***
Собрав все силы, Немайн рывком подтянулась на каменном выступе, очертившем границы глубокой пещеры Ойстара. Смрад, не позволявший ей вдохнуть полной грудью, понемногу отступал. Первые шаги дались с трудом: слабость, навалившаяся на девушку после лечения, которому её подверг сильван, давала о себе знать. При одном воспоминании о том, что с ней произошло в пещере, Немайн пошатнулась, опёрлась о дерево и зажала рот ладонью. «Только так они и выйдут из тебя, детёныш. Наглоталась теней в трясине, теперь надо выплюнуть», — приговаривал Ойстар, заботливо поглаживая её спину, пока девушка силилась сделать хоть один вдох, борясь с рвотными позывами. Времени на отдых не было — её ждала долгая дорога. По началу она хваталась за каждый ствол, боясь потерять равновесие, но силы понемногу возвращались к ней. Свет почти не пробивался сквозь полог переплетённых ветвей, а Немайн было необходимо оглядеться и сориентироваться. «Остерегайся того, кто носит твою смерть. Он приветствует солнце правой рукой, детеныш. Он смотрит на нас сквозь мой лес», — эти слова сильван обронил невзначай вместо прощания. Вдалеке послышались еле различимые птичьи трели. Девушка пошла на звук, огибая темнеющие каменные глыбы и поваленные деревья. Вскоре сквозь исполинские кроны забрезжил свет и к пряным запахам прошлогодней листвы прибавился сладкий пьянящий аромат цветения липы. Немайн прибавила шагу и вышла на поляну залитую лучами солнца. Мириады крохотных лесных птах сновали между распускающихся почек. Их многоголосье слилось в монотонный гомон. Немного помедлив, девушка обошла дерево по кругу и остановилась в тени его ствола. Тёмная серая кора истончалась на молодых ветвях, налитых розовыми и бурыми прожилками. «Я найду аэп Онара», — чуть слышно прошептала девушка, подставляя лицо под лучи, пробивающиеся сквозь густую крону липы: «Одна или с чьей-то помощью. Я найду его и ты снова увидишь эту красоту, пройдёшь сквозь лес по моим следам, обещаю. Дождись меня». Время подгоняло Немайн, но она позволила себе короткую передышку перед тем, как покинула опушку.***
Солнце клонилось к закату. Хотя вампир не чувствовал, как вечерняя прохлада опускается на лес, он всё же развел костёр. Он так и не покинул того места, где попрощался с Ойстаром и Немайн. Весь день он провёл в полудрёме и открывал глаза только в те редкие минуты, когда лесные птицы спускались на землю, к корням орешника, росшего поодаль. Под каждым взмахом хрупких крыльев вихрилась густая дымчатая пыльца. Сотни звуков, тысячи запахов леса — Регис различал их все. Но он так и не услышал знакомых шагов. Стоило найти её, забрать у того, чьи представления о медицине годятся разве что для самопровозглашённых сельских знахарей. Травник продолжал ждать, убеждал себя дать девушке больше времени. Пламя быстро разгорелось на пепелище предыдущего костра и Регис почувствовал себя смотрителем маяка в заброшенной бухте. Странное упрямство, с которым люди зажигали свет на покинутых берегах, было чуждо вампиру, но сейчас он ничем не отличался от них. Воображение услужливо рисовало очертания холодных серых волн. Хотя он прекрасно знал, что от моря его отделяют тысячи вёрст, ему казалось, что вечерний ветер приносит крики темнопёрых альбатросов и горький запах солёного песка. Регис опустился на землю и прикрыл глаза: шум волн усиливался и захватил пространство, очерченное светом костра. В водовороте мыслей и образов всплыла ещё одна строчка из его дневника: «Мне кажется, что мой друг Детлафф умрёт. Мне грустно». Смерть друга действительно долго жила тяжёлым предчувствием в подсознании травника. Теперь же Немайн грозила неиллюзорная опасность. Как медик, Регис понимал, что до сих пор ни на шаг не приблизился к разгадке её хвори. Всё указывало на то, что он скоро потеряет ещё одного друга, но травника охватило необычное для подобной ситуации спокойствие. «Ты не умрёшь. Сам не могу объяснить, почему. Там, где мой разум уже бессилен, возносится здание веры», — чуть слышно произнёс вампир. Темнеющая пустота проглотила эти слова и ответила тихими звуками. Шаги. Лёгкие и уверенные. Немайн вышла к костру, пробравшись сквозь заросли кустарника. Последнее проявление