэль пожал плечами, несколько расслабленно, словно показывая своё безразличие. — Надеюсь, вам удастся найти настоящего убийцу, сержант. — Возможно. Но та жертва — небезызвестная вам Оливия Грейс, — Морс внимательно смотрел на лицо Сэмуэля Пэйна, чтобы найти на нём отражение хоть какой-нибудь эмоции помимо странной смеси весёлости и безразличия. — Следовательно, если её убил кто-то другой, то и причины должны были быть куда более весомые. Убийца досконально воспроизвёл практически все действия маньяка. Практически, но не все. Сэмуэль удивлённо приподнял брови. Он не озвучил вслух вопрос, который, как был уверен сержант, практически висел у него на языке. — Многие не знают о том, — продолжил Морс после возникшей короткой паузы, внутренне приготовившись к длинному рассказу, — что полиция не сообщает все подробности газетам. Некоторые улики, которые чётко отделяют маньяка от остальных убийц, настолько хорошо засекречены, что даже самому пронырливому корреспонденту не получится разузнать о них. Хотя обычно они довольствуются тем, что сообщит полиция, поскольку весть о маньяке, терроризирующем Оксфорд, сама по себе уже громадная новость. Но именно это помогает нам отделить зёрна от плевел. Отличить настоящего маньяка от его подражателя, пытающегося скрыть своё деяние и выдать его, как за работу другого преступника. И тем самым становясь куда страшнее, потому что он убивает, руководствуясь разумом. Сэмуэль Пэйн внимательно слушал Морса, но всё ещё делал вид, что не понимает, к чему ведёт детектив. — Я пытался понять, что связывает Оливию Грейс с убийцей, особенно, когда стало понятно, что это точно не оксфордский маньяк. Любовь или всё-таки бизнес? Таинственный любовник, преданный поклонник красоты Оливии, или же мошенник, который проворачивал дела с анонимными скачками, узнавая номера лошадей мистера Кэмпбелла через свою якобы возлюбленную? Чем больше я пытался разобраться, почему она так усердно скрывала свою связь, тем больше понимал, что на эту роль подходит человек, который легко входит в доверие и при этом остаётся незамеченным для окружающих. Весьма подходящее амплуа для нечистого на руку букмекера, а? И вот этот блокнот была лишь первой подсказкой, ступенькой на пути к вам. На этих словах Морс выудил из кармана пальто чёрный блокнот. Сэмуэль всё ещё хладнокровно молча смотрел на детектива, однако весёлость в его взгляде бесследно исчезла. Морс отметил про себя, что тот мог бы быть отличным слушателем. Но стал отличным преступником, который ждал, пока перед ним разложат все карты, чтобы попробовать их отбить. — В ней были зашифрованы имена лошадей, за которыми она присматривала на конюшне и номера, под которыми они участвовали на анонимных забегах. Я сверился с вашими ставками: вы поступали очень умно, порой ставя именно на самый проигрышный вариант. Вас выдало то, что именно на безусловно проигрышный и с минимальной ставкой! Так делают, зная наверняка, что лошадь придёт последней. И тем самым вы сохраняли своё выгодное положение, как человека, которому, безусловно, порой везёт, но и дни неудач точно посещают. — Вы никогда не пробовали выступать на сцене, сержант? — спросил Сэмуэль, попытавшись улыбнуться, но улыбка получилась искусственной, ломаной. — Не упускайте свой шанс, у вас отлично получается держать аудиторию. Я буквально трепещу. Что ж... не буду ломать комедию. Да, нас объединял бизнес. Она сообщала мне о состоянии лошадей ко дню забега, а я уже планировал, как правильно сделать ставку. Но в этом нет ничего противозаконного. К тому же, стоило бы мне, уж простите, сержант, убивать курицу, несущую золотые яйца? — Конечно нет, — едва сохраняя спокойствие, парировал Морс, — но только до того момента, как курица их нести перестаёт. Оливия Грейс почувствовала, что вы охладели к ней, и хотите её бросить. Даже больше — вы обманули её, забирая себе большую долю. И тогда она решила поставить условие: либо вы ей отдаёте причитающуюся долю, а это несколько десятков тысяч фунтов, либо она всё рассказывает журналистам. Да, Оливия была готова пожертвовать своей репутацией, чтобы отомстить вам. Глупо, конечно, но тогда она, видимо, не могла иначе. Это был её единственный шанс удержать вас. Но она