Паромщик

***

      «Я», — говорит, — «верю истово, что доведение до неистовства до добра не доводит. До амока — может, только это уже совсем другая история. И почему бы», — серьёзно, — «не преподавать науку гнева ещё со школы, а?»       «И лекции по отчаянию вместо классных часов».       «Вот, ты понимаешь. Дверь на засов — и затянуть об этой вашей хвалёной статистике. Занудность её — та ещё мистика, знаешь? Мол, каждый первый из рода человеческого — человечен, а значит — конечен. Ведь ничего бесконечного в мире нет — ох, знали бы они про Лету! Как думаешь, сколько бессмертных породила б такая наука? Дети идут от противного. Кто со злости, кто — скуки, а кто с интереса. Вечные двигатели общества, и зачем их изобретать?»       «Лучше б придумали, как повернуть время вспять?»       «И то правда. Могут. И безо всякой подмоги. Крак! И мир сломан, ведь времени нет и не было изначально, а они — зачем-то — его придумали. Как — ты помнишь? — тех черепах и слонов...»       «И котов. Люди любят котов».       «И котов», — смиренно. — «И ход часов. Почему же ещё, ты думаешь, те то и дело встают? Мир держать-то не только киты устают. И ведь если киты мифические, то часы — настоящие. Вот и ломаются. Но задумка, конечно, блестящая».       «Буквально: блестящая».       «Не занудствуй, дитя это не к лицу».       «Всё-всё, я уже ухожу».       «Провожу».       «Спасибо. И ведь если часы — опора, то кто тогда ты?»       «Я?» — и на выдохе: — «Ха. Кто-то же должен чинить часы».