недуга почти не оставило следов на ней. Только поблекшая от обезвоживания кожа и усталые покрасневшие глаза выдавали то, что предыдущей ночью девушка сражалась с болезнью. Регис уже догадывался, каким образом Ойстар помог ей, но ему требовалось подтверждение. Пришлось подождать пару минут, пока девушка пила воду из фляги, протянутой травником. — Я несказанно рад твоему возвращению, друг мой. И перед тем, как я ударюсь в расспросы, позволь принести свои извинения. Мои поступки выставляют меня не в лучшем свете. Сделав последний глоток, Немайн опустила непонимающий взгляд в сторону своего спутника и он продолжил: — Я проявил себя, как скверный медик, не обратив внимание на твоё состояние. И позволил себе неуместное зубоскальство по отношению к Ойстару. Большое несчастье — не иметь достаточно ума, чтобы хорошо выражать свои мысли, и не иметь достаточно рассудительности, чтобы молчать. В этом заключается причина моей вчерашней оплошности. Девушка вернула флягу, сделала несколько шагов назад и села поодаль. Она избегала встречаться взглядом с Регисом и её ответ прозвучал так, словно Немайн обращалась не к нему: — Мой недуг был и остаётся только моим. Я встретила его в одиночестве и должна научиться жить с ним без чьей-либо опеки. Что касается некоей наглости… Иногда я вижу то, чего на самом деле не существует, порой слышу голоса тех, кто никогда не рождался. Поэтому я не знаю, о каком зубоскальстве ты говоришь. Я не могу поручиться за то, что хотя бы половина вещей, которые я помню, происходила на самом деле. Травник сжал плетёный обод фляги. Как он мог не заметить этого? Все паузы в её речи, которые он принимал за попытку подданной Нильфгаарда выстроить фразу на всеобщем наречии, были неслучайны. Она вслушивалась, мучительно отсеивала голос собеседника от плодов своего воспалённого сознания. Та осторожность, с которой Регис подходил к болезни Немайн, теперь казалась ему банальным малодушием. — Ты и сейчас слышишь их? — Нет, они молчат с тех пор, как я покинула укрытие Ойстара. Он говорил, что их надо выплюнуть. Заставил меня выпить целый кувшин какой-то дряни, а потом просто ждал, пока я… — Не утруждай себя упоминанием физиологических подробностей, друг мой. Мне известен механизм воздействия безоара, пропитанного отваром из королевской аманиты. От того я бы никогда не рискнул прибегнуть к такому методу. Едва ли его можно считать гуманным. — Ты шутишь, мастер? — Немайн усмехнулась. — Любой ребёнок в Нильфгаарде знает, что безоары ничего не лечат. Это сельские сказки наделяют комки слипшейся шерсти чудодейственной силой. — Слухи о магических свойствах этого предмета действительно преувеличены. Не хочу углубляться в подробности в столь поздний час, но отмечу только, что сильваны годами варят воловьи камни в грибных настоях и сушат их на солнце. Безоар выпускает влагу, но задерживает активные вещества аманиты. То, что дал тебе Ойстар...— Травник прервался, заметив, как лицо девушки исказилось от упоминания её лечения. Он улыбнулся с сочувствием и провел рукой по торбе, лежащей рядом. — Прости, я выбрал не лучшее время для очередной лекции. Я достал всё, кроме трав из сумки, так она сгодится для сна. Обещаю, ты забудешься, как только твоя голова коснётся её. Девушка поднялась и медленно произнесла: «А ты, мастер, как обычно не сомкнёшь глаз». Подобно часовому, выверяющему каждый шаг на границе своей земли, она, озираясь, обошла костёр по широкой дуге и опустилась рядом с Регисом. «Ойстар угостил меня козьим сыром. Сказал, вечером можно поесть, не опасаясь мгновенно расстаться с ужином. Только мне нечем соскоблить листья и сухую землю, в которой сыр выдерживался всю зиму», — спокойно и даже несколько буднично сказала девушка. Травник удивился такой резкой смене темы разговора, но протянул Немайн нож. К треску сухих веток в костре прибавился размеренный звук, с которым лезвие скребло огрубевшие жухлые листья. Воздух наполнился сырым запахом прения и забродившего молока. Регис смотрел в огонь и удивлялся тому, как человек, не обладающий никакими магическими способностями, менял мир вокруг него. Один взмах ножом и вот он уже ощущает ароматы, которые можно встретить разве что