лишь верхушка айсберга вашей аферы, не так ли? — Аферы? — нахмурился Сэмуэль. — Что вы имеете в виду? — Я имею в виду людей, которых вы привлекали к тотализатору, подсаживали их на игру, обирали до нитки, давали в долг и доводили до крайности. Людей, которым вы заявляли об их исключительной удаче. И они верили вам! Они были готовы отдать последнее, надеясь на их исключительную удачу, которая зависела лишь от вас! Сэмуэль Пэйн отвёл взгляд, посмотрев в сторону большого деревянного окна. Оно не было скрыто занавесками, позволяя солнечному свету беспрепятственно проникать внутрь. Там, снаружи, умирающая природа уходила на покой в янтарном наряде из листвы, она пахла влагой и сырым сеном, старалась самыми яркими красками оставить память о себе перед тем, как всё покроется тонким слоем снега, и белое безмолвие на несколько месяцев вступит в свои права. О чём думал сейчас Пэйн, Морс не знал, но и не хотел строить предположения. Его раздражала улыбка, которая всё ещё гуляла на губах Сэмуэля. Хотелось прямо сейчас арестовать его, хотя бы за эту улыбку, за ту лёгкость, с которой тот позволил себе распоряжаться чужими жизнями. Но партия не была разыграна до конца. Единственное, что сейчас больше всего хотел Морс, так это выбить признание. Настоящее, искреннее. Пэйн кашлянул. Похлопал себя по карманам рубашки и брюк, ища сигареты, не нашёл, хмыкнул и опять скрестил руки на груди, и глухо произнёс: — Морс, вы же понимаете, что не сможете ничего доказать. Они добровольно, я повторю для вас это, добровольно, — последнее слово он раздробил голосом по слогам, — несли свои деньги, отдавали, как вы говорите, последнее. — «Я знаю, что он обманывает меня. Пару раз я заметила, как он общается с мистером Г., как тот о чём-то его просит. Мне показалось, что он плачет, но не предала этому значения. Потом я узнала, что Г. повесился. Теперь я боюсь, что и сама окажусь на виселице...» — прочёл Морс и закрыл блокнот. — Мне хватило пары часов, чтобы проверить, что речь идёт о Уолтере Готтере. Свидетели, среди которых его жена, подтверждают, что в последнее время он сильно увлёкся тотализатором. Да, я не могу вас арестовать за это, но... неужели вы ничего не чувствуете по отношению к этому человеку? — Сержант, я бизнесмен, я не обязан чувствовать ничего к тем, кому оказываю разного рода услуги... — начал было Пэйн. — Нет, вы не бизнесмен! — взорвался Морс, теряя остатки самообладания. — Вы аферист, но, более того, вы убийца! И здесь, — тут он снова выставил вперёд блокнот, — есть то, что полностью подтверждает вашу вину. Всё это время она старалась не упоминать имён, указывала лишь инициалы. Но была ещё одна вещь. Оливия Грейс записала, где искать улики против вас. Грампластинки, фотографии, газетные вырезки, чеки тотализатора. Вы убили её, повинуясь, скорее всего, эмоциональному порыву или расчёту избавиться от серьёзного свидетеля, но вы не представляли, насколько хорошо она покопалась в вашем прошлом и в вашем настоящем. А я уж как следует постараюсь, чтобы ваше будущее не было таким безоблачным. Небольшой ящик действительно оказался под кормушкой Мармеладки. Лошадь нервничала, переминаясь с ноги на ногу, фыркала, когда Морс отодвигал тяжёлое деревянное корыто. Это потом сержант заметил прикрытый сеном рычаг, который позволял при повороте легко подвинуть кормушку в сторону и беспрепятственно получить доступ к архиву. Но первое, что увидел он, была сложенное вчетверо бумажка, прикреплённая сургучом к ящику. «Мой убийца — Сэмуэль Пэйн» — Она догадывалась, что это может произойти в любой момент. Поэтому выкинула блокнот в ближайшие кусты до того, как зашла в паб. Найти было лишь делом времени. И зря вы решили подставить Бридстона. Вас очень хорошо запомнил бармен. Морс выдохнул. Он устал. Он всегда уставал кому-то что-либо доказывать. А сейчас он больше всего устал от наглой самоуверенности Сэмуэля Пэйна в своей безнаказанности. Впрочем, теперь тот действительно сник. От маски безразличности и беспричинной весёлости не осталось и следа. Пэйн понял, что его раскрыли, но не Морс, а та, которую он считал лишь второстепенным звеном, от которого сможет в любой момент легко избавиться. Но нет. Не получилось. — Гадина... — он, забывшись, снова