Точка Б.

      Шесть часов утра. Комнату наполняет самый мерзкий звук, который я ненавидела всей душой. Звук будильника, оповещавшего меня о том, что самое время оторвать себя от кровати и начать собираться. Будучи самой настоящей совой, мне никогда не удавалось просыпаться по одному только звуку будильника, подниматься с кровати и сразу начинать сборы. Сегодняшний день, конечно же, не стал исключением. Шумно выдыхая, переворачиваюсь на другой бок, силясь не схватить надоевший будильник и не запустить им в стену. Вместо этого недовольно тянусь на кровати, отключаю звук и накрываюсь одеялом с головой. «Пять минут. Пять минут, и я встаю» - быстро проносится в моей голове, и я снова закрываю глаза, мысленно обещая себе не засыпать.       Прихожу в себя через пол часа и понимаю, что уже опаздываю. Времени на сборы осталось катастрофически мало, а опаздывать в первый съемочный день явно не входило в мои планы. Когда Лена неудачно моргает, то она пропускает все на свете. И уже сейчас я ругаю себя последними словами, которые только есть в моем словарном запасе, за то, что в очередной раз дала слабину и не смогла встать с первым же будильником. Сколько раз уже обещала сама себе так не делать, сколько раз опаздывала из-за подобных происшествий, сколько раз ругалась с Сережей [Мильниченко] из-за того, что я «совершенно несобранная и абсолютно непунктуальная». И каждый раз, обещая себе, что такого больше не повториться, я наступала на те же грабли. Снова и снова. И вот сейчас, подрываясь с кровати, словно на улице началась война, а от меня зависят жизнь миллионов людей, я хватаю полотенце, которое висело на стуле, и пулей отправляюсь в душ. Продолжая рисовать себе самые ужасные картины моего опоздания в собственной голове, в душе я в итоге пребываю не больше десяти минут. Сама удивляюсь как так вышло, но уже через двадцать минут после моего пробуждения, я была собрана и готова выдвигаться на съемочную площадку, если бы не одно маленько «но». Точнее большое, мохнатое «но», которое нуждается в моем внимании и которое, конечно же, нужно вывести на прогулку. Кому как не Лене этим заниматься, какая разница, что она уже и без того опаздывает. Судорожно смотрю на часы и понимаю, что нагоняя от Сережи и режиссеров мне все равно уже не избежать, отправляюсь на прогулку с любимой собакой, которой необходимо как минимум пол часа.       Знаете, иногда мне кажется, что я из того числа людей, которые всегда найдут себе приключения на пятую точку. И дело не в том, что я рассеянная, несобранная или какая-то там еще. Дело в том, что даже если я буду делать все идеально, что-то все равно пойдет не так. Обязательно найдется какой-нибудь внешний фактор, который испортит все мои старания и сведет все труды на нет. В какой-то момент я просто научилась с этим мириться, потому что сделать ничего не могла. Каждый раз чем больше я старалась, тем больше не самых приятных последствий возникало после. Поэтому какая разница опоздаю я на пять минут или на пятнадцать – криков и скандала все равно уже не избежать. Мильниченко всегда нужен был лишь повод для того, чтобы начать свою очередную гневную тираду о том, какие мы все безалаберные, безответственные, неблагодарные существа, один только он у нас был добрым, милым и пушистым. Впрочем, мы с девчонками все равно его любили. Любили хотя бы за то, что он дал нам шанс, о котором мечтали тысячи. Он дал этот шанс именно нам, поверил в нас, видел в нас потенциал, которого никто другой разглядеть не смог. Он воспитывал нас, поддерживал нас, защищал нас, помогал советами, ругал нас. Он делал нас теми, кем мы должны были стать. Кем мы сами хотели стать. Так что его злость я всегда воспринимала как очередной пинок под зад ради самосовершенствования. Он был нашим главным мотиватором. Поэтому все его слова каждая из нас старалась воспринимать не как очередную ругань в своей адрес, а выносить из этого конструктивную критику. Правда, не всегда это получалось. Но мы старались. Мы всегда старались.       