в селе. Один росчерк лезвия и его мысли уже взбираются по нитям образов и уплывают далеко от этого леса. Травника наполняло спокойствие, будто недуг не возвращался к Немайн и тревога не просыпалась в нём. Исчезала из памяти встреча с Ойстаром, тяжелое ожидание. Исчез и звук. Девушка замерла, уставившись на лезвие ножа. В зеркальной поверхности отполированной стали Регис увидел, как расширяются глаза девушки. Травник знал, что она пыталась и не могла разглядеть. Его отражение. — Полагаю, у тебя есть несколько вопросов ко мне. — Только один, мастер. — Рука девушки опустилась на пояс и коснулась увядших, засыхающих незабудок. — Что произошло в ту ночь в эльфском лагере? Вы с Уиннейтид покинули его вдвоём, но вернулся ты в одиночестве. Регис застал первые встречи людей с монстрами на континенте. Человек, привыкший считать, что он владеет этими землями, рисует карты и разделяет их на государства. Но, заходя на незнакомое урочище, люди видят, что этот мир принадлежит не им. «Ты властвуешь до тех пор, пока я не голоден», — слышат они в утробном рычании гуля и хищном клёкоте куролиска. В этот момент жертва источает горький и манящий аромат страха. Раньше он только раззадоривал вампира, но сейчас вызвал бы отвращение. Вопреки ожиданиям Региса девушка не боялась его. Что бы не овладело ей сейчас — это была не паника и не хтонический ужас. Собравшись с мыслями он заговорил: — В ту ночь Уйннейтид попросила лишить её жизни. Я бы соврал, если бы сказал, что меня это не удивило. Высшие вампиры, к которым я имею честь причислять и себя, не отличаются от людей ни внешностью, ни манерами. Можно сказать, мы так давно соседствуем на этой этой земле, что представители всех рас едва ли заподозрят неладное при встрече с нами. Но покровительница кочевых артистов разглядела мою истинную природу и решила, что я способен помочь ей в реализации столь удручающего плана. Она была уверена в имманентности своей жизни и бед, обрушившихся на труппу. Мне удалось поставить эту идею под сомнение и я убедил Уиннейтид найти другое решение её проблемы. Понимаю, слов недостаточно для того, чтобы убедить тебя. Будь я всё тем же необразованным и наглым юнцом, что и триста лет назад — давно опустился бы до такой низости, как воздействие на твой разум. Мы наделены способностями манипулировать сознанием собеседника, но я не считаю это достойным поведением. Будь уверена: завтра утром ты проснёшься и не забудешь этого разговора. И пусть это послужит подтверждением правдивости каждого моего слова. — Даже если это будет моей ошибкой... — Немайн положила нож на землю между собой и Регисом. — Я поверю тебе. Мать учила меня общаться с теми, кого принято называть чудовищами. Не стоит претендовать на их территорию и еду, угрожать их потомству и стае. Не следует так же встречаться с монстрами, когда они голодны. Мы с Уиннейтид не делали ничего из перечисленного мною и я до сих пор жива. Ergo* и она тоже. — Вынужден признать, я поражен столь спокойной реакцией, друг мой. Обычно в подобных разговорах, я вынужден сражаться со скепсисом либо с ужасом собеседника. Ты же свободна от всего этого. Я не часто встречаю такие интересные аберрации у людей. Всё же дерзну отметить, что твои представления о вампирах, как о примитивных существах, управляемых исключительно низменными инстинктами, далеки от реальности. — Не обижайся, мастер. Я никогда не видела и половины тех существ, что описаны в сказках, которые мне читали в детстве. О представителях твоего вида написана целая книга рассказов. И если я не ошибаюсь, в её предисловии говорится, что вампир — суть выдумка и фантасмагория. Не знаю, стоит ли полагаться на эти истории, но в них вы описаны, как разумные чудовища, сохранившие те самые низменные повадки и инстинкты. — Книга рассказов? Позволь спросить, какая? — «Семь историй из жизни графа Ратвена» за авторством Полидори. Внезапно травник усмехнулся. Девушка, не ожидавшая такой реакции, впервые за долгое время повернулась к нему. Регис вспомнил, как много лет назад Ориана пригласила его на собрание поэтов и писателей юга. В их числе был и чтец, представлявший интересы потомков Полидори. Когда он декламировал избранные истории