похлопал руками по карманам. Сигареты за это время там не появились. Сэмуэль посмотрел на сержанта затравленным взглядом, как волк, которого загнали на капканы и вот-вот наставят на него ружья. — Ладно, Морс, ваша взяла. Морс достал наручники, и уже было собирался надеть их на Пэйна, как тот резко дёрнул головой, и перед глазами сержанта словно рассыпались тысячи искр — упав назад, он пребольно ударился затылком, причём так, что на короткое время потерял всякую способность соображать. Однако этого хватило Сэмуэлю, чтобы выхватить блокнот и вместе с ним выбежать на улицу. Минуту спустя Морс, держась за затылок, который стал мокрым и липким, шатаясь, последовал за ним. Позже детектив мысленно благодарил себя за то, что убрал ключи в задний карман брюк. У Пэйна не было времени, чтобы угнать машину, но он всё-таки выбежал за ворота, и отправился бегом по просёлочной дороге. Морс бежал следом, стараясь не отставать, но пульсирующая боль всё чаще и чаще стала напоминать о себе. Сэмуэлю, может быть, и удалось бы убежать, если бы на деревянном мосту, к слову, единственному пути с небольшого островка, где себе и нашёл пристанище Пэйн, его уже не ждали. Макс сидел за рулём, нервничая, может быть, гораздо больше, чем когда-либо. Он так крепко вцепился в руль автомобиля, что у него побелели костяшки пальцев. Завидев бегущую вдалеке фигуру, он завёл машину и отправил её по узкому мосту, преградив всякую возможность пробежать мимо него. Выход, в прочем, всё равно оставался: прыгнуть прямо в холодную реку, но ДеБрин надеялся, что до этого не дойдёт. Однако рвение, с которым Пэйн мчался прочь от Морса, и желание уйти от наказания, пересилило здравый смысл. Сэмуэль на секунду остановился. Взглянул на Морса, старающегося не отставать, чьи руки и пальто были испачканы кровью. На Макса, который грозно смотрел через лобовое стекло на преступника. И всё-таки перемахнул через парапет, чтобы со всего размаха окунуться с головой в реку. От холода свело ногу. Яркая вспышка боли вышибла дух из Сэмуэля, и тот начал бесконтрольно махать руками, чувствуя, как вода попадает в рот и нос, заполняет его лёгкие. Что ещё чуть-чуть, и он захлебнётся. ДеБрин не мог вылезти из машины, поскольку ни его комплекция, ни расстояние между машиной и мостом не позволяли этого сделать. Но его крик «Морс, нет!» сержант услышал чётко. Морс, не останавливаясь и не теряя времени на раздумья, бросился следом за Сэмуэлем. И вовсе не потому, что так хотел задержать преступника. — О чём ты вообще думал? — Макс чёткими, быстрыми и давно отточенными движениями обёртывал бинт вокруг головы Морса. Морс ответил суровым и непреклонным сопением. Промокший до нитки, но заботливо укрытый пледом, Морс представлял собой жалкое зрелище, но ещё более жалким был Сэмуэль Пэйн, наконец-таки закованный в наручники и тоже укрытый каким-то длинным куском тонкой ткани, подозрительно напоминающий скатерть для пикника. Он смотрел бессмысленным взглядом куда-то далеко, на небо, которое быстро закрывалось облаками. — Всё равно теперь ничего не докажете, — сказал Сэмуэль. — Блокнот утонул. Морс криво усмехнулся. — Архива будет достаточно, чтобы весьма озадачить адвоката. К тому же… Макс? — Морс говорил тихо, потому что любой громкий звук бил прямо по голове. — Знаешь, в чём настоящая тайна чёрного блокнота? — И в чём же? — спросил Макс. — В том, что их два. Макс улыбнулся. Окровавленная вата, бинты и пустой флакон из-под спирта, некоторую часть которого пришлось принять Морсу и Пэйну вовнутрь, были аккуратно собраны в полиэтиленовый мешок. ДеБрин умудрялся быть щепетильным даже в таких, казалось бы, совсем неожиданных ситуациях. — Простудишься — твои дела, но Фёрсдей с меня три шкуры сдерёт, и это точно. Стрейндж ранен, Трулав в больнице... Вы все сговорились оставить участок без лучших лиц и попасть ко мне на бесплатный и безвременный приём? Макс на нервной почве продолжал что-то говорить, но Морс его едва слышал. Его глаза безудержно слипались, а тело, казалось, налилось свинцом. В горле уже начинало першить, несмотря на первую помощь Макса по избавлению от простуды, а в ботинках противно хлюпало. Но всё это принесло Морсу чувство абсолютного счастья.