И во многом, если не во всем, все то, что сейчас происходит с нами, именно его заслуга. Сделать из скромных московских девочек настоящих рок-звезд [хотя сама я с трудом готова была назвать нашу музыку роком], которые уже через несколько месяцев станут знаменитыми на всю страну – такое мог сотворить только наш Сергей Григорьевич. Поэтому подводить его в первый же день было очень неудобно и страшно. Но отмотать время назад и не дать себе тех злосчастных пяти минут я, к сожалению, не могла. Поэтому оставалось лишь мысленно настраиваться на то, что криков будет много и молиться, чтобы его нравоучения оказались не прилюдными, иначе краснеть мне придется в разы сильнее обычного. Даже оправдываться стыдно будет.       Я прибыла на площадку в тот момент, когда все нормальные, а главное пунктуальные, люди были уже на площадке и готовы к работе. Мечтая незаметно проскочить мимо ненужных глаз, все снова пошло не так, как мне того хотелось. В коридоре школы, где проходил сегодня съемочный день [к слову, с начала съемок прошла уже почти неделя, но для меня это был первый съемочный день, поэтому нервничала я намного больше остальных], я тут же натыкаюсь на нашего режиссера, Сергея Арланова, следом за которым шел наш продюсер Сергей Григорьевич. Завидев меня, Сережа моментально метнул на меня испепеляющий взгляд, по которому я поняла, что сейчас начнется моя казнь.       - Третьякова! – тут же заорал мужчина, не сводя с меня полного недовольства и возмущения взгляда – Ты время видела? Пол часа! Ты опоздала на целых полчаса! Ты вообще в своем уме? Из-за тебя все производство стоит, ничего начать не можем! Когда ты уже перестанешь быть настолько безответственной? – продолжал кричать мужчина, пока я, потупив взгляд куда-то в пол пыталась придумать хотя бы одну достойную причину, объясняющую мое настолько непростительное опоздание. Но, как назло, в голову не лезло ничего приличного.       - Я проспала – тихо промямлила я и тут же поспешила добавить, подняв на мужчин полные энтузиазма глаза – Но это первый и последний раз, обещаю. Такого никогда больше не повторится. Я говорила настолько быстро, что сама не успевала следить за тем, что вылетает из моего рта. И готовая продолжить дальше обещать им золотые горы, я не успеваю и рта раскрыть, потому что меня перебивает Сережа, который, кажется, готов сейчас метать гром и молнии.       - Проспала она! Посмотрите на нее! Да лучше б вообще молчала стояла. Почему с тобой вечно одни проблемы, Лена? – мой продюсер снова задает вопрос, который уже давно пора возвести в ранг риторических. Если бы я знала почему со мной одни проблемы, то я бы сделала все, чтобы такого больше не повторялось. Но, видимо, все это сильнее меня.       Снова смотрю куда-то в пол, продолжая выслушивать безграничное количество бранных слов в свой адрес, не желая больше вступать в перепалку с кем бы то ни было. Сейчас проще и безопаснее для меня самой промолчать, чем показывать все грани собственного характера. Целее буду, знаете ли. И мне страшно предположить сколько еще мог бы длиться монолог Мильниченко о моем полном отсутствии порядочности, если бы не посторонний голос, который, кажется, выбил продюсера из колеи, а меня заставил возрадоваться собственной удаче. Хотя, зная Сергея Григорьевича, вряд ли он успокоиться, пока не закончит со мной и не выжмет из меня все соки. Но сейчас меня это уже мало волновало.       Поднимаю глаза в поисках своего спасителя, но не успею найти кого-то взглядом, зато чувствую, как тяжелая мужская рука падает на мои плечи. Оборачиваюсь в сторону, откуда услышала голос и тут же мысленно выругала себя. И почему я не смогла сразу узнать его. Наверно, была слишком поглощена самокопанием и поисками ответа на вопрос «почему со мной всегда одни проблемы». На лице мужчины просияла ослепительная улыбка и, подмигнув мне, его взгляд тут же устремляется в сторону двух мужчин теперь уже стоявших напротив нас.       - Чего вы взъелись на ребенка – произносит мужчина, продолжая улыбаться, а я тут же пускаю в его сторону гневный взгляд – Ну опоздала немного, ну с кем не бывает. С непривычки и не такое случается. – продолжает брюнет, не убирая руки с моего плеча и не меняя своей фирменной улыбки – Давайте наши с ней сцены оставим на вечер, я готов задержаться на добровольных основах. Продолжая смотреть на мужчину, я немного смутилась от его энтузиазма и такого самопожертвования ради той, кого он знал всего пару дней. Хотя обольщаться мне не стоило, ради съемочного процесса всегда можно пойти на небольшие жертвы, и дело тут вовсе не в его расположенности ко мне. Но все равно я просияла довольной улыбкой, когда поняла, что моя казнь откладывается на неопределённый срок. И кто говорил, что в мире не осталось принцев на белом коне. Пусть он не совсем принц, без белого коня и уже облачен в спортивный костюм, но меньше благодарности и любви к Абдулову на данный момент я испытывать не стала. Кажется, все произошло с точностью да наоборот. Промолчав, Мильниченко сообщил мне, что еще не закончил со мной [и почему я не удивлена], развернулся и ушел. Арланов направился же в противоположную сторону, продолжая кричать на весь школьный коридор, отдавая последние указания и объявляя десятиминутную готовность. А мы так и остались стоять на месте еще несколько секунд. Снова потупив взгляд, я внезапно почувствовала, как благодарность сменяется стыдом за то, что теперь человеку из-за меня придется менять свои планы.       - Чего приуныла, Ленка? Расслабься, поорет и перестанет. Кто хотя бы раз в жизни не опаздывал – продолжает Виталий, даже не пытаясь снять своей гигантской руки с моих хрупких плеч. Наконец, отрываюсь от изучения пола и поднимаю взгляд на мужчину, который все еще продолжал улыбаться. Смотрю ему в глаза и, кажется, начинаю терять почву под собственными ногами. Еще во время нашего первого знакомства, около двух недель назад, я обратила внимания на эти два голубых озера, которые простые смертные называют банальным выражением «цвет глаз». Но глаза Абдулова не были банальными. За всю свою, пусть еще и недолгую, жизнь я видела достаточное число людей, которые имели голубой цвет глаз, поэтому я знаю, о чем говорю. Его глаза были какими-то необычно притягательными, а сам он все время смотрел так, будто бы понимает тебя так, как никто и никогда в жизни понять не сможет. Его взгляд всегда был каким-то невообразимо нежным, вкрадчивым, проникающим в самые сокровенные уголки души. И самое странное, что этому даже не хотелось сопротивляться. Каждый раз возникало желание, чтобы он просто вечно смотрел на тебя и позволял тебе тонуть в своих кристально голубых озерах глаз, дна которым не было видно.       - Спасибо – негромко произношу я, когда, наконец, сумела собраться с мыслями – Но не стоило. Теперь тебе придется из-за меня менять все свои планы на вечер – всегда смелая Лена Третьякова, которая никогда не лезла за словом в карман, внезапно превратилась в смущенную старшеклассницу Елену Кулемину, которая испытывает нежные чувства к своему преподавателю. По крайней мере, ощущала себя сейчас я именно так. Где-то на задворках сознания пробегает мысль, что если бы у меня был такой учитель физкультуры в школе, то я бы тоже не удержалась. Осекаюсь на середине своих далеко убегающих мыслей и снова опускаю голову вниз, не в силах больше видеть собственное отражение в холодных водах его глаз.       - Так, Третьякова, заканчивай с самобичеванием. Ничего мне менять не придется. Не бери в голову – он чуть сильнее сжимает мои плечи, а после выпускает из объятий – А теперь марш переодеваться! А то мы здесь точно ночевать останемся – широко улыбнувшись, мужчина подталкивается меня вперед, а после хватается своими огромными ладонями за мои плечи, вышагивая следом за мной – Пошли, провожу, ребенок. А то потеряешься еще. И как же ему повезло, что сейчас у меня нет возможности обернуться и сказать ему все, что я о нем думаю. Его руки крепко держали мои плечи, сам он вел меня по коридорам в еще неизвестном для меня направлении, а я мысленно ругала себя за то, что оказываюсь настолько податливой в его присутствии. Словно предчувствуя, что когда-то это выйдет мне боком. Но что может случиться плохого, учитывая нашу непомерно большую разницу в возрасте?