о некоем вампире Ратвене, Ориана, чья выдержанность и изысканные манеры могли сравниться только с её неповторимой грацией, была вынуждена несколько раз скрыть смех под маской тактичного кашля. Эти рассказы изобиловали таким количеством тщательно описанных нелепиц, что даже Регис, сосредоточившийся исключительно на богатстве и разнообразии литературных описаний, с трудом подавлял улыбку, казавшуюся неуместной при прослушивании столь мрачных историй. Позже Ориана прославилась в узких кругах, как один из самых щедрых патронов семейства Полидори. Огромное количество предрассудков касательно вампиров, распространяемое книгами их праотца, играло их новой покровительнице на руку. Вернув самообладание, травник извинился перед Немайн и поспешил объяснить свою реакцию: — Эта книга — прекрасный образец литературы эпохи позднего исхода. Отрадно, что поданные Нильфгаарда до сих пор передают её из поколения в поколение. Однако она пестрит неточностями. Даже не знаю, с чего начать… — Вампир прикрыл глаза, вспоминая наименее правдоподобные отрывки. — Я не имею ничего против чеснока в некоторых блюдах. Так называемая «святая вода» пригодна для питья и омовения, но едва ли поможет отпугнуть вампира. Слёзы девственниц причиняют нам не больше неудобств, чем любая иная жидкость… Друг мой, я могу перечислять профанации этого автора часами. Поверь, я знаю, о чём говорю, однажды в моей жизни уже состоялась подобная беседа и она затянулась до самого утра. Поэтому предлагаю тебе отложить это до завтрашнего дня. Однако его спутница, забыв об усталости, задавала новые вопросы. Прошло много времени перед тем, как Регис закончил свои разъяснения касательно мест поселения вампиров, их жизненного цикла, порядков и этикета, классификации и истории их появления в этом мире. Его удивило, что Немайн, в отличие от многих других людей, не интересовалась ни способами защиты от вампиров, ни их рационом. Казалось, она старательно избегала этих тем, взвешивая каждое слово. Только в конце этого долгого разговора девушка сказала: — Мастер, твоя природа подразумевает постоянную тягу к тому, что мы, люди, определяем, как насилие. Но я ещё ни разу не видела, что бы ты был жесток к кому-либо. Скажи, как ты сдерживаешь себя? Впервые за вечер вампир не сразу ответил на вопрос. Слова Немайн застали его врасплох. — Я знаю, как низко могу пасть, утоляя жажду, — произнёс он после недолгой паузы. — Долгое время я жил, подчиняясь только самым низменным из моих инстинктов. Упивался насилием ради забавы и насыщения. Многие мои знакомые раньше меня осознали, что это — путь в никуда. Мне же потребовалось достичь самого дна. Я терял разум, не видел никакого смысла в собственном существовании, и, в конце концов, уподобился чумной крысе, кидающейся на всё, что движется. Непростительная оплошность — охота после обильных возлияний положила конец существу, которым я некогда был. Я не чувствовал боли, когда сельские мужики, сбежавшиеся на крик моей жертвы, вбивали колья в мои руки, не ощущал ничего кроме разочарования, когда они обезглавливали меня. Но в следующие полвека, потребовавшиеся для полной регенерации, я успел многое переосмыслить. С тех пор я не пью. Слукавлю, если скажу, что запах крови пробуждает во мне отвращение… Скорее, его вызывают воспоминания о том ничтожестве, которым я был, поддавшись пагубным привычкам. Следующие несколько минут они провели в тишине. И хотя Регис заметил, что девушка пару раз украдкой бросала на него взгляд — она так и не нашла подходящего ответа. Слова казались травнику излишними в этой ситуации. Было достаточно того, что Немайн спокойно выслушала этот рассказ и не побоялась его компании. Он уже хотел подняться, чтобы освободить место для сна, когда его спутница опустила руку ему на плечо и сказала: — Даже если я не вспомню ни одного твоего слова на утро… Спасибо, Регис. Никогда не думала, что кто-то будет доверять мне так, как ты. Вампир улыбнулся чуть шире обычного и поднялся, давая понять, что более не намерен забирать у девушки драгоценное время сна. Немайн устроилась на земле и вскоре её веки перестали подрагивать, а дыхание стало глубоким и размеренным. «Каждый из вас по своему уникален. Казалось, я уже привык к этому», — думал Регис: «Но ты удивляешь меня вновь и вновь, друг мой». Тени деревьев собрались под кронами, когда она проснулась. От утренней дымки не осталось и следа, но Немайн потребовалась пара минут, чтобы разогнать марево сонных видений и сконцентрироваться. «С каждым утром просыпаюсь всё медленнее», — корила себя девушка, выпутывая сухой лист, застрявший в волосах. «Ещё один сзади», — послышалось за спиной. Немайн попыталась нащупать злосчастный лист, но это было не так то просто. «Прости, мастер, без зеркала я буду искать его весь день». Чуть слышная поступь — даже её наставник, Дарагх аэп Эрнан, не мог передвигаться настолько скрытно. Шаг, ещё один и еле осязаемое прикосновение. Его можно было бы спутать с дуновением ветра. Несколько фраз всплыло в памяти. «Остерегайся того, кто носит твою смерть. Он приветствует солнце правой рукой, детеныш. Он смотрит на нас». Слова Ойстара. Он хотел предостеречь, но Немайн услышала только направление. Мнение сильвана о Регисе её не тревожило. Не он носит её смерть. Разве что только... «Я знаю, как низко могу пасть, утоляя жажду». Этот разговор. Был ли он на самом деле или ей всё приснилось? После их беседы была только темнота и прохлада, словно Немайн погрузилась в сокрытый от света омут. Против своего обыкновения, девушка не стала взвешивать свои действия, прикидывая их возможные последствия. — Я помню каждое слово, мастер. — С этими словами она уверенно шагнула в сторону. Стремительный, но слабый укол боли над виском заставил её развернуться. — Прошу прощения, друг мой. Мне приходилось практиковать ремесло цирюльника и я не привык к клиентам, которые так активно двигаются во время моей работы. — Травник задумчиво поворачивал прелый лист и разглядывал длинный волос, запутавшийся вокруг черешка. — Что касается твоей памяти… Я никогда не посмел бы сомневаться в ней. — Как и вмешиваться в неё? Регис добродушно улыбнулся и развел руками. За всю свою жизнь Немайн узнала много слов, значение которых ускользало от неё. Так она не понимала, как словами и поступками можно умерять чей-то страх или гнев. Девушка часто слышала, что улыбка её матери обезоруживает. Но это оказалось ложью. Единственный, кого следовало бы обезоружить, покинул их дом с триумфом. Из жизни Немайн пропала та, единственная, что могла бы передать суть непонятного слова. Но сейчас, в лесу, далеко от дома, она впервые на собственном опыте познала силу обезоруживающего жеста. К вечеру они вышли на берег Нэви. Первые звёзды уже отражались в тёмных водах. Регис уверенно вёл спутницу вдоль изгибающего русла, ожидая вскоре увидеть свет в окнах одинокой рыбацкой хаты. «Они поселились здесь очень давно. Сансретур затмил славу своей сестры самыми крупными раками на юге. Однако именно здесь, в Нэви можно найти речного угря, вы называете его Anguilla, если мне не изменяет память. Геррам, рыбак, поставлющий угря к княжескому столу», — рассказывал травник, когда они, наконец, вышли к покосившейся пристани, тянущейся от воды до самой хаты. Внезапно девушка взяла травника за руку и остановилась. — Ты ведь говорил, что рыбак и его жена живут здесь в одиночестве… — Совершенно верно, друг мой. — Регис повернулся к спутнице, неотрывно всматривающейся в полумрак за хатой. — И давно рыбак, путешествующий в Туссент по реке, содержит пять лошадей? Травник проследил за взглядом спутницы и обратил внимание на утоптанную землю за хатой и лошадиные крупы, еле освещаемые огоньком свечи, стоящей в окне дома. Регис упрекнул себя за беспечность, присущую тому, кто так редко встречает настоящую опасность. Можно было отвязать лодку, оставив хозяину что-то взамен на пристани. Только рыбаку не поможет эта компенсация, если его посетители прибыли с недобрыми намерениями. — Не верится, что праздные путешественники случайно загнали лошадей в такую даль… Отсюда до княжества несколько дней пути верхом. И идти придется не по большаку, а сквозь заросли. Кем бы ни были эти люди — они здесь не случайно. — Казалось, Немайн читала мысли травника. — Ещё не поздно развернуться. Я тревожусь о судьбе рыбака не меньше, чем ты, но мы не можем заботиться о каждом встречном. Хотел бы напомнить тебе, что в Диллингене тебя разыскивают. Возможно, вести об этом достигли и окраины южного княжества. — Развернуться и потерять ещё четыре дня… — Девушка отпустила руку Региса и направилась в сторону хаты. — Ты располагаешь всем временем этого мира, мастер, понимаю. Но я не могу похвастаться тем же. — Тогда я попрошу тебя об одной услуге: что бы ни произошло там, не забывай, что человек не может причинить мне вред. Нам обоим стоит волноваться только о твоей безопасности. — Травник поравнялся со спутницей у двери покосившегося дома и толкнул дверь. Трубочный дым плотной завесой укрыл всех посетителей рыбацкой хаты, и только свечи, расставленные вдоль окон выхватывали их расплывчатые силуэты. Вечерний ветер, ворвавшийся в комнату через открытую Регисом дверь, толчками разгонял тяжелый накуренный воздух. За круглым столом друг напротив друга сидели двое. Один из них, широкоплечий и грузный, сгорбился над ворохом карт. Второй вальяжно набивал трубку, не обращая внимание ни на оппонента, ни на незваных гостей. За его спиной темнели четыре фигуры, заслоняющие женщину, всхлипывающую в дальнем углу хаты. Никто не пошевелился, когда путники переступили порог. «Приветствую, Геррам!» — произнёс травник и мужчина, склонившийся над картами, тяжело вздохнул. Он сидел спиной ко входу и не повернулся к своим новым гостям. Казалось, он был поглощен партией, которую явно проигрывал. Его противник запалил туго набитую трубку, поднял со стола свои карты и сказал: — Геррам… Он ничего не смыслит в радушии и в картах. Не обижайся на него, путник. — В свете тлеющего табака его глаза походили на две капли рыжей камеди. Он перевёл взгляд с Региса на широкоплечего мужчину и добавил: — Уступи место нашим гостям, братишка. Всё равно от тебя никакой пользы за столом. Геррам медленно поднялся. Он оказался настолько высоким, что мог случайно задеть перекладину на потолке. Беззвучно придвинув к столу покосившийся табурет, он слился с мраком, скрывающим женщину, и её порывистые всхлипы затихли. Травник и его спутница заняли места за столом. Все взгляды были устремлены на них. Мужчина, куривший трубку, рассматривал свои карты и удовлетворённо улыбался то ли самому себе, то ли новым гостям. — В отличие от брата, я всегда уважал законы гостеприимства, друзья! Меня зовут Фреккам. Благодарите своих богов за то, что сегодня вас принимаю я, а не этот идиот. — С каждым мгновением голос мужчины становился всё громче. Потускневшие обрывки некогда богатого воротника, венчавшего его накидку, вздрагивали в такт словам. — Однако я не играю с теми, чьих имён не знаю. — Знакомые называют меня Регис, — ответил травник. Его лицо оставалось непроницаемым. — Мы с моей спутницей, Немайн, направляемся в Туссент и рассчитываем попасть туда по реке. Поэтому мы и навестили Геррама. Полагаю, у самого известного ловца угрей должна быть хорошая лодка. — Туссент? — Фреккам усмехнулся. — Ещё одна пара глупцов соблазнилась этой дырой. Южное княжество провоняло тухлой водой и горькими семенами винограда. Поверьте мне — я родом из Лисьих ям, полжизни угробил на старой просеке. Анариетта, наша милостивая княгиня, изворачивается, как змея в печи, лишь бы показать свою вотчину с лучшей стороны и заманить новых купцов и работников. Только вот после смерти Раймунда княжество катится к чертям. — И всё же, нам необходимо в Туссент и как можно скорее. Поэтому мы предпочли бы не тратить время на карточные игры и прервать эту трогательную, но, без сомнения, затянувшуюся сцену семейного воссоединения. Травник почувствовал, как Немайн еле заметно коснулась его колена. Она смотрела на тёмные фигуры за спиной Фреккама. Одна из них сдвинулась с места и подошла к столу. На засаленные щербатые доски с тяжелым стуком опустилось что-то, завернутое в тряпьё. — Регис, дружище, не подобает отказывать мне в такой мелочи, как партия в гвинт. — Фреккам небрежно откинул края ткани и развернул заряженный арбалет. Опустив руку к спусковому крючку, он немного помедлил и направил оружие на Немайн. — В конечном итоге, мы все пришли сюда, чтобы провести это время с пользой. Не вижу причин вам покидать этот стол так рано. *Ergo